Вспомнив о ней, он произнес проклятие. Розалия любила со всем пылом юности и умерла из-за него. С тех пор он слишком часто вспоминал, каким является монстром, становясь почти больным при мысли об этом. Бывали минуты, когда смерть казалась ему счастьем.

Он вспомнил последний, самый сильный приступ тринадцать лет назад, когда чуть не убил себя, уже готовый выйти на солнечный свет. Была ночь, и ему оставалось лишь дождаться утра. И в эту ночь он впервые увидел Сару, какой она была тогда. Маленькая золотоволосая девочка, одиноко забившаяся в угол пустой комнаты.

Она плакала так тихо, будто боялась побеспокоить кого-то в тишине ночи. Эти звуки, полные безграничной печали, оторвали его от собственных переживаний. Идя на плач, он оказался возле какой-то усадьбы.

Когда он взял девочку на руки, она перестала плакать и уставилась на него огромными голубыми глазами, ярко сверкавшими слезами. А потом улыбнулась ему гак нежно, невинно и доверчиво, что он тут же поклялся охранять ее всю оставшуюся ей жизнь.

Он прошел по комнатам, смотря, нет ли где матери малышки, но ни одной живой души не было в этом доме. Мебель стояла в чехлах, шкафы — без одежды.

Он выругался, удивляясь, как можно было оставить такую прелестную малышку.

Позже он узнал, что мать Сары, Аделаида Дункан, принесла ее в этот дом и бросила посреди ночи одну. Люди в городе видели, как она шла вместе с девочкой.

Этой же ночью он отнес девочку в сиротский приют к сестрам милосердия.

Она так жалобно смотрела на него, когда он передавал ее няням, словно понимала, что больше никогда в жизни не увидит его.

Он же с тех пор стал наблюдать за ней.

Тихий медленный вздох слетел с его губ, когда он заглянул в свое покрытое мраком сердце. Сара. Что будет с ним, если она лишит себя жизни, пока он будет спать. Чем будет его жизнь без нее?

«Ты пришел, чтобы взять меня на небо?» -звучал в его памяти голос девушки вместе с его собственным ответом: «Этого я не могу». Пожалуй, это были самые правдивые слова из всех, когда-либо им сказанных. Ему никогда не достичь небес. Это не в его власти.

«Твое имя Габриель?» — спросила она, чтобы услышать: «Если пожелаешь».

Нежная улыбка изогнула уголки его губ. Он прожил много жизней и носил много имен, но ни одно не нравилось ему так, как то, что дала ему она.

В этой жизни, ее жизни, он будет Габриель.

ГЛАВА III

Сара со вздохом закрыла книгу. «Еще один счастливый конец», — уныло подумала она. Если бы только в реальной жизни вышло так, как в книжке. Если бы ее ждал прекрасный принц и увез с собой на быстром белоснежном скакуне. Высокий черноволосый мужчина, способный увидеть женщину в калеке, сидящей в инвалидном кресле.

Она уставилась на закрытые двери веранды, вспоминая таинственного незнакомца, посетившего ее прошлой ночью. Слабая улыбка приподняла уголки ее губ. Весь день она думала о нем, творя одну фантазию за другой.

Он был принцем, отправившимся на поиски своей Золушки.

Эксцентричным богачом, пожелавшим найти необыкновенную невесту.

Заколдованным чудовищем из детской сказки, и только она одна в целом свете могла спасти его…

Болезненный стон вдруг вырвался у нее из горла. Неважно, человек, принц или чудовище — никто из них не полюбит калеку. Какому принцу нужна принцесса, не умеющая ходить, какое чудовище удовлетворится жалким человеческим обломком?

Слезы навернулись ей на глаза, и Сара смахнула их тыльной стороной ладони. Ей хотелось кричать и рыдать, выть от жалости к себе. Было стыдно, но она ничего не могла с собой поделать. Ей уже почти семнадцать лет. Она хочет бегать по лугам, залитым солнечным светом, бродить в тенистых зеленых аллеях, плавать в прекрасном голубом озере позади их приюта. И больше всего ей хочется танцевать.

