Даже капитан Ферриби не нашелся, что сказать на это, поэтому они просто шли вперед. Пожатие капитана Эшборна усилилось, теперь он почти поддерживал Сару под руку, а она едва сознавала, что происходит. По дороге они останавливались, капитан Ферриби поднимал фонарь, и Сара молча качала головой. Лицо капитана Эшборна делалось все мрачнее. Когда они обошли место, где содержались раненые, и Сара не встретила ни одного знакомого лица, он сухо сказал:

— Я говорил, что вы его не найдете. Если ему повезло, сейчас он должен быть на полпути в Вирджинию. Давайте уйдем отсюда.

Она позволила, чтобы ее проводили, слишком потрясенная; в настоящий момент она почти ничего не понимала. Доверив одну руку капитану Эшборну, а другой опираясь на Десси, чье состояние было ничем не лучше ее собственной, Сара покинула территорию ужасного госпиталя. При выходе они немного постояли, но Сара не смогла больше выдавить ни единой слезы, хотя слезы, несомненно, принесли бы ей облегчение.

Капитан Ферриби спокойно спросил Эшборна, обращаясь через головы женщин:

— Что Сейчас, Эш?

Сару вдруг пронзила жестокая догадка: она не задумывалась, что же станет делать дальше. Она поставила перед собой цель доказать самой себе: Магнус не убит и даже не ранен; к этой цели она упрямо стремилась. И что же теперь?

Конечно, она не взглянула на тела убитых, которые, должно быть, где-то собрали или, возможно, в спешке уже закопали. Но даже у нее не хватило духа для такого тяжкого испытания, она совсем не была уверена, что в нынешнем состоянии она смогла бы это выдержать.

— Боже милостивый! Ты, дурак! Замолчи! — выдохнул капитан Эшборн с удивительной яростью. — Разве ты не видишь... они... уже достаточно выстрадали. Сколько времени прошло с тех пор, как вы хоть что-нибудь ели? — потребовал он ответа у Десси, очевидно, не веря что Сара скажет правду.

Десси слабо покачала головой, возможно, как и Сара, не в состоянии вспомнить. У Сары от одной мысли о еде подкатывала к горлу тошнота, но она понимала: ей еще понадобятся силы. Поэтому она позволила отвести себя обратно в штаб капитана Ферриби.

Им дали возможность умыться и привести себя в порядок. Сара, слишком усталая и разбитая, чтобы думать о тщеславии, махнула рукой на то, как она выглядит. Капитан, вспомнила она, был так щедр, что назвал ее соблазнительной. Явный комплимент, ибо с лицом, измазанным копотью, и рыжими волосами, собранными в пучок, ее вряд ли кто-либо счел бы привлекательной. Но у нее не хватило сил думать об этом, поэтому она устало вымыла лицо и руки и позволила Десси распутать самые крупные колтуны в волосах. Ее волосы всегда были ее проклятьем, непокорные и густые, вызывающе рыжие, они не укладывались в скромные гладкие прически, особенно модные в это время, и сейчас она бы с радостью просто от них отделалась.

Разорванный ворот платья Десси умудрилась как-то подколоть, и она стала выглядеть более-менее прилично. Красный мундир она аккуратно разгладила и отложила в сторону, чтобы вернуть владельцу, хотя она и испытывала при этом довольно неприятные ощущения: несмотря на теплую ночь, она почему-то дрожала.

Когда они вернулись в комнату, где их ждали Эшборн и Ферриби, именно капитан Эшборн настоял, чтобы они поели хлеба и сыра, а также съели миску какого-то горячего супа с огромным количеством лука и невообразимым вкусом. Он также заставил каждую из них выпить по стакану вина, что капитан Ферриби шумно приветствовал из своего угла. Сара вспомнила историю свиньи и с благодарностью подумала о том, что им не предложили ворованной свинины; она вряд ли смогла бы проглотить хоть кусочек.

Наконец капитан Эшборн сказал голосом, которым он, наверное, привык командовать, обращаясь к ним обеим:

— Совершенно ясно, что ни вашего отца, ни вашего мужа, мадам, здесь нет, как я и предсказывал с самого начала. Значит, нужно решить, что делать с вами дальше. И не перечьте мне, — добавил он, едва Сара собралась возразить. — Вы не останетесь здесь для того, чтобы ухаживать за ранеными. Я вас слишком хорошо знаю, мисс Маккензи, и потому чрезвычайно удивлюсь, если выяснится, что у вас есть хоть какой-то опыт медсестры, а вот что на вас донесут, как только мы покинем город, я вам обещаю. Так же ясно, что вы не можете вернуться в Вашингтон. Но я уверен, у вас должны быть друзья где-то поблизости, кто-нибудь, к кому вы могли бы отправиться и подождать там, пока ваш отец к вам не присоединится.

Сара с грустью вспомнила о Генри; без сомнения, сейчас он спокойно спит в своей кровати. Также следовало признать, пусть и с некоторым опозданием, что он был прав, а она не права. Если бы она приняла его предложение, ей бы не пришлось пройти через весь этот ужас.

Съеденный суп оказался не лишним, к ней возвращалось хорошее настроение. Любой опыт всегда полезен, как утверждал Магнус, и, несмотря на пережитые треволнения, она не могла утверждать наверняка, променяла бы она свои ночные приключения на возможность вести вежливые никчемные разговоры с бесцветной сестрой Генри и изо всех сил притворяться, что ее не беспокоит ни судьба Магнуса, ни отсутствие новостей. Она испытывала одновременно испуг и злобу, но меньше всего она бы хотела разделить взгляды на жизнь благоразумного Генри, а теперь еще и капитана Эшборна, взгляды, сводившиеся к тому, что женщина должна сидеть дома и шить в то время, когда вокруг творится история.

Она твердо решила: ни за что на свете она не поедет сейчас в дом Генри. Терпеть его нудные нравоучения и выслушивать самодовольное: «Ведь я вас предупреждал!». В первую очередь ей хотелось попробовать разыскать Магнуса.

Она могла лишь строить догадки: возможно, он поехал в деревню Генри, надеясь найти ее там, особенно после того, как узнал о вашингтонском пожаре. Но более всего вероятно...

Она подняла голову, внезапно осознав, что она будет делать. Магнус жив — она не позволит себе думать иначе. И она знала, где Магнус, безусловно, рассчитывает ее встретить. Знала, куда бы он отправился вдали от всех зализывать свои раны; сначала она не принимала в расчет тот факт, о котором знала, но который прежде отказывалась признать. Если британцы выиграли битву, развитие военных действий может быть отнюдь не таким, как он предсказывал. Магнус наверняка тяжело воспримет поражение. Его подвели его всегдашние уверенность и энергия. Он думал, только он появится на поле битвы, и можно не брать в расчет долгие месяцы бездарного командования армией, месяцы тягостного промедления и почти смешную некомпетентность тех, кто находился у власти, некомпетентность, обернувшуюся поражением и бойней.

Да, он станет тяжко переживать, он будет жесток со; всеми, в том числе и с ней, его дочерью. И в этих обстоятельствах — теперь она точно; знала — он поедет домой, в Аннаполис. Дом в Вашингтоне так и не стал для них домом! в полном смысле этого слова; просто им следовало где-то жить, когда Магнуса избрали в! Сенат, и хотя Сара приходила в ярость при воспоминаниях о вашингтонском пожаре, о потере дома она особенно не жалела.

Внезапно всем сердцем она захотела попасть домой, она трепетала от мысли, что дорога туда займет много времени; ей не терпелось. Она поедет в Аннаполис, и даже бесконечные мили, которые ждали ее впереди, и препятствия, на которые она могла наткнуться в пути, не могли заглушить зова сердца. Домой, домой! Там она окажется в безопасности, и там ее ждет Магнус. Там она сможет забыть ужасы, встреченные ею за один-единственный долгий день войны.

К сожалению, сейчас у нее нет ничего, кроме собственной смелости и разума, — на помощь капитана, хотя и нежеланную, она больше рассчитывать не могла. Но она упрямо отказывалась признавать правоту благоразумного Генри, утверждавшего, что при первом же испытании она забудет все свои принципы и станет искать мужчину, на которого можно положиться. В конце концов, когда страна ее только рождалась в муках, женщины не уступали мужчинам, они сражались с индейцами, болезнями и голодом, как это делала мисс Дэнвилл. В сравнении с этим пятидесятимильная поездка по территории, возможно, оккупированной врагами, казалась сущим пустяком.