Мне очень понравилось, но когда я шла к метро, малыши хватали мам за руки и кричали:

— Мамочка, мамочка, а что это такое идет? Это тетенька или дяденька?

«Черт возьми! — терзалась я. — Может, я допустила промашку? Меня даже дети боятся». Но пока я добралась до общежития, то уже решила: наплевать. Я и не думала с этой прической понравиться детям. Мне всегда самойхотелось попробовать стать блондинкой, и, на мой взгляд, вышло чертовски клёво.

Пришла домой, а там — одна записка из агентства за другой: «Вы где? На кастинге вас все ждут. Вы собираетесь туда вернуться? Вас очень хотят там видеть…» Агентство было уже закрыто, и я позвонила Веронике домой.

— Уорис, куда вы, интересно, запропастились? Они считали, что вы просто вышли в туалет. Обещаете, что пойдете туда завтра?

И она заставила меня пообещать, что завтра я отправлюсь туда снова.

Конечно же, на кастинге сразу заметили то, о чем я умолчала в разговоре с Вероникой: вчера я была обычной африканкой, а теперь стала блондинкой из Сомали. Все, кто там был, бросили свои дела и уставились на меня:

— Bay! Просто поразительно! Это вы вчера вечером умудрились?

— Ага!

— Ох, ничего себе! Прелесть, просто прелесть! Пусть так и остается, ладно?

— Поверьте, — призналась я, — я не скоро решусь на эту пытку снова. Уж побуду пока со скальпом блондинки.

Мы вернулись к тому, на чем остановились вчера.

— Вас беспокоит то, что вы не очень хорошо говорите по-английски? Вас именно это тревожит?

— Ага.

Я так и не смогла признаться, что не умею читать.

— Ладно. Постойте пока там. Посмотрите направо. Посмотрите налево. Скажите, как вас зовут, откуда вы родом, какое агентство вас прислало, — этого будет достаточно.

Ну, такое-то я могла осилить.

Покончив с этим и находясь в двух шагах от агентства Кроуфорда, я решила, что забавно будет показаться у них с новой прической. Они прямо-таки обалдели.

— Ни фига себе! Что это вы сотворили с волосами?

— Так красиво же, разве нет?

— Боже правый, какое там красиво! Мы же не можем теперь брать на вас заказы! Прежде чем менять внешность так радикально, надо советоваться с нами, Уорис. Клиент должен четко знать, что мы ему предлагаем. Так что эти волосы отныне не ваши личныеи вы не можете делать с ними все, что заблагорассудится.

Правда, киношникам на кастинге мои волосы понравились, и я получила роль в фильме о Бонде. Но в агентстве меня с тех пор звали не иначе, как Гиннесс [11]: я же была темнокожая, а волосы на голове светлые.

Я с нетерпением ждала начала своей карьеры в кино — до того дня, как зашла в агентство и Вероника сказала:

— У меня важные новости для вас, Уорис. «Искры из глаз» будут сниматься в Марокко.

Я так и застыла.

— Понимаете… К сожалению, мне надо вам кое-что сказать, хотя и очень бы не хотелось. Помните, в тот день, когда я к вам устраивалась, вы спросили, есть ли у меня паспорт? Ну, есть-то он есть, только виза давно просрочена, и если я уеду из Англии, то назад меня не пустят.

— Уорис, вы меня обманули! Чтобы работать моделью, паспорт у вас должен быть в полном порядке, иначе какая же работа? Ведь все время надо разъезжать! Господи, вы же не сможете сниматься! Придется все отменять.

— Нет, нет, не надо, пожалуйста, я что-нибудь придумаю. Как-нибудь выкручусь.

Вероника посмотрела на меня с большим сомнением, но сказала, что это мои проблемы. Следующие несколько дней я сидела у себя в комнате и размышляла, но так ничего и не придумала. Я посоветовалась с подругами, но все, что им приходило в голову, — это чтобы я вышла замуж, а выходить мне было не за кого. Мне было очень неприятно: и потому, что карьера отправлялась коту под хвост, и потому, что я обманула Веронику и подвела агентство.

Однажды вечером, погруженная в размышления, я спустилась в бассейн общежития. Там работала спасателем моя подруга Мэрилин, чернокожая уроженка Лондона. Когда я еще только поселилась в общежитии, то частенько приходила в бассейн просто посидеть: сама вода меня притягивала. Однажды Мэрилин спросила, почему я не плаваю. Я объяснила, что не умею.

— Так давай я тебя научу, — предложила она.

— Давай.

Я вошла в бассейн там, где было глубоко, набрала полную грудь воздуха и нырнула. Я подумала, что раз Мэрилин спасатель, то она меня спасет. И представляете? Под водой я поплыла как рыба — до противоположного бортика.

Вылезла я с улыбкой во весь рот.

— Вышло! Поверить не могу, но у меня вышло!

А Мэрилин рассердилась.

— Почему ты сказала, что не умеешь плавать?

— Так ведь я в жизни не плавала!

После этого мы подружились. Она жила с матерью на другом конце Лондона. Иногда, когда она заканчивала работу поздно и у нее уже не было сил на такую длинную дорогу, она ночевала у меня в комнате.

Мэрилин была девушка добрая и отзывчивая, и вот в тот вечер, пока я плавала в бассейне, ломая голову над проблемой с паспортом, я вдруг нашла выход. Я сразу же вынырнула и сняла очки.

— Мэрилин, — проговорила я, стараясь отдышаться, — мне нужен твой паспорт.

— Чего? Что ты такое говоришь?

Я объяснила, в чем дело.

— Уорис, да ты из ума выжила! Ты хоть представляешь, что будет? Тебя поймают, выдворят из Англии навсегда, а меня посадят в тюрьму. Зачем мне так рисковать? Ради того, чтобы ты снялась в дурацком фильме про Джеймса Бонда? Ну уж нет!

— Да ты послушай, Мэрилин! Это же здорово, это настоящее приключение. Рискни! Мы с тобой пойдем на почту, я напишу заявление на паспорт, на твое имя. Подделаю твою подпись, а фото приклею свое. Времени у меня мало, но временный паспорт выдадут за пару дней. Пожалуйста, Мэрилин!У меня такая грандиозная возможность сняться в кино!

Не час и не два я уговаривала и умоляла ее, и в конце концов она уступила — за день до намеченного отлета в Марокко. Я сфотографировалась, и мы вдвоем пошли на почту. Через час я держала в руках паспорт Великобритании. Но по пути домой Мэрилин сходила с ума от страха.

— Не тревожься ты так, Мэрилин, — то и дело повторяла.

— Не бойся, все будет хорошо. Надо только верить в это.

— В задницу тебя с твоей верой! Лично я верю в то, что стоит произойти одному дурацкому недоразумению, и вся моя жизнь пойдет под откос.

Тем вечером мы пошли ночевать в дом ее матери. Я предложила взять напрокат какие-нибудь видео, купить что-то из китайской кухни и попировать. Но когда мы добрались до дома, где жила Мэрилин, она сказала:

— Я не могу, Уорис. Слишком рискованно. Отдай мне паспорт. — Я с грустью отдала ей документ, понимая, что вместе с ним моя кинокарьера улетучивается в мир грез. — Сиди здесь, а я спрячу его, — распорядилась Мэрилин и ушла с паспортом в свою комнату.

— О'кей, подруга, — сказала я. — Раз ты так считаешь, не о чем и спорить. Если ты думаешь, что могут быть неприятности, значит, мы не станем этого делать.

Однако ночью, как только она уснула, я стала планомерно обыскивать комнату. У Мэрилин были сотни книг, и я подумала, что паспорт непременно спрятан где-то среди них. Я брала книги одну за другой и встряхивала. Рано утром за мной должна была прийти сюда машина — отвезти в аэропорт, так что я торопилась. И вдруг к моим ногам упал паспорт! Я тихонько подняла его, засунула в свой рюкзачок и легла в постель. Утром мне удалось проснуться и бесшумно выскользнуть из дому, прежде чем подошла машина: шофер позвонил бы в дверь и всех разбудил. На улице было прохладно, но я, дрожа, стояла на тротуаре до семи часов. Мы поехали в Хитроу.

Выехать из Англии было несложно. В Марокко моя карьера киноактрисы состояла в съемках пары эпизодов, где я по сценарию изображала «одну из красавиц, лежащих возле бассейна». Потом был еще один эпизод: мы сидели в том самом фантастическом доме в Касабланке и пили чай, но почему-то все женщины были голые. Джеймс Бонд свалился в комнату сверху, проломив эту несчастную крышу, а мы все вскинули руки, закрывая лица, и завопили: «Ах, ох, о Аллах!» И все же я думала: «Ладно, жаловаться не на что. Раз уж мне досталась роль без слов, значит, не нужно хотя бы переживать из-за того, что я не умею читать».