Поиск
Стеклянная дверь
Дверь на балконе была из стекол
Квадратиками трех цветов.
И сквозь нее мне казался сокол,
На фоне моря и кустов,
Трехцветным: желтым, алым, синим.
Но тут мы сокола покинем:
Центр тяжести совсем не в нем…
Когда февральским златоднем
Простаивала я у двери
Балкона час, по крайней мере,
Смотря на море чрез квадрат
То желтый, то иной, — мой взгляд
Блаженствовал; подумать только,
Оттенков в море было столько!
Когда мой милый приходил,
Смотрела я в квадратик алый, —
И друг болезненный, усталый,
Окровянев, вампиром был.
А если я смотрела в синь
Стеклянную, мертвел любимый,
И предо мною плыли дымы,
И я шептала: «Призрак, сгинь…»
Но всех страшнее желтый цвет:
Мой друг проникнут был изменой…
Себя я истерзала сменой
Цветов. Так создан белый свет,
Что только в белом освещенье
Лицо приводит в восхищенье…
Поэза причины бодрости
Теперь в поразительной смене
Контрастных событий живешь.
Голодные ужасы в Вене
Бросают нас в холод и дрожь.
А то, что от нас на востоке,
Почти не подвластно уму,
Но веришь в какие-то строки,
Не зная и сам почему.
Над жизнью склонясь, как над урной,
Еще не ослабнул душой:
В республике миниатюрной
Налажен порядок большой.
Пускай мы в надеждах разбиты
И сброшены в бездну с горы —
Мы сыты, мы — главное — сыты,
И значит — для веры бодры.
Мы верим — не можем не верить! —
Мы ждем — мы не можем не ждать! —
Что мир воцарится в той мере,
Какая вернет — Благодать.
Поэза душевной боли
Из тусклой ревельской газеты,
Тенденциозной и сухой,
Как вы, военные газеты,
А следовательно плохой,
Я узнаю о том, что в мире
Идет по-прежнему вражда,
Что позабыл весь мир о мире
Надолго или навсегда.
Все это утешает мало
Того, в ком тлеет интеллект.
Язык богов земля изгнала,
Прияла прозы диалект.
И вот читаю в результате,
Что арестован Сологуб,
Чье имя в тонком аромате,
И кто в словах премудро-скуп;
Что умер Леонид Андреев,
Испив свой кубок не до дна,
Такую высь мечтой прореяв,
Что межпланетьем названа;
Что Собинов погиб от тифа
Нелепейшею из смертей,
Как яхта радости — от рифа,
И как от пули — соловей;
Что тот, чей пыл великолепен,
И дух, как знамя, водружен,
Он, вечно юный старец Репин
В Финляндии заголожен.
Довольно и таких известий,
Чтоб сердце дало перебой,
Чтоб в этом благодатном месте
Стал мрачным воздух голубой.
Уходите вы, могикане,
Последние, родной страны…
Грядущее, — оно в тумане…
Увы, просветы не видны…
Ужель я больше не увижу
Родного Федор Кузмича?
Лицо порывно не приближу
К его лицу, любовь шепча?
Тогда к чему ж моя надежда
На встречу после тяжких лет?
Истлей, последняя одежда!
Ты, ветер, замети мой след!
В России тысячи знакомых,
Но мало близких. Тем больней,
Когда они погибли в громах
И молниях проклятых дней…
К слухам о смерти Собинова
Я две весны, две осени, два лета
И три зимы без музыки живу…
Ах, наяву ль давали «Риголетто»?
И Собинов певал ли наяву?
Как будто сон: оркестр и капельмейстер,
Партер, духи, шелка, меха, лорнет.
Склонялся ли к Миньоне нежно Мейстер?
Ах, наяву склонялся или нет?
И для чего приходит дон Пасквале,
Как наяву когда-то, ныне в бред?…
Вернется ль жизнь когда-нибудь? Едва ли…
Как странно молвить: Собинов — скелет…
Узнав о смерти Вертера, несною
В закатный час я шел, тоской гоним,
И соловей, запевший над рекою,
Мне показался жалким перед ним!
О, как тонка особенность оттенка
В неповторимом горле у того,
Кем тронута была демимондэнка,
И соловей смолкал от чар его…
Поэза нови прозаической
Ах, люди живут без стихов,
Без музыки люди живут,
И роскошью злобно зовут
Искусную музыку строф.
Ах, люди живут без икон,
Без Бога в безбожной душе.
Им чуждо оттенков туше, —
Лишь сплетни, обжорство и сон.
И даже — здесь, в доме моем, —
В поэта кумирне святой, —
И здесь тяготятся мечтой,
Стремясь обеззвучить мой дом…
Увы, даже дома и то
Сочувствия мне не найти…
И некуда вовсе уйти;
Ведь грезы не любит никто.
Теперь лишь один спекулянт, —
«Идеец», мазурик, палач, —
Плоды пожинает удач,
Смотря свысока на талант.
Черствеют и девьи сердца,
Нет больше лиричности в них, —
Наряды, танцульки, жених…
Любовь — пережиток глупца…
Жизнь стала противно-трезва,
И жадность — у всех идеал.
Желудок святыню попрал,
Свои предъявляя права.
Художник для всех — человек
Ленивый, ненужный, пустой,
О, трезвый, рабочий, сухой,
В искусство не верящий век!
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: