Диана приподняла идеально выщипанные брови:

– А оно тебе надо? Мне, допустим, и так хорошо.

– Да, надо! Вот из принципа: чтобы было! Ведь ты пойми: это же человек официальноберет на себя ответственность за содержание тебя практически всю жизнь. Это о чем-то говорит! Об отношении! А у нас что? Секс – не повод для знакомства?

– Ну как знаешь. Если хочешь замуж, то, конечно, выходи. Ну и отсылай эту Стефани куда подальше.

Нора довольно улыбнулась:

– Значит, ты тоже считаешь, что идея хорошая? Вот только посоветуй, как мне лучше поступить: позвонить ей и сказать, что это Джордж дал мне ее номер телефона или спросить ее номер у лорда Блэкриджа и сказать, что это он дал мне номер?

– Ну… Я бы, наверное, на всякий случай сказала бы, что Джордж дал. Мало ли что у них… А так она будет видеть, что от тебя у него нет секретов, что ты в курсе их отношений и что Джордж сам хочет, чтобы она уехала в это удаленное аббатство. А значит, он не хочет больше ее видеть.

Нора просияла:

– Ты умница, Диана! Я так и сделаю. Так что, едем сегодня к Марио?

– Пожалуй. Почему бы и не поразвлечься?

Психолог – «О, называйте меня просто Элинор!» – оказалась приятной пышной блондинкой неопределенного возраста. Ей могло быть и тридцать, и сорок: ухоженное лицо, ни одной морщины, обаятельная улыбка, плавные кошачьи движения. Она смотрела Стефани в глаза и слушала очень внимательно.

Вначале, несмотря на глубокое мягкое кресло, тишину и располагающую внешность психолога, Стефани чувствовала себя несколько скованно. Непривычно было рассказывать чужому человеку о своих проблемах. Но она твердо решила все рассказать, поскольку понимала, что иначе специалист не сможет ей помочь. А помощь была ей очень нужна! Преодолевая смущение, Стефани начала говорить. Сначала о том, что она считала в своей жизни не таким стыдным, терпимым, а потом, как будто открыли на всю мощь кран: Стефани потеряла контроль над тем, что она говорит, рассказывая Элинор то, о чем она ни с кем никогда не говорила.

– Всю жизнь я страдаю от лишнего веса и от отсутствия любви.

– Любите вкусно и много поесть?

– Да. Я как бы компенсирую едой отсутствие любви. Родители меня никогда не любили. А почему, спрашивается? Я росла послушным ребенком, училась в школе на «отлично»: все старалась заслужить их любовь. Я никогда не просила у них денег, считала, что они не обязаны мне их давать: ведь я сама ничего не зарабатываю. Мне было стыдно просить деньги у родителей. А вот мои сверстники всегда получали карманные деньги, да и еще могли попросить или потребовать денег у мамы с папой. И родители их любили и гордились ими, даже если они учились плохо. Я не раз слышала, как мамины подруги расхваливали своих детей, да и сейчас женщины на работе хвастаются своими детьми. Они для них – самые лучшие. Даже если этот ребенок – уже взрослый парень, который не работает и не учится, а его мать вынуждена вкалывать с утра до ночи, чтобы его содержать. А мною мать вечно была недовольна. Всегда считала, что другие дети лучше меня, а я – самая плохая. Она говорила, например: «Посмотри на Кэтрин. Кэтрин такая хорошая девочка. Кэтрин то, Кэтрин се. А ты, такая-разтакая, хуже всех, ты не умеешь общаться с людьми, ты никому не нужна»… И так далее. Я обычно на это отвечала, что давай, мол, поменяемся: ты удочеришь Кэтрин, а я пойду к ее родителям. И это еще что! Мать запросто могла мне сказать: «Я не люблю тебя». Я не представляю, как такое можно говорить своему ребенку. Если у меня будут дети, я постараюсь дать им все душевное тепло, которого я не получила в детстве. Я хочу быть им близкой подругой, человеком, которому они доверяют. А вот я никогда не могла поговорить с матерью по душам. Ее вообще не интересовало, какие у меня мысли, чувства, проблемы. Когда мне было восемь лет, я заболела пиелонефритом и попала в больницу. Родители не навещали меня, и я очень переживала, так как не знала, сколько мне еще предстоит там оставаться. Я чувствовала себя всеми покинутой и начала есть булочки, которые покупала в больничном кафетерии, и ела, ела… Конечно, я поправилась, а вернувшись домой, продолжала есть мучные изделия. Когда отец был дома, он запрещал матери отбирать у меня еду, говорил: «Не трогай ее, пусть ест», а когда отца не было, я опять же просто брала булочки и конфеты без спросу. Папу я редко видела. А мать вечно пилила меня: «Ты – толстая корова! Ты такая никому не будешь нужна! У тебя не будет друзей! Парни не будут за тобой ухаживать! Ты не выйдешь замуж! Уродка! Над тобой все будут смеяться!» И у меня такое впечатление, что я до сих пор выполняю эту мамину программу.

