— Нет. Мне нужна только ты. Все остальное — лишнее. Прошлое… настоящее… будущее…

Карине было понятно это чувство. Она лежала, прижавшись к Мигелю, слушая глухие удары его сердца, вбирая в себя исходящее от него тепло, вдыхая запах его тела.

— Как дела у твоей матери?

— Она тяжело восприняла известие о том, что у нас с Рафаэллой ничего не получилось. Мать относилась к ней, как к дочери, и считала, что мы вот-вот подарим ей внуков. Но сейчас она уже оправилась.

— Почему ты никогда не говорил мне о том, что она серьезно больна?

— А почему ты никогда не рассказывала о своей семье?

— Потому что у Рины Роуз не было семьи.

— Я чувствовал, что ты скрываешь от меня что-то, и подозревал самое худшее.

Удивленная столь неожиданным признанием, она приподнялась на локте и заглянула в казавшиеся черными глаза, в самой глубине которых мерцали желтоватые огоньки.

— Ты подозревал, что я встречаюсь с кем-то еще?

Мигель промолчал.

— Ты думал, что, познав секс, я не удержусь от того, чтобы испытать его с другими мужчинами?

Он виновато пожал плечами.

— Как же ты мог! — Злость вскинулась в Карине, как пенная волна. Кулак взлетел и опустился на грудь Мигеля.

Мигель хмыкнул и перехватил ее руку.

— Эй, погоди! Да, я подозревал, но не верил. Если бы поверил, то сразу разорвал бы наши отношения.

Да, такой поступок был бы в его стиле.

— Но ты же не поверил, что ребенок твой.

— Не поверил. Если бы ты знала, чего только я не передумал за ту неделю! Знаю, что ты хочешь сказать, и не стану оправдываться.

— Даже не пытайся! — бросила Карина.

В глубине души она понимала, что у Мигеля было достаточно оснований подозревать ее в неверности. Наверное, ему приходилось нелегко, когда она уезжала на гастроли или задерживалась после спектаклей. Популярность требует определенных жертв. И, конечно, его задевало то, что у нее есть от него секреты. Почему она не рассказывала ему всего? Ответ был прост. Та часть ее жизни, о которой он не знал, служила чем-то вроде защитного механизма. Она любила Мигеля отчаянно, самозабвенно, но в глубине души боялась, что, отдав ему всю себя, без остатка, останется в случае беды без какого бы то ни было якоря. Все получилось не так. Защитный механизм не сработал. Якорь не удержал. И теперь у нее не было ничего. Кроме его ребенка.

Мигель вздохнул.

— Мне позвонил отец. Он сказал, что если я не назову дату нашей с Рафаэллой свадьбы, то мать откажется от операции, без которой ее шансы на выздоровление равнялись бы нулю. Я не хотел оставлять тебя, но другого выхода не было. Бывают ситуации, когда выбирать приходится не между хорошим и лучшим, а между плохим и худшим.

Карина недоверчиво посмотрела на него.

— Не может быть. Ты хочешь сказать, что родители склонили тебя к браку шантажом? Но как же они могли поступить так с собственным сыном?

— Ни отец, ни мать ничего не знали о тебе.

Она молчала, потрясенная этой, только что открывшейся ей картиной.

— И все-таки…

— Люди их возраста смотрят на жизнь иначе, чем мы. Они заботились о чести семьи и хотели быть уверены в том, что я выполню свой долг.

— А получилось так, что ты выгнал беременную любовницу и потерял невесту. Вот уж верно говорят, что добрыми намерениями вымощена дорога в ад.

Мигель горько улыбнулся.

— Получается, что так.

— И после этого ты предлагаешь мне выйти за тебя замуж! Как же они это воспримут? Как отнесутся ко мне? Ты об этом подумал?

— Мои родители будут счастливы, когда узнают, что у них будет внук. Ты станешь их любимой невесткой.

— О чем ты говоришь? Посмотри на меня — толстая, неуклюжая, некрасивая. Настоящая уродина.

Он обнял ее за плечи.

— Ты самая красивая женщина на свете. Леди Совершенство.

— С такой-то фигурой?

— Она только добавляет тебе шарма.

— С этими короткими волосами?