Сара смотрела на хорошенькую маленькую куколку-балерину на крышке музыкальной шкатулки, стоявшей на столике возле ее постели. С детских лет она мечтала танцевать. Но мечты и надежды гасли всякий раз, как доктор менял распорки на ее ножках. Ей казалось, что она вот-вот сделает первый неровный шажок, но тут же снова оказывалась закованной. Каждый такой раз ей казалось, что она сама умирает вместе с миром своих надежд. Ее убивало трезвое и холодное сознание того, что она никогда не сможет ходить. Никогда ей не стать балериной. Всю жизнь ей предназначено провести в инвалидном кресле.

Но она не смеет плакать! Не должна!

Сара поспешно подавила рыдания, увидев, как открывается дверь и в комнату входит сестра Мария-Жозефа, чтобы помочь ей приготовиться ко сну.

— Добрых снов, дорогое дитя, — сказала напоследок Мария-Жозефа. Уходя, она не забыла проверить, на месте ли звонок, чтобы Сара могла позвать ночью няню в случае необходимости.

Сара лежала с открытыми глазами, провожая последние звуки засыпающего дома. Затем, готовясь заснуть сама, она натянула до подбородка одеяло и вдруг заметила сквозь прозрачные занавески двери веранды движущуюся тень.

— Габриель? — Она напряженно всматривалась в черноту. — Габриель? — снова повторила она, слыша эхо вскрика в одиноких коридорах своего сердца. — Если ты здесь, войди!

Она затаила дыхание, ожидая и надеясь, и дверь отворилась, пропуская черный силуэт, освещенный лунным светом.

— Габриель.

— Сара. — Кивнув ей, он шагнул в комнату и закрыл за собой дверь.

— Ты еще не спишь?

— Я не устала.

— Ты плакала, — отметил он, и в голосе его звучало неодобрение и сожаление. Сара качнула головой.

— Нет.

Сев в постели, она зажгла лампу на столике.

— Ты снова следил за мной?

Габриель кивнул. Он давно стоял в тени, наблюдая, как она читает. Все мысли девушки отражались на ее лице как в книге. Он знал, что она воображала себя героиней, жаждущей вечной, прекрасной любви, и сожалела о том, что такая любовь бывает лишь в книжках.

— Я уже видела тебя раньше? — спросила Сара. — До вчерашней ночи? — Она изучала его лицо, темно-серые глаза, резко очерченные скулы. — Я помню тебя.

Габриель недоверчиво покачал головой. Она не могла помнить его. Это невозможно.

— Это ты принес меня в приют.

— Но как ты можешь помнить это? Ведь ты была совсем крошкой.

— Значит, это был ты! — Она торжествующе улыбнулась. — Неужели я могла бы забыть своего ангела-хранителя?

Лицо Габриеля дрогнуло при этих словах, поднимавших в нем волну отвращения к самому себе, будивших в нем чувство вины. Если он и был ангелом, то ангелом смерти.

— И с тех пор ты наблюдал за мной. Почему?

В самом деле, почему, подумал он, сознавая, что не сможет рассказать ей о своих чувствах, о том, что ему кажется, будто в ней заключено все, что он потерял; что его притягивает к ней как к маяку, зажженному во мраке. Как он может объяснить, что по мере того как она растет и расцветает, он все сильнее испытывает к ней вожделение! Нет. Никогда. Засунув руки в карманы, он сжал их в кулаки.

— Почему? — Он заставил себя улыбнуться. — В самом деле, любопытно узнать.

— Я знаю, — быстро сказала Сара. — Однажды ты спас меня, и тебе хотелось знать, что со мной станет.

— Можешь так и считать.

— Ну, и как я теперь?

— Ты очень красива, — прошептал он.

— Красива, но беспомощна.

— Сара! — Сердце его замирало от боли за нее. — Никогда не говори так, ты не должна мучить себя!

— Почему нет? Ведь это правда. И я никому не нужна.

— Нужна. Ты нужна мне.

— Вот как? — Ее голос звучал скептически. — Зачем?

«Зачем?» — подумал он, не в силах объяснить ей, что она значит для него.

— Тебе не о ком больше заботиться?

— У меня нет семьи, — покорно отозвался Габриель. — Нет и близких друзей. Когда я нашел тебя, ты стала моей семьей. Иногда мне хочется видеть тебя своей дочерью…

— И ты приносил мне подарки, да? — Сара взглянула на музыкальную шкатулку с балериной. — Ты приносил мне подарки на мой день рождения и на Рождество.