– Я понимаю вас, – кивнула Элинор. – Такое отношение матери, безусловно, вас травмировало, и вы не могли нормально развиваться и строить свою личную жизнь.

– Она показывала мне фото своей бабушки, которой она очень гордилась: «Вот, смотри, какая красавица! А ты позоришь наш род! У нас в роду все женщины красивые. Фото моей матери, к сожалению, не сохранились, а вот можешь посмотреть на меня в молодости. Видишь, какая я стройная? То-то мне удалось выйти замуж за твоего отца. А такая уродина, как ты, вообще ни за кого замуж не выйдет, даже за простого рабочего!» Одна из фотографий прабабушки была заштрихована простым карандашом. Я спросила, кто это сделал и почему. «Сама моя бабушка, – ответила мать. – Она долго оставалась красивой, даже когда ей было уже за сорок. У нее были поклонники, на улице мужчины оборачивались ей вслед. И вот она тяжело заболела астмой и вмиг состарилась. Зубы выпали, волосы поседели, на лице появились морщины. Она не могла смотреть на себя в зеркало. То, что она могла там увидеть, было ужасно. У нее была жуткая депрессия, ей казалось, что жизнь ее кончена, вот она и испортила свою любимую фотографию, на которой она была такая красивая! Она не могла пережить, что у нее не будет больше поклонников, мужчины больше не будут обращать на нее внимание. Ведь действительно, какому мужчине нужна старая и страшная женщина!» Ну тогда даже и хорошо, что у меня не будет поклонников, думала я, не следует к ним привыкать, раз их утрата приносит в старости такие страдания.

– У вас будет такой мужчина, который будет любить вас, несмотря на то, что у вас неидеальная фигура, и он будет любить вас в любом возрасте, даже когда вы состаритесь.

– Что вы! – не поверила Стефани. – Разве такое возможно? Я думаю, в моем возрасте я уже никого не смогу заинтересовать.

Элинор покачала головой.

– Вы мыслите стереотипами. На самом деле в вашем возрасте многие разводятся и находят новых партнеров. Им хочется чего-то новенького, интересного. Так что вы ничего не потеряли, до сих пор не будучи замужем. С таким же успехом вы могли уже сходить под венец и развестись. А сколько есть пар, где женщина просто «тянет лямку» привычной жизни, находясь замужем за алкоголиком, например? Вот у таких женщин все действительно в прошлом. А у вас жизнь только начинается. У вас все впереди, – убежденно закончила Элинор и вдруг спросила: – Вы знаете, как делается жемчуг?

– Искусственный?

– Нет, натуральный.

– Не знаю.

– Моллюск живет в раковине. И обычно, когда моллюск созревает, он выходит из раковины и дальше живет своей жизнью. Но бывают случаи, когда моллюск из-за травмы не может выйти из раковины и жить полноценной жизнью. Он остается в раковине и покрывается перламутром. Чем дольше в раковине, тем больше драгоценного перламутра. И вот водолазы с трудом выискивают жемчужины, которые так высоко ценятся. Но когда водолаз найдет жемчужину и достанет ее из раковины, ее надо держать уже только на свету. Иначе она желтеет, теряет свою ценность. Так и вы – как жемчужина: из-за травмы, полученной в детстве, вы не смогли жить полноценной жизнью, но за это время накопили достаточно перламутра и теперь представляете собой драгоценность, которая украсит жизнь мужчины, который будет рядом с вами.

Стефани слабо улыбнулась и возразила: