— В чем заключается риск? — спросила девушка.

Фрэнк охотно пустился в объяснения, подробно описал суть операции, возможные положительные и отрицательные эффекты, добавив, что успех зависит от того, в чем именно состоит проблема конкретного пациента.

— В большинстве случаев, — продолжал он, — наблюдаются превосходные результаты. Если хотите, запишитесь ко мне на прием, и посмотрим, показана ли нам операция.

— Вы его слушайте, Патриция, мой муженек зря не скажет, — улыбнулась Шарон. — Он окулист, причем один из лучших. А операции коррекции зрения — так уж случилось — его специальность.

— В самом деле? — Девушка обернулась к Мартину, с трудом различая размытые очертания: молодой человек утвердительно кивнул, ошибки быть не может.

— Да, — подтвердил Мартин, — Фрэнк, безусловно, знает, о чем говорит.

Муж Шарон — окулист! Мартин знал об этом, и ей не сообщил. Почему-то это задело ее. Хотя, казалось бы, с какой стати ему об этом рассказывать? Ну, не пришлось к слову!

— Эта операция, должно быть, очень дорого стоит, — предположила девушка робко.

— Всего лишь полторы тысячи долларов.

С таким же успехом она может стоить и все пятнадцать тысяч, обреченно подумала Патриция.

— Притом большинство видов медицинской страховки включают в себя и эту статью, — продолжал Фрэнк.

К ее страховке это не относится — ее медицинская страховка не оплачивает даже очки. Патриции показалось, будто на мгновение отворилась дверь в чудесный, непередаваемо прекрасный мир — и тут же снова захлопнулась прямо перед ее носом. От этого бедняжка еще острее почувствовала собственную неполноценность и окончательно смутилась. И еще сильнее рассердилась на Мартина. За столом она держала себя в руках, ничем не выказывая своего раздражения. Прощаясь, мило поулыбалась Шарон и Фрэнку и спокойно села в машину. Внутри же Пат буквально кипела от гнева. Мартин выехал на шоссе.

— Ты чем-то недовольна?

— Да.

— Ты рассердилась на меня?

— Нет.

— Мне очень жаль, что с очками так получилось. У тебя ведь есть запасная пара?

— Да.

— Отлично. А в эту можно вставить новые стекла. — Он явно имел в виду оправу, которая, завернутая в салфетку лежала у Патриции на коленях. — Оