Сара сперва так обрадовалась, что они пришли не за капитаном; она даже не сразу поняла, какая новая опасность им угрожает.

— Вы спятили? — выпалила она. — Вы разве не видите, что этот человек не приходит в сознание с тех пор, как мы приехали?

— Это вы так говорите, — отрезала миссис Тигвуд. Она прямо рвалась в атаку, испытывая явное наслаждение от долгожданной возможности устроить скандал. — Гляжу я, на этот раз вы не называете его своим мужем, да и обручального кольца на вас нет. Только сказки плетете! Но я-то знаю, он беглый британский солдат, и за его голову, небось, назначена награда! Я вас в своем доме держать не собираюсь! Не стану я горбатиться на грешников и прислужников дьявола, ни за что!

Саре большого труда стоило сдержать нарастающий гнев. Как бы ни хотелось ей покинуть мерзкую гостиницу, пока она сделать этого не может. Она глубоко вздохнула и начала со всей убедительностью, на какую только была способна:

— Миссис Тигвуд... Мистер Тигвуд! Все это нетрудно объяснить. Я не ношу сейчас обручального кольца... из страха, что его могут украсть, но уверяю вас, этот человек — мой муж. Зачем бы я стала утруждать себя ложью? И какой же он беглый британский солдат? Это просто смехотворно! Позвольте сообщить вам, что мой отец — Магнус Маккензи, сенатор от штата Мэриленд, и никто больше него не ненавидит британцев.

На лице миссис Тигвуд большими буквами было написано недоверие, но ее муж, который пока не произнес ни слова, явно задумался. Поэтому Сара попыталась воззвать к нему:

— Все это нелепо! Все, что я рассказала вашей жене, правда, сэр. Я бежала из Вашингтона, когда подожгли мой дом. Мой... мой муж — солдат, и, как видите, он был ранен. Мне удалось разыскать его и увезти. Мы пытаемся добраться до моего отца, в Аннаполис. Не слышали ли вы, что там происходит?

— Нет, мэм, — сказал он пронзительным голосом, так и режущим слух. — Говорят, что британцев отбросили, но я не обращаю внимания на слухи. Но раз моя жена вами недовольна, я тут мало что могу поделать. Большая упрямица моя Дьюри.

Он говорил так, словно гордился ею.

— Но подумайте, сэр, — продолжала убеждать его Сара, — какие основания могут быть у ее опасений, если мой муж не в состоянии даже двинуться? На какие, по-вашему, делишки он при этом способен? Судите сами. Вы называете себя истинным христианином, так не прогоните же вы нас отсюда, пока мой муж тяжело болен?

— Попридержите-ка язык... — сердито начала миссис Тигвуд.

Тем временем ее муж в раздумье поскреб небритый подбородок. По горлу катался острый кадык. Он внимательно посмотрел на капитана и наконец высказался:

— Может, вы и правду говорите, а может, и нет. Да если моей Дьюри не нравится, я-то чего могу поделать? В конце концов надо же и о репутации подумать.

Сару прямо трясло от ярости. Неужели эти тупые придурки и в самом деле заставят ее уйти? Теперь-то она понимала, какой находкой была даже эта угрюмая гостиница: здесь, далеко от линии фронта, они жили относительно спокойно и начали приходить в себя после всех неприятностей. Да и куда она повезет капитана в тряской открытой повозке по этим худшим в мире дорогам?

Будто читая ее мысли, преподобный снова поскреб свою челюсть и заявил так, как если бы ему это только что пришло в голову.

— Конечно, есть один способ охладить пыл моей Дьюри и позволить вам остаться.

Обе женщины уставились на него с одинаковым недоумением. Понимая, что выбирать ей не придется, Сара спросила нехотя:

— Какой же?

— Я против вас и вашего мужа ничего не имею, миссис, — мирно проговорил Тигвуд. — Но, опять же, если моя жена против, должен же я с ней считаться? Вот и есть один выход, чтоб все остались довольны. Я могу вас поженить снова — за плату, конечно, — чтоб все было хорошо и по закону. Тогда моя жена будет довольна, а вам уезжать не придется.

— Что? — воскликнула Сара с тревогой, которую, как надеялась, ей удается скрывать. — Вы это серьезно?

— Да, миссис, это мое последнее слово. Если вы уже женаты, так для вас ничего не изменится: подумаешь, пройдете еще раз через обряд. А если еще нет, то я уж вас точно поженю, и моя Дьюри успокоится.

— Но я все равно не буду им готовить! — вставила его несгибаемая супруга.

— Какое счастье! А то от вашей стряпни и умереть недолго! — прошипела Сара. Она понимала, что самой себе вредит, но не могла сдержаться.

Ее ум лихорадочно работал. Все это ей очень не нравилось. Она понимала, что Тигвуд ее откровенно шантажирует, пользуясь благовидным предлогом. Ее ненависть к Тигвудам — и жене, и мужу — возросла в несколько раз, но выхода у нее не было. Это была отлично продуманная ловушка, сейчас Тигвуд возьмет с нее большую плату за обряд бракосочетания, но не упустит шанса шантажировать ее и в дальнейшем.

Но хуже всего, что если она откажется, то подтвердит ужасные подозрения его жены. Так что же, пойти на это? Ей-то будет нелегко после убедить себя в том, что это был не настоящий обряд, а что-то вроде вызванного необходимостью театрального спектакля. Она нерешительно заговорила:

— Ваше предложение столь же оскорбительно, сколь и нелепо. И к тому же мой муж, — с каждым разом ей все легче удавалось выговаривать эти слова, — без сознания. Он не может принимать участия ни в каких церемониях.

— А вот и может! — ликующе заявила миссис Тигвуд, уставясь на капитана.

Сара тоже посмотрела на кровать и увидела, что капитан вновь открыл глаза, как будто потревоженный шумом, и тихо проговорил:

— Кто все эти люди? Какого черта они здесь делают?

Сара склонилась к нему, не зная, печалиться или радоваться внезапному возвращению сознания.

— Не пытайся говорить... дорогой, — быстро прошептала она. — Извини, если наши голоса тебе помешали.

Его голубые глаза остановились на ней. Брови хмурились, но он послушно молчал. Она склонилась над ним, как бы поправляя подушку, и очень тихо произнесла:

— Ничего больше не говори. Только одно... Ты женат?

Казалось, он молчал целую вечность, но наконец ответил так тихо, что даже ей пришлось напрячь слух:

— Женат? Да, конечно.

Лоб его морщился, как от головной боли. Глаза закрылись и он, казалось, опять впал в беспамятство. И она благодарила за это Бога.

Ей самой претило то, что она собиралась сделать. А уж ему тем более лучше как можно дольше пребывать в неведении.

Она подняла голову и сказала решительно:

— Ну что ж. Какими бы нелепыми ни были ваши оскорбления, но, если это единственный способ остаться здесь, я готова. Только поскорее. Мой муж слишком болен и нуждается в тишине и полном покое.

ГЛАВА 13

Итак, она была связана далекими от священных брачными узами. И эту насмешку над обрядом бракосочетания совершил человек, которого она глубоко презирала. Обряд связал ее с полузнакомым мужчиной, солдатом вражеской армии, к тому же ранее женатым. Если б она не была так разгневана, все это, возможно, показалось бы ей смешным. Единственное, что порадовало ее во всей церемонии, происходившей в душной маленькой комнатке с низким потолком, — она оказалась милосердно короткой.

В отличие от других девушек, Сара никогда не предавалась фантазиям о своей будущей свадьбе, планируя все до мельчайших деталей.

Но даже она не могла и вообразить, что ее свадьба окажется недостойной сделкой, обтяпанной отвратительным шантажистом; сделкой сколь незаконной, столь и грязной.

Хорошо еще, что жених так и оставался без сознания. Его горячая рука лежала в ее ладони мертвым грузом, глаза в изнеможении закрыты. Сара мечтала бы и сама ничего не сознавать и не чувствовать.

Преподобный Джедедия Тигвуд, за чьей спиной притулилась противная коротышка-жена, был одет в свои поношенные черные одеяния и держал в руке засаленный молитвенник в потрескавшемся кожаном переплете. Он читал службу с неподобающим весельем в голосе, что Саре веселости отнюдь не прибавляло. Его кадык прыгал по небритой шее, а миссис Тигвуд впивалась в Сару злобным взглядом лживых маленьких глазок. Сара подивилась, какая же ветвь протестантской религии могла породить подобных чудовищ.