— Привет, Пат.

— Привет.

Неужели он пришел за ней?

— Я уж было волноваться начал, — сообщил молодой человек, глядя на часы, — подумал, что вы могли спуститься на лифте или ускользнуть через другой выход.

— Вовсе нет, я всегда выхожу здесь.

— Значит, мне посчастливилось. — Он улыбнулся, ведя девушку к эскалатору. — Я надеялся, что вы не откажетесь поужинать со мной.

— Это так неожиданно.

Вчера вечером девушка приготовила спагетти, и Ирен наверняка уже подкрепилась. Но… Вдруг Патриция со всей отчетливостью осознала, что одета отнюдь не для выхода в свет: темно-синяя вельветовая юбка и простая белая блузка не украшали ее.

— Нет… простите, никак не могу.

— За вами долг, Патриция Олтмен, — настаивал он. Вместе прошли они мимо отдела сумочек, мимо витрины ювелирных украшений и наконец оказались за дверью, на площади перед супермаркетом. — Я вытерпел три партии в бридж, прождал сорок пять минут, подвергаясь непрерывному обстрелу в магазине: "Не могу ли вам чем-нибудь помочь, сэр?" — и ловя на себе изумленные взгляды всякий раз, когда качал головой и отвечал: "Нет, спасибо, я просто жду". Жду юную леди, у которой в словарном запасе напрочь отсутствует фраза "Благодарю вас, с удовольствием".

— Дело в том, что… я совсем не рассчитывала…

— Но вы ведь голодны, нет? Далеко идти не надо: на другой стороне улицы тот самый ресторан, где мы познакомились и где я столь галантно передал вас на попечение другого.

— Ну хорошо. Однако надо заметить, что передавать меня па попечение другого вы не особенно-то торопились. — Словно со стороны она услышала собственный смех, удивившись и машинально отметив про себя, что смех этот имеет нечто общее с кокетливым хихиканьем Джинджер,

В ресторане свободных мест не оказалось, и после того как Патриция предупредила по телефону мать, что задержится, молодые люди за — шли в бар, намереваясь подождать там своей очереди. Ожидание затянулось: Мартин успел выпить два мартини, а Патриция два бокала белого вина.

Девушка не привыкла к вину: обычно от первого же бокала ее клонило в сон, Но сегодня, как ни странно, она ожила и взбодрилась. К светской болтовне она тоже не привыкла и поначалу слегка робела. Но, сидя в полутемном баре и потягивая хорошее вино, девушка вскоре расслабилась и почувствовала себя легко и непринужденно. А спутник ее тем временем повторял:

— Вы меня заинтересовали, Патриция. Вы меня очень заинтересовали.

— Чем именно? — полюбопытствовала она.

— Я сам еще не понял. — В голосе Мартина звучало искреннее недоумение, словно он и впрямь не мог разрешить для себя этот вопрос, как ни ломал голову. — Может, потому, что всякий день, когда я вас вижу, вы каждый раз совсем другая.

— Вы заблуждаетесь. Роберт уверяет, что именно в том и состоит мой главный недостаток: я даже не пытаюсь меняться.

— Ах, Роберт, вот как? — Мартин нахмурился и заерзал в кресле. — Я не знаю, прикладываете вы к тому усилия или нет, но перемены я наблюдаю. Разительные перемены. Последние два раза вы являлись мне озорным босоногим бесенком, А сегодня… — Он критически оглядел строгую синюю юбку и простую белую блузку, застегнутую до самого горла. — Сегодня вы смахиваете на чопорную школьную директрису. И ни один из этих образов, заметьте, не имеет ничего общего с элегантной, неотразимой фотомоделью, с которой я свел знакомство в этом самом ресторане.

— Так это же была не я! — Патриция захлопала ресницами.

Официантка убрала пустой бокал и поставила на стол полный. Девушка наклонилась к собеседнику, чтобы объяснить, в чем дело; голова у нее слегка кружилась.

— Роберт уверял: чтобы произвести впечатление на мистера Ритта, нужно стать обаятельной и привлекательной. — Она рассмеялась, все больше ощущая себя Джинджер. — А я сказала ему, что для этого мне надо просто снова родиться.

— Зачем? — рассмеялся он.

— Для того чтобы стать обаятельной и привлекательной. Если чего нет, то никогда и не будет. — Девушка встряхнула головой, стараясь собраться с мыслями. — Но Роберт сказал, что над обаянием надо работать, само оно не приходит. Поэтому он и Ирен меня принарядили. А потом Роберт отобрал очки. Он сказал, что очки портят впечатление.

— Да? — Мартин не сводил с девушки пристального взора. — Он так сказал.

— А что вас удивляет? — Патриция кивнула. — И, знаете, мама тоже так считает. Она всегда говорит, глядя на меня: "Какая жалость". — Девушка пригубила еще вина. — Поэтому, когда Роберт забрал мои очки, она…

— Да кто такой этот Роберт, разрази его гром?! — В голосе молодого человека послышалось раздражение, настолько явное, что она слегка опешила.

— Роберт… он просто друг. Раньше жил по соседству. А теперь работает в Нью-Йорке.

— Отлично. — Мартин потянулся к ее бокалу и отставил его на противоположный конец стола, так чтобы она не могла дотянуться. — Надеюсь, там он и останется.

— Кто? — Патриция подняла на него вопросительный взгляд.

— Роберт.

— Ах, Роберт! Да, конечно. Ему нравится Нью-Йорк и…

— Мистер Сазерленд, два места, — объявили в репродуктор. Мартин обошел столик кругом, взял Патрицию под руку и повел в зал.

— Мет, вина не нужно, — сказал он официанту. — Нельзя ли для начала кофе? — Он сделал заказ на двоих, даже не спросив ее.

— Человек, на которого вы стремились произвести впечатление, — тот самый светловолосый джентльмен, к которому я проводил вас в тот вечер?

— Да. — Она с наслаждением отпила крепкий черный кофе. — Ритт. Эммануэл Ритт.

— И вы ему понравились?

— Нет. — Девушка покачала головой. — Его интересуют только крупные начинания. — Для вящей убедительности Патриция широко развела руки. — Судоходные линии, кофейные плантации, мукомольные фабрики… Вот такой размах. Не знаю, с какой стати Роберт вдруг решил, что Эммануэла не оставит безразличным идея открыть модный магазинчик.

— Модный магазинчик? Этим вы и хотели его заинтересовать? — Она кивнула, следя, как официант ставит перед ней глубокую тарелку с супом-пюре.

— Но модный магазин — это слишком мелко, это не для него. — Патриция поднесла ложку ко рту. — Восхитительно! — Девушка и не подозревала, что настолько проголодалась. — Вы знаете, что на большую ссуду можно рассчитывать только в том случае, если уже располагаешь значительным капиталом? Вам не кажется, что это неправильный подход — ведь не каждый же способен строить наполеоновские планы?

— О, порой это себя оправдывает. Вот вам, например, не следует ограничиваться малым, Патриция.

— Мне?

— Да, вам. Зачем вам постоянная работа, когда вы умеете создавать шедевры вроде того великолепного кружевного платья?

— Может быть, потому, — сказала Патриция, — что это платье все еще висит в "Золотом наперстке".

— Это магазин одежды?

— Да. Видите ли, моя подруга Мелани владеет магазинчиком в Мел-Велли, и я сдала платье туда. Но никто до сих пор так и не купил его.

— Не удивляюсь. — Мартин откинулся на стуле и кивком поблагодарил официанта, убравшего суповые тарелки.

— Почему?

Молодой человек усмехнулся. В заведении подобного рода наверняка покупают обычные повседневные платья, украшенные банальным ярлыком "Платье женское". Он подождал, пока официант расставит тарелки с жарким. Затем взял в руку нож для вящей убедительности взмахнул им перед девушкой. — Такой шедевр нельзя прятать во второразрядном магазинчике. Это восхитительное кружевное платье там столь же неуместно, как вы — в перешивочной мастерской "У. Рэнк".

— Да ну? Так вот извольте запомнить, что я рада и, более того, считаю за честь работать в перешивочной мастерской "У. Рэнк". — Она отложила вилку в сторону и посмотрела своему спутнику прямо в глаза. — "У. Рэнк" дает мне уверенность в завтрашнем дне. Там, видите ли, регулярно платят.

— "В погоне за наживой мы растрачиваем силы", — процитировал Мартин, неодобрительно качая головой. — В наши дни слишком много внимания уделяется деньгам.