А вокруг нее на кровати валялась целая кипа всевозможных презервативов. Гарриет никогда не пользовалась такими вещами. Как-то раз, еще в школьные годы, ее подружка Мораг принесла парочку, и они, хихикая, надули их, сидя на скамейке под буками недалеко от бензоколонки. Когда у нее появились любовники, она стала принимать противозачаточные пилюли. Два года назад, замучившись от постоянных головных болей, Гарриет бросила пилюли и стала пользоваться колпачками. Это ей понравилось. Ей даже нравилось, как пахло от ее пальцев после того, как она вставляла колпачки. Это означало, что многое зависит от нее. Хотя бы в этом отношении.

И вот теперь ей надо научиться пользоваться презервативами. Часть отцовских денег она истратила на покупку желе и разнообразных резиновых дружков. Если мистер Трейдерз из местной аптеки и был поражен неожиданно понадобившимся ей количеством презервативов, то он и виду не подал.

Питер был в городе — разузнавал все, о чем она его просила, мальчики отправились на чай к любопытной миссис Стонер и ее ужасному ребенку. Так что Гарриет осталась дома одна и могла сколько угодно экспериментировать со «стерильным, нежирным, прозрачным, растворимым в воде» желе. Ее пес уже устал вздыхать под закрытой в спальню дверью. Гарриет смогла наконец-то сосредоточиться. Она должна была научиться быстро извлекать презервативы из фольговых пакетиков. Ей придется это делать каждый день, а может, каждую ночь. Можно же добиться определенной ловкости рук в этом деле.

Потом около получаса она практиковалась в надевании их на ручку щетки. Гарриет старалась вовсю, желая научиться делать это как можно сексуальнее. Полузакрыв глаза, она ритмично двигалась. Держать щетку зажатой между колен было очень трудно, и поначалу у нее ничего не получалось. Да, признаться, и потом она не стала виртуозом этого дела. Но девушке вообще нелегко проделывать такие манипуляции, лежа на спине. Она часто ласкала плоть Питера, лежа под ним на спине, но после этого у нее всегда сильно болело плечо. Дошло до того, что Гарриет стала избегать этих ласк, и она ограничивалась лишь тем, что сладострастно стонала.

Итак, учиться было непросто. Зато с каждым днем Гарриет становилась все стройнее и привлекательнее. Даже Питер, все время погруженный в свои мысли, заметил, как в последнее время изменились ее щеки. А что же прежде? Гарриет раньше думала, что у нее всю жизнь будут пухлые щечки. А оказывается, эту припухлость можно было убрать за считанные дни! На ее месте образовались впадины, ради которых в двадцать два года Гарриет была бы готова удавиться. Да-а, часы, проведенные в спортивном зале, давали себя знать. Но помогло и постоянное недоедание.

Временами Гарриет забывала о своих страхах и, как ракета, готова была рвануться в неизвестное. Теперь перед ней появилась новая задача — надо было подготовиться к предстоящему делу не только физически, но и морально. Времени у нее было в обрез; в нашей жизни вообще постоянно не хватает времени. Так вот: ей надо было еще научиться раздеваться.

В одном Гарриет была твердо уверена: она сумеет удержаться на плаву и не опуститься только в том случае, если будет постоянно следить за собой и держать себя в руках. И не потеряет самоуважения. Уж если у нее хватило решимости заняться весьма сомнительным делом, то она должна быть «супер».

Гарри решила про себя, что если дела у нее пойдут, то она назовется Наташей Ивановой. Почему-то имя Наташа казалось ей очень романтическим. Ей так и представлялась Россия, снег, высокие кожаные сапожки, посвист хлыста… Почему Иванова? В колледже она играла героиню с такой фамилией в одной из пьес Чехова. Это была грустная история о неудачном замужестве, последовавшем после короткой девичьей влюбленности. В том осеннем триместре Гарриет была единственной из студентов, которая играла роль жены. Она не очень хорошо справлялась с этой ролью. Но пьеса русского драматурга до сих пор не шла у нее из головы. Наташа Иванова… В этом имени было что-то мистическое. Такая женщина может быть и надменной, и немного шаловливой.

Между прочим, Наташин дедушка — ссыльный русский еврей — приехал из Берлина в начале войны. Целых тридцать лет работал он портным, и, надо сказать, отличным портным. В спиталфилдсе. Не слишком ли надуманно? Вроде бы нет. Скорее всего, нет.

Отец Наташи был школьным инспектором. Да. Хорошим, скучноватым и чопорным человеком. Не слишком ли: отец шлюхи — школьный инспектор? Может, ему лучше быть проповедником? А матери — монашкой. Нет-нет! Итак, надо сосредоточиться. Ее мать была отличной хозяйкой и прекрасно готовила, но умерла при родах. Наташа — единственный ребенок, воспитанный мрачноватым школьным инспектором. Ему помогала горничная. Нет. Может, его любовница? Нет, так не пойдет. Он один воспитывал ее. Так лучше всего. Джозеф Иванов и его дочь. Одни против всего мира.

Наташа будет говорить с легким акцентом — чтобы скрыть ее шотландский акцент. Почему? Да просто так вышло. Нет, потому, что она пять-шесть лет после школы жила в Париже. Не очень-то убедительно, но, возможно, сойдет. Легкий акцент, грассирующее «р», неанглийские гласные — все это поможет поставить барьер между Наташей и Гарриет — чистой матерью и женой.

Наташе будет всего двадцать три года. День рождения у нее в августе. Она Лев по гороскопу. Она живет одна в квартире к северу от Коламбия-роуд, недалеко от цветочного рынка. В былые времена Гарриет так любила ходить туда по воскресеньям. Это место недалеко от Спиталфилдса — места, где жил Наташин дед. Грязноватая, трущобная улица с кучей пивных, посетители которых расходятся лишь поздно вечером. Наташа живет на третьем, нет, на четвертом этаже, под самой крышей. Внутри ее квартира очень хороша, большая комната залита солнцем. И все уставлено вазочками с сухими букетами и цветными сосудами — в точности как в кухне Барбары Лиделл-Смит.

Подрабатывает Наташа тем, что сопровождает мужчин, Зачем ей деньги? М-м-м… Да! Она копит деньги на то, чтобы купить домик за городом — похожий на домик ее отца. А где? Может, в Нью-Форесте? Слишком далеко от города. Наташа не сможет часто ездить в Лондон вечерами. В Фарнхэме? Неплохо бы и в Кентерберри — там очень красиво. Или в Кембридже. Да. Там столько красивых мальчиков, в которых бурлят гормоны. И это совсем недалеко от Лондона. Да, именно в таком месте Наташа Иванова хотела бы бросить якорь. А вокруг бы дрейфовали красивые и светловолосые молодые люди. Все в клубных пиджаках. Итак, именно на это копит Наташа Иванова деньги.

И еще Наташа Иванова будет похожа на икону. Она понимает, что бесконечная борьба за выигрышную внешность — суровая жизненная необходимость. Наташа будет изысканно одета — в такие вещи, которые, как правило, носят только очень богатые женщины. Хорошая одежда подчеркивает сексуальность. Да, она будет подражать принцессе Дайане — вот уж кто настоящий идеал в отношении сексуальности. А шаги ее будут чуть длиннее, чем обычно. Она будет ходить, высоко подняв голову и глядя на окружающих сверху вниз. Никакой неуклюжей походки с опущенными глазами, словно ее интересуют лишь камни на мостовой.

Выглядеть Наташа будет, как женственная Эстон Мартин. Если затронуть в ней нужную струну, то в постели она будет настоящей львицей. И в мужчинах она сумеет пробудить их лучшие качества — ей, конечно, придется немало потрудиться для этого, но они непременно захотят показать себя с лучшей стороны. Однако, разумеется, по ее облику и поведению никто никогда не сможет догадаться о том, чем она зарабатывает на жизнь. Пожалуй, у нее будет такой вид, словно она-то сама себе цену знает.

Весь вопрос только в том, сможет ли Гарриет быть такой Наташей? Забавно, но, похоже, быть этой придуманной куртизанкой куда проще, чем самой собой, добропорядочной Гарриет Хэллоуэй. Если играешь какую-то роль, то очень просто потерять в этой роли наиболее ранимую часть собственного «я». Кстати, даже удивительно, как могут в игре перевоплощаться даже самые робкие люди. С точки зрения Наташи, в Гарриет Хэллоуэй было гораздо больше чистоты и сдержанности, чем на самом деле. Гарриет уже почти ревновала к тому, с какой легкостью эта Наташа Иванова проникла под ее кожу. Да, персонаж она себе придумала отличный.