Мигель выключил свет, а ей так нужно было видеть его лицо! Неужели он не шутит?

— Конечно, серьезно. — Вздох. — У каждого свои привычки, от которых трудно отказаться.

Она улыбнулась.

— Знаю.

— Я часто бываю излишне самоуверенным. Часто иду напролом.

Язвительная реплика уже вертелась у нее на языке, но Карина воздержалась от комментариев, разумно решив, что в данный момент молчание дороже золота.

Не дождавшись ответа, Мигель продолжал:

— Да, мне не нравилось то, чем ты занималась в Нью-Йорке, потому что карьера отнимала тебя у меня. Но нельзя быть эгоистом. Если ты чувствуешь, что для счастья тебе не хватает именно сцены, что ж, так тому и быть. Повторяю, я не стану препятствовать.

Интересный поворот.

— А тебя не будет смущать, что твоя жена выходит на сцену перед сотнями зрителей?

— А почему это должно меня смущать? Ты же не совершаешь ничего предосудительного. Тогда, в Нью-Йорке, я никакого смущения не чувствовал.

— Но тогда и ситуация была иной. Что позволено любовнице, не позволено жене. Я знаю много случаев, когда мужья запрещали своим супругам, например, сниматься в кино.

— Со временем на многое начинаешь смотреть по-другому. Наверное, когда привыкаешь думать не только о себе. Я совершил много такого, о чем сожалею сейчас.

— У моей матери будет истерика.

— Эту проблему я беру на себя. Твоя мать считает меня чуть ли не Богом. Или, по крайней мере, его представителем на земле.

— Еще бы. Ты ведь практически взял ее на содержание! — Карина не выдержала и хихикнула.

— Дело не только в этом.

— Включи свет, — попросила она.

— Зачем?

— Хочу тебя видеть.

— Пожалуйста. — Мигель протянул руку, и мягкий свет лампы рассеял темноту. Карина повернулась к мужу. — Ну, теперь ты убедилась, что это действительно я?

Она нетерпеливо покачала головой.

— Неужели ты и вправду поддержишь меня, если я захочу снова стать Риной Роуз?

Он пристально посмотрел на нее.

— Нет.

— Но… — Карина осеклась.

Вот и все. Она ошиблась. Ему не нужна та, от которой он отказался.

— Я против того, чтобы ты становилась Риной Роуз. Если хочешь выступать, выступай. Но только под своим настоящим именем. Ты — Карина Гомес. И ты не вправе лишать меня законного места в своей жизни.

Наверное, еще десять минут назад это самоуверенное, с душком напыщенности заявление разозлило бы Карину, но сейчас ее сердце всколыхнулось от радости. Мигель не только не встретил ее предложение в штыки, но даже не стал настаивать на том, чтобы она пряталась за вымышленным именем.

Если Мигель и не любит ее, то, по крайней мере, уважает.

— Вообще-то на сцену меня не тянет, — призналась она.

— Что? — Мигель даже не стал скрывать, что удивлен.

— Я хочу остаться дома, с ребенком.

— Тогда из-за чего, черт побери, был весь этот сыр-бор?! — вскипел Мигель. — Ты же только что твердила совсем другое!

— Не кричи на меня!

Он стиснул зубы и, похоже, попытался досчитать до десяти, но дошел, по прикидкам Карины, едва ли до восьми.

— Если тебя не тянет на сцену, то зачем же ты говорила, что хочешь продолжить карьеру? — Из-под скрежещущих зубов только что не летели искры.

— Мне нужно было знать.

— Что тебе нужно было знать?

— Мне нужно было знать, кто я в твоих глазах. Когда я забеременела, ты знал меня как Рину Роуз. Но женился только на Карине Мелроуз. Поэтому…

— Какая разница! И та, и другая — это ты. Я женился на тебе. Сколько можно повторять.

Такой ответ ее не устраивал. Карине требовалась полная ясность.

— Разница есть, ты просто отказываешься ее видеть. Объясняю, Рина Роуз — женщина, которую ты бросил в Нью-Йорке. А другая…

В мире немало умных людей, некоторые способны постичь даже теорию вероятности. Мигель явно принадлежал к числу избранных — он понятливо закивал.

— То есть ты полагаешь, что если вернешься в шоу-бизнес и возьмешь прежнее имя, то я могу снова поступить с тобой так же. Я не ошибся?

