— Верю-верю! — Элен продолжала приплясывать. — Мы же и раньше не поддавались темным силам, с чего бы это делать сейчас?

— О, Элен! — не сказала, а выдохнула Сью. И в полном изумлении добавила: — Надо же, надела все-таки мой подарок.

Имелись в виду несколько легкомысленные в черно-белую клетку брючки, которые плотно обтягивали симпатичную попку Элен.

— А ты дарила в надежде, что я их никогда не буду носить?

— Нет, надеясь, что когда-нибудь мне удастся сделать из тебя нормального человека и ты их наденешь.

— А то, что они на мне, нельзя счесть признаком моей нормальности?

Сбитая с толку, Сью промолчала. Ей, видимо, и в голову не приходило, что «выздоровление» могло состояться без ее участия. Впервые Элен видела сестру в такой растерянности. Еще один урок закрепился в сознании Элен: именно в ее беспомощности черпали силы благодетели. А как только она хотя бы в малой степени демонстрировала здравомыслие и решительность, «врачи» терялись так, что впору бросаться на выручку им самим.

— Элен, ну не будем же мы здесь вечно стоять! — с сердцем воскликнула Сью, показывая, что к ней вернулась способность всерьез заняться воспитанием сестры.

— Вот здесь у меня гостиная, — широким плавным жестом показала Элен. — Там спальня, дальше кабинет. Несмотря на наличие гостиной, я тем не менее предлагаю пройти на кухню. Это то место, где я намерена принимать самых близких друзей. Здесь все, как ты заметишь, оборудовано в соответствии с моим вкусом, о тонкости которого я до последнего времени и не подозревала.

Сью, в том состоянии, в котором та пребывала, можно было увести куда угодно. Она еще не поняла, на чем следует настаивать и против чего бороться. Кухня ее ослепила. Растерянная девушка села на высокий табурет и безжизненно, тихим голосом поинтересовалась:

— Есть что-нибудь выпить?

— О! — возрадовалась Элен. — Что-что, а этого сколько угодно! Доверься мне, и я приготовлю такой коктейль, которым, слово даю, ты останешься довольна.

Когда Элен поставила на высокую столешницу бара два бокала и, показывая пример гостье, припала к соломинке, Сью продолжала сидеть, переводя округлившиеся от удивления глаза с хозяйки на поблескивающую новизной кухонную утварь.

— Сью, приди в себя и пей. Кстати, тебе пора бы уже сообщить, с какой стороны грядет угроза моей жизни.

— Как я тебе уже сказала, за мной следили. И не протестуй, мне лучше знать, что было, а чего не было! Я по-прежнему уверена: тебе угрожает опасность. Дело в том… Элен, прекрати улыбаться — дело очень серьезное!.. Мелисса обманывала тебя самым беспардонным образом. Ты даже представить не можешь, что она натворила!

Элен безмятежным взглядом окинула кухню, потом ее глаза бесстрашно уставились в пылающие возбуждением глаза собеседницы.

— Шут с ней, с этой опасностью, дорогая! Пока я себя чувствую гораздо лучше, чем все последнее время…

— Ты пьяна?

— Да, — не возражала Элен. — Да, я пьяна. Дело в том, что я пока еще не знаю, как в моем доме готовится закуска, но уже освоила, как здесь можно приготовить этот вкусный напиток. Странно, джина так мало, а голова… — Элен покрутила пальцем у виска, после чего весело помахала рукой собеседнице, будто радостно приветствуя ее или без печали прощаясь.

— Элен! Ты дура! — звонко прозвучал голос всполошившейся Сью.

— Нет, дорогая, не я. Уже не я. Это моя Анна дура. А я умнею на глазах.

— Допустим. Я все-таки, несмотря на твое состояние…

— Мое состояние? — в удивлении подняла голову Элен.

— …несмотря на твое состояние, — не дала себя сбить с мысли Сью, — попытаюсь донести до тебя главное. Ты никогда не задумывалась, почему Мелисса настойчиво завлекала тебя в свой дом?

— Сью, шут с ним, с этим домом, и с этой Мелиссой, и со мной, с прежней Элен Корнер, тоже! Допусти, дорогая, что я на пороге новой жизни, которая… в общем, мне пока очень нравится.

— Мелисса пойдет на все, лишь бы от тебя избавиться!

— Она уже пошла на все, — последовал безмятежный ответ.

— Постарайся вдуматься в то, что я тебе сейчас скажу: тот дом, из которого тебя выжили, использовав как наживку эту квартиру, он твой. Понимаешь — твой! Дядюшка завещал его тебе.

— Какой еще дядюшка? У меня нет никакого дя… — расслабленно начала Элен, но вдруг смысл только что произнесенных Сью слов стал доходить до нее. Она вскочила на ноги и вцепилась в плечи Сью. — Дядя Джеймс?! Оставил мне свой дом? Почему? Господи, да мы с ним и виделись-то раза два-три, не больше!

Сью поморщилась и не без труда освободилась из рук сестры. Та перевела дыхание, снова села и сделала глоток из бокала.

— Извини, Сью, все так неожиданно… Я и лица дяди Джеймса не помню, в памяти осталось только ощущение тепла и доброты да обрывки рассказов о его бесхитростных чудачествах.

Сью с удовлетворением отметила, что собеседница наконец вернулась к действительности и, значит, приказ, произнесенный прежним начальственным тоном, будет только кстати:

— Отставь бокал! Слушай меня! Джеймс Корнер завещал свой особняк младшему из Корнеров, и это — ты! Дошло наконец?

— Тебе не кажется это странным? Человек любит свою молодую жену, а самое ценное, что у него есть, оставляет дальней родственнице? Почему?

— Это нам еще предстоит выяснить!

— Зачем же тогда все это? — Элен снова обвела глазами кухню, рукой же показала на дверь, за которой находились еще не освоенные ею покои.

— Именно затем! — воскликнула Сью, горячностью пытаясь заштопать неясные места в своей интерпретации событий.

— Как ты все это сумела выяснить? Насколько я понимаю, если я официальная наследница, меня в первую очередь должны были поставить в известность, ведь так?

— Точно! — почти восторженно приветствовала Сью первую, по ее мнению, толковую мысль сестры. — Как удалось узнать? Ну, во-первых, не мне тебе рассказывать, что половина Бирмингема — мои знакомые, а во-вторых… В общем, мой близкий друг работает нотариусом, и завещание мистера Корнера в их конторе обсуждалось как казус, в котором, однако, все правовые нормы соблюдены. Фамилию покойного чудака — прости! — он по этическим соображениям сначала не называл, но на мои настойчивые просьбы все же откликнулся…

— Тоже из этических соображений? — не удержалась, чтоб не съязвить, Элен, чем снова дала понять Сью, что та утратила контроль над некогда послушной воспитанницей.

— По-моему, ради удовольствия меня обидеть ты согласна забыть о главной теме нашего разговора, — надула губы Сью. — Ты будешь меня слушать или нет?

— Я вся внимание, — заверила Элен.

— Дядя Джеймс написал в завещании следующее… Цитирую, как ты понимаешь, по памяти, и не сам текст, а в пересказе моего друга. Значит, так: «Мой лондонский дом не может сдаваться внаем или в аренду. Пока не родится ребенок последнего на день моей смерти ребенка семьи Корнер, особняк должен быть в таком состоянии, в каком находится теперь, в день составления данного завещания, дабы гордость за предков воспитывалась в потомстве…» Вот так-то. Ну и что ты теперь скажешь о Мелиссе? Ведь кто-кто, а она-то уж точно знала о всех тонкостях завещания! Все, что причиталось ей, она уже загребла. Вот только лондонского домика не хватало! Какова? Спрашиваешь, почему тебя не поставили в известность? Возможно, по чьему-то недосмотру или по халатности, что, впрочем, одно и то же, выявили не всех Корнеров. Да не в этом дело! Главное, что Мелисса-то прекрасно знала о твоем бесспорном праве на наследство.

— Но на что же в таком случае рассчитывает тетка? Она же ни под каким видом не сможет завладеть домом, который ей не принадлежит?

— Пойди узнай, на что она надеется! Я ведь не до конца изучила все тонкости завещания. Может быть, там что-то сказано про раннюю смерть последнего ребенка или, скажем, про какие-то требования покойного и к браку этого ребенка. Не беспокойся, все выясню! Завтра полный текст завещания будет у меня. Я просто очень торопилась поставить тебя обо всем в известность, обеспечить твою безопасность, так что займусь этим завтра. Теперь поняла, что моя тревога за тебя не беспочвенна?