Мигель застонал и ударил кулаком по стене. Черт бы побрал Рину. Зачем она упомянула о женитьбе? Зачем мучила его тем, что было невозможно? Никогда раньше Рина не заговаривала о браке. Почему? Он не сомневался, что ей это не нужно. Если бы она хотела замуж, то отказалась бы от карьеры и согласилась на его предложение. Но ведь не захотела. Так кто же виноват в том, что случилось неизбежное?
Конечно, Рина разозлилась. Ее женская гордость уязвлена. Любая на ее месте расстроилась бы, узнав, что мужчина, с которым она встречалась и которого привыкла считать своим, предпочел другую. С другой стороны, Рина уже не девчонка, ей скоро двадцать пять. Не могла же она всерьез полагать, что их связь завершится браком! В таких делах кто-то должен чем-то жертвовать. Ей следовало поумерить свои амбиции, не кичиться независимостью. Скорее всего Рина просто не думала, что у него могут быть какие-то планы в этом отношении.
Тогда зачем ты занимался с ней любовью?
Мигель застонал, словно от боли. Да, его поведение не было образцовым. Он пришел только для того, чтобы поставить точку в отношениях с Риной. Видит Бог, у него и в мыслях не было подавать новость о разрыве под таким вот острым соусом. Но стоило Рине прильнуть к его груди, как все его благие намерения растаяли, словно снег под горячими лучами весеннего солнца. Вообще-то она никогда не отличалась агрессивностью и, даже инициируя секс, делала это мягко. Сегодня же, можно сказать, взяла его штурмом, продемонстрировав не свойственные ей напор и откровенность. Надо признать, он оказался не готов к такого рода атаке.
За слабость пришлось платить. Говорить женщине, тело которой еще горит от недавней близости, что собираешься жениться на другой, примерно то же самое, что лить масло на раскаленную сковороду.
Резать по живому всегда тяжело, но это единственный выход. Мигель еще раз вздохнул и стал спускаться по лестнице.
Рина выжидала более полутора суток, прежде чем позвонить Мигелю в офис. За это время она окончательно убедила себя в том, что он вернется. Да и как может быть иначе, ведь они были близки, они любили друг друга и в конце концов он же отец ее ребенка. Да, пусть ребенок не входил в их планы, но мужчина несет за него такую же ответственность, как и женщина. Что из того, что Мигель знает Рафаэллу много лет — он ведь не спал с ней, а значит, она просто не была ему нужна.
Приводя эти и другие подобные доводы, Рина успокоила себя настолько, что даже позвонила Кристине и договорилась сходить с ней в кино в ближайший уикенд. Тем не менее в конце разговора подруга, должно быть, различила в ее веселой болтовне некие непривычные нотки.
— У тебя все в порядке?
— Да, конечно, — неумело солгала Рина. — А почему ты спрашиваешь?
— Ты никогда не предлагала мне сходить в кино в выходные. Они у тебя полностью отданы Мигелю. Вот я и спрашиваю.
Логичность сделанного Кристиной вывода настолько поразила Рину, что она не сразу нашлась, что ответить.
— Мигель, он… Понимаешь, у него сейчас много дел, переговоры в Техасе…
— Не хитри, — твердо поставила ее на место Кристина. — И вообще мне кажется, что тебе давно пора взяться за него как следует. Мужчина — это как шнурки на ботинках…
Но ни шнурки, ни мрачные пророчества доморощенной сивиллы в данный момент Рину не интересовали.
— Перестань, у нас нормальные, вполне современные отношения. Я вовсе не собираюсь принуждать его к браку.
— Принуждать не собираешься, но думать уже думаешь, — проницательно заметила Кристина.
Неприятно пораженная своей неспособностью замаскировать мысли, Рина поспешила подвести под разговором черту.
За часом проходил час — Мигель не возвращался. Даже не звонил. И тогда Рина не выдержала. Злость и обида переполняли ее, но мысль о ребенке, не покидавшая ни на минуту, подталкивала к действию. Он должен узнать. Он должен понять, что совершает огромную, страшную и непоправимую ошибку, собираясь жениться на другой. Она должна предупредить его, пока еще не поздно, пока роковой шаг еще не сделан.
Если же известие о предстоящем отцовстве никак не повлияет на его брачные планы, то… Нет, о таком варианте развития событий ей не хотелось и думать.
Мигель снял трубку после четвертого звонка.
— Гомес, слушаю.
— Это Рина.
Молчание.
— Нам нужно поговорить.
Снова молчание. Потом:
— Нам не о чем разговаривать.
— Ошибаешься. Мне есть что сказать.
Пауза.
— Все кончено, Рина. Что прошло, то прошло.
Все кончено? Он обошелся с ней, как со вчерашним мусором! Она едва не задохнулась от гнева, но удержала рвущийся из горла крик.
— Не все. Нам надо поговорить. Ты не можешь отказать мне в этом, Мигель.
На этот раз Рина не стала нарушать затянувшееся молчание. Наконец из трубки донесся тяжелый вздох.
— Хорошо. Встретимся в баре «У Керри». В час.
Бар? Не самое лучшее место для разговора на щекотливую тему, да и выходить из дома ей не хотелось.
— Я бы предпочла, чтобы ты пришел сюда.
— Нет.
Она скрипнула зубами, но спорить было бесполезно.
— Ладно. — В конце концов, может быть, это и к лучшему. По крайней мере он не решится совершить убийство на глазах у свидетелей, с мрачным юмором подумала Рина.
Мигель положил трубку, поднялся из кресла и подошел к окну. Билет на рейс до Буэнос-Айреса уже лежал у него в кармане. Контракт в Хьюстоне был подписан, так что в Штатах его сейчас ничто не удерживало. Да он и не хотел оставаться здесь, особенно в Нью-Йорке.
Боишься, шепнул внутренний голос.
Мигель раздраженно побарабанил пальцами по подоконнику. Он привык смотреть правде в глаза, а правда заключалась в том, что его тянуло к Рине.
Почему? Чем она так пленила его? Почему прошедшие после расставания часы стали мучительной пыткой? Почему рука сама тянулась к телефону? Однажды он даже набрал ее номер, но, слава Богу, успел вовремя нажать на рычаг.
Он вырос в семье, где главным достоинством мужчины считалась верность слову. На первом месте у мужчины долг, учил его отец. Долг в первую очередь перед семьей. Отец Мигеля никогда не изменял долгу. Он остался верным жене, которая вот уже тридцать лет страдала тяжелым заболеванием сердца. И когда-то он пообещал умирающему другу, что позаботится о его дочери, тогда еще юной девушке по имени Рафаэлла.
Мигель не мог подвести отца, не мог огорчить больную мать. Да, он подвел Рину. Да, он поступил необдуманно, став ее первым любовником. Но ведь она сама неоднократно говорила, что свобода и карьера для нее важнее всего на свете. Ничего, такая красивая и чувственная женщина, как Рина, не останется без мужского внимания. Он был у нее первым, но, конечно, не последним. Иногда ему даже казалось, что у нее есть кто-то еще, помимо него. Оснований для таких мыслей хватало. Она много выступала, ездила в другие города, имела поклонников. Она не любила рассказывать ни о своей прошлой жизни, ни о работе, ни о планах на будущее. Во многих отношениях Рина оставалась для него загадкой.
Мигель старался не ревновать, и она вроде бы не давала к тому повода: не засматривалась на мужчин, не флиртовала, не получала многозначительных подарков и всегда с готовностью откликалась на его ласки. Но все равно он не мог избавиться от ощущения, что эта женщина не принадлежит ему целиком. Если не в сексуальном, то хотя бы в эмоциональном плане.
Следуя такой логике, Мигель убедил себя, что Рина воспримет их разрыв как неизбежность и не станет делать из случившегося трагедию.
И все же он где-то ошибся. Ее реакция оказалась непредсказуемой. Может быть, она вбила себе в голову, что любит его? Для многих женщин любовь является удобной причиной, чтобы уступить своим страстям или оказать давление на мужчину. Мигель знавал женщин — и даже нескольких мужчин, — которые, прикрываясь флагом «любви», забывали о долге, об ответственности, о детях и пускались во все тяжкие. Рина вроде бы не соответствовала этому типу, но кто знает… Что касается самого Мигеля, то он полагал, что откровенные сексуальные отношения куда важнее заявлений о неких чувствах, способных не только внезапно появляться и бесследно исчезать, но и изрядно портить жизнь.