— Нет, дело обстоит не совсем так. — Карина замолчала. Только что все казалось простым и ясным и вдруг снова перепуталось. Логическое построение рассыпалось, и разобраться в обломках оказалось невозможным. — Я… не знаю.

Мигель со вздохом упал на подушку и закрыл глаза.

— Ты ведь никогда не забудешь, да? Неужели мы обречены вечно натыкаться на это?

— Что ты имеешь в виду? На что натыкаться?

— На мою глупость. Ты мне не доверяешь и поэтому не позволяешь себе любить меня.

— Что я слышу? Ты же не веришь в любовь, — напомнила Карина, продемонстрировав завидную память.

Мигель открыл глаза, но не повернулся к ней.

— Ты не знаешь, во что я верю, — бесстрастно заметил он, и ее поразила прозвучавшая в его голосе усталость.

— Почему ты ничего не сказал мне о втором обещании? — шепотом спросила Карина. Слова вырвались сами собой, помимо ее желания.

Мигель приподнялся на локтях. В этот момент он походил на поверженного, но не признающего поражения боксера.

— Так вот оно что. Второе обещание. Из-за этого ты и устроила мне ад в собственном доме. А я уж подумал, что тебя действительно потянуло на сцену. Ты ведь всегда ставила карьеру на первое место. Только вот для меня не существует ни второго, ни третьего.

— Я никогда не ставила тебя на второе.

— Неужели? Какая избирательная память. «Извини, я сегодня не могу — у меня репетиция. Извини, я завтра задержусь — у меня запись. Извини, я уезжаю на пару недель — у меня гастроли. Извини, мне завтра рано вставать». И так далее. — Он произносил фразы с жестоким цинизмом, довольно ловко копируя манеру Карины говорить, и поэтому они звучали особенно неестественно и обидно для той, к кому были обращены. — Вспомнила? Так что не пытайся убедить меня в том, что карьера не стояла у тебя на первом месте.

— Мне нужно было работать. Ты прекрасно знаешь, что я не могла не работать. Теперь ты знаешь почему.

— Теперь знаю, а тогда не знал. Ты же меня не просветила.

— Не могла.

— Почему? Что тебе мешало? Молчишь? А я скажу почему. Потому что ты не верила мне. Да, ты согласилась стать моей любовницей, но закрыла для меня душу. — Мигель говорил все быстрее, напористее.

— Неправда! Я любила тебя!

Он вскочил с кровати, нависнув над Кариной подобно мрачному утесу.

— Мне не нужна такая любовь! Я вполне могу обойтись без такой любви. Ты лгала мне каждый день, каждый час!

— Нет! Я никогда не обманывала тебя!

— Ты даже назвалась чужим именем, Риной Роуз.

— Я была Риной Роуз!

Он взмахнул рукой с такой силой, что Карина ощутила колыхание воздуха.

— Ты пытаешься извратить то, что было! Ты готова сказать что угодно, если это отвечает твоим интересам.

— Мне не надо ничего извращать. Есть факты, которые невозможно переиначить. Ты выбросил меня из своей жизни, как мешок с мусором! Ты… — Карина захлопнула рот, поймав себя на том, что сорвалась на крик и готова наброситься на мужа с кулаками.

С Мигелем произошло примерно то же самое, что происходит с воздушным шариком, если ткнуть в него иголкой: плечи опустились, руки бессильно повисли вдоль туловища, даже глаза померкли.

— Я говорил как раз об этом. Мы всегда будем цепляться за прошлое, верно? — глухо сказал Мигель и отвернулся.

Копившиеся на протяжении нескольких месяцев боль, отчаяние и злость сбросили Карину с кровати.

— Не поворачивайся ко мне спиной, свинья!

Он обернулся.

— Как ты меня назвала?

— А как ты назвал меня тогда в баре? — парировала она.

— Никак.

— У тебя короткая память. Избирательная, да? Ты назвал меня шлюхой.

— Что?! Я никогда не говорил ничего подобного!

— Говорил. Если не словами, то поступками. Ты даже на последнюю встречу пришел с той жуткой коробочкой. Прощальный подарок, да? Так поступают со шлюхами.

— Боже, ты опять выворачиваешь все наизнанку! Я купил тот браслет раньше, еще до… ну понимаешь… Просто так совпало.