Возможно, слова в романсе, сочиненном в честь королевы Пруденсии знаменитым менестрелем из Шуттбери, были другими, но Ньюфуну и Рутферу в настоящий момент было не до поэзии. Им море было по колено. Ну, Ньюфуну, может быть, чуть повыше — но он сам в этом виноват!

Да, никаких сомнений. Какой-то частью своего мозга славный мастер из клана Корсдейл понимал, что поступил не слишком дальновидно — выяснив, что клиент хорошо платит за выпивку, гном стал экономить на качестве, постоянно повышая градус напитка. В итоге к одиннадцати вечера заезжий гость из Пелаверино пил жидкость, которая использовалась в кузнице для закрепления рисунков, нанесенных на металл.

 —тенорком выводил Огги, а Ньюфун солидности ради дирижировал своей знаменитой кружкой — той самой, которую Далия подозревала в прямом сообщении с параллельными мирами, ибо налитое в нее пиво постоянно куда-то исчезало.

Спустившийся со второго (наполовину сметенного взрывом) этажа Айра, посмотрев на творящееся в обеденном зале безобразие, покачал головой и ушел ночевать в одну из кладовок под кухней; Джою Ньюфун выпроводил сам, еще когда находился в приблизительно трезвом рассудке — нечего младенцам мешать солидным гномам… ик!.. коротать вечерок за важной бесед… ик!.. ой…

Девушка что-то возражала, но Ньюфун так устал, весь вечер стараясь держать ее подальше от входа на кухню!.. Он драматическим шепотом потребовал, чтобы она спрятала в надежное место заработанное «ресторатором» за вечер, забрала свою кошку, вместе с гирями, а то что они по полу прыгают… Джоя послушно удалилась.

— Кис-кис-кис! — позвала она с лестницы.

Ньюфун подпихнул Кота, тот, покачиваясь, зазвенел «доспехом»: тот представлял собой сложное сооружение из стальных и бронзовых пластин с кольчужными вставками, своеобразной накидкой защищающей спину животного и крепящейся на шее, за передними лапами и на животе. Кроме «попонки» Кот обзавелся каской, лихо сверкающей начищенным до зеркального блеска козырьком. Сам головной убор, если честно, у любимца Напы не вызвал восторга — уши из-за него свернулись и оказались прижатыми к голове, но зато у каски был маленький, но очень острый шип, явно способный отравить жизнь всем окружающим. Оценив будущие беды, на которые он станет способен с этакой иголкой на голове, да еще защищенный гномьей сталью, где-то к середине веселого вечера ЧБК позволил подкупить себя дозой валерьянки и все-таки примерил и каску, и «панцирь».

С четвертой попытки Черно-Белый встал на лапы и тяжело поплелся на зов временной хозяйки. По лестнице он поднимался медленно-медленно.

— Споем еще? — спросил Огги.

— Не, я — работать, — отказался гном. Головой он старался не двигать, чтоб случайно не отвалилась.

— Как это — работать? Что, ты тут еще и ночным сторожем подрабатываешь?

— Нет, я тут немножко пороха взорвал… — честно ответил Ньюф. — Пойду чинить…

И он, величественный и важный, поднялся на короткие ножки, покачиваясь, добрался до дверей кухни; на этом его везение кончилось, и он рухнул, как невысокий, но тяжелый пенек, внутрь разгромленного помещения.

— Я тоже пойду поработаю, — расплылся в довольной улыбке Огги Рутфер. — Вот только немножко посплю, и потом пойду вас грабить.

Пелаверинец пинком отбросил лежащие вокруг перевернутые плошки, гирьки, кость от съеденного Котом окорока, шлем Ньюфуна, коллекцию разновеликих гирек, съехал на пол, положил под голову кулак, пристроил шляпу на грудь и сразу же захрапел.

Забытые на каминной полке свечи спокойно оплывали в своих глиняных чашках, мягко освещая картину последствий мирного междусобойчика.

Приблизительно час спустя одинокий робкий тускло-желтый огонек мигнул. Фитиль зашипел, заискрился; пламя последний раз дёрнулось вверх и опало. Рубиновое зернышко, чудом задержавшееся на дне заполненной растопленным воском плошки, испустило длинную струю белесого дыма, совершенно растворившегося среди подступившего сумрака ночи.

От расположенных под потолком окон по обеденной зале побежали светлые лунные тени. Отразились от блестящей стали развешенной по стенам ресторации коллекции фамильного оружия. Запутались в чреве остывшего камина.

В углах зашуршало. Огги, вольготно разлегшийся у опрокинутого стола, почмокал губами и расплылся в счастливой улыбке — ему снилось удачное ограбление. Свинка-копилка, наверное, тоже спала — по крайней мере, она не издавала привычное «хогри-хок» и не делала попыток напасть на окружающих.

Тени, разбросанные по опустевшей зале, вдруг зашевелились, и из щели в полу протиснулся маленькое черное существо. Одно, второе… Спустя несколько минут целая стайка лоснящихся черных скорпионов — маленьких, вряд ли больше четырех дюймов длиной, разбежалась по опрокинутой мебели, перевернутым столовым приборам и лежащему на полу телу Огги. Добежали и до спящего на пороге между кухней и обеденной залой гнома, но он им чем-то не понравился, и больше внимания не привлекал. Человек же скорпиончиков заинтересовал, они собрались вокруг Рутфера, заползли на грудь, прострекотали ножками у лица. Потом существа провели небольшое совещание — во всяком случае, постороннему наблюдателю, случись такой в поздний час в "Алой розе", показалось бы, что скорпионы именно совещаются. Они сошлись в круг, солидно покачивая увенчанными ядовитыми иглами хвостами, время от времени поднимая клешни, будто хотели взять слово, выступить перед почтеннейшей публикой. Через некоторое время, возможно, придя к какому-то решению, скорпионы собрались в сложную фигуру, напоминающую взъерошенную хризантему; те членистоногие твари, которые оказались в центре, вытянулись, устремив хвосты в неведомые дали. Неожиданно по этой сложной конструкции, собравшейся на груди спящего мужчины, пробежала зеленая искра. Мелькнув, она исчезла, и даже настороженно ожидавшая очередной попытки ограбления свинка не могла понять, куда.

Впрочем, свинке до каких-то там скорпионов, по сути, не было дела.

Поэтому уверенные в своей безопасности скорпионы разбежались с сухим едва слышным шелестом по спящему пелаверинцу и начали осторожно его исследовать. То касаясь клешнями лица Огги, то заползая ему в карманы, они действовали последовательно и методично. Спустя некоторое время из кармана куртки Рутфера настойчивый скорпион выкатил скомканную бумажку, содержавшую словесное описание мэтрессы Далии и зашифрованные полуграмотными закорючками инструкции фрателлы Раддо. Членистоногие снова собрались на совещание; пошептались, построились в «хризантему» и коллективными усилиями выкинули из себя зеленую искру, улетевшую за пределы ресторации. Получив, спустя достаточно долгое время, ответ, скорпионы разбежались по щелям ресторации.

Один завис над смятым листком. Через несколько минут коряво написанные руны начали расплываться под действием прозрачной жидкости, упавшей с хвоста членистоногого. Дождавшись, когда записи превратятся в неудобочитаемое месиво, скорпион сбежал в ближайшую щель.

Еще пять самых крупных экземпляров остались на груди Огги. Пошептались, примерились и, будто по команде, одновременно вонзили переполненные ядом хвосты ему в шею.

Яд подействовал мгновенно. Вот Рутфер мирно посапывает и улыбается во сне, чуть заметно шевеля пальцами, будто пересчитывая полновесные золотые; а спустя доли секунды уже задыхается, хрипит, царапает ногтями вздувшееся горло. Мужчину выгнуло дугой, изо рта у него пошла бледно-зеленая обильная пена, глаза бедняги закатились, и в лунном свете было заметно, как быстро двигаются под сомкнутыми веками зрачки.