— Перестань. С такой прической ты стала еще сексуальнее. Меня притягивает к тебе, как магнитом.

— Я похожа на тыкву.

Он взял ее за руку.

— Опусти ее под одеяло и найдешь самый веский аргумент, подтверждающий мои чувства к тебе.

Она так и сделала. Аргумент действительно впечатлял. Слова утратили смысл. Все прочие чувства отступили под натиском пробудившегося ненасытного желания.

Потом, когда все закончилось и плавная волна вынесла их на берег, они затихли в объятиях друг друга, как два сплавленных кусочка огромного мира, прошедших очищающее пламя любви.

Сколько раз за последние месяцы Карина просыпалась, чувствуя рядом Мигеля? Сколько раз она открывала глаза, надеясь, что кошмар миновал и что они снова лежат на просторной кровати в их нью-йоркской квартире? Сколько раз она осторожно протягивала руку, чтобы прикоснуться к его плечу, ощутить его тепло? Сколько раз вслушивалась в тишину, чтобы услышать его дыхание? И каждый раз ее встречали пустота, безмолвие и отчаяние.

Неужели все изменилось?

Ей не понадобилось ни протягивать руку, ни напрягать слух, ни открывать глаза. Мигель лежал рядом. Слабое дуновение его дыхания согревало ее щеку. Его нога прижималась к ее бедру. Его рука покоилась на ее животе.

Они занимались любовью всю ночь напролет. Они упивались друг другом, как путники, преодолевшие пустыню и добравшиеся до спасительного оазиса, упиваются чистой родниковой водой. Мигель был нежен, заботлив и ненасытен. Неужели это тот самый человек, который несколько месяцев назад ушел от нее, не оглянувшись?

Впрочем, если верить ему, он все же оглянулся, пусть и с опозданием. Оглянулся и обнаружил, что ее нет. Его вынудили так поступить. Теперь, когда Карина знала причину, она могла найти для него оправдание. И все же…

Стали бы его родители выдвигать ультиматум, если бы он честно и откровенно рассказал им о ней, если бы объяснил, какое важное место она занимает в его жизни? Очевидно, проблема заключалась в том, что никакого особенного места она там не занимала. Мигель воспринимал ее как временную любовницу, не более того.

С другой стороны, прошедшая ночь давала надежды на лучшее будущее.

Открывшиеся обстоятельства позволяли взглянуть на случившееся три месяца назад с несколько иной точки зрения, но в любом случае ни болезнь матери, ни требование отца не заставляли Мигеля отказываться от ребенка. Просто между ними не было доверия, и часть вины за это лежала на ней.

Они оба оберегали друг от друга свои секреты. Мигель всегда уклончиво отвечал на вопросы о своей семье. Карина ничего не знала ни о Рафаэлле, ни о болезни его матери. Она почти ничего не знала о его работе.

И вот теперь предложение выйти за него замуж. Что же изменилось?

Она повернулась. Боже, как же хорошо и покойно рядом с ним! Боже, как же ненавистно это чувство комфорта и покоя, появляющееся только тогда, когда он рядом!

Что же изменилось? Ответ ясен. Все изменилось из-за ребенка. Гомесам нужен наследник, а поэтому Мигель готов принять и ее. В качестве приложения к ребенку.

Не слишком ли поздно?

Изменилось и еще кое-что. Рафаэлла вышла замуж на другого. Мигель вел себя так, словно ничего особенного не случилось, но разве его гордость — мужская гордость, фамильная гордость — не была задета? Разве нельзя предположить, что, предлагая ей выйти за него замуж, он руководствовался всего лишь желанием заглушить боль, залить бальзамом полученную рану?

Прошлой ночью она признала, что по-прежнему любит его, но уже без былого обожания. Стала ли она от этого сильнее или слабее?

— Ну как, ты уже все решила? — спросил Мигель.

Карина и не заметила, что он проснулся.

— Что решила?

— Как жить дальше. Тебе. Мне. Нам.

— С чего ты взял, что я что-то решала?

Мигель невесело улыбнулся.

— Можешь не признаваться, но я-то тебя знаю. Просыпаясь, ты всегда о чем-то думаешь, а в настоящий момент самое главное для тебя — это будущее ребенка.

— И ты предполагаешь, что в этом будущем есть место и для его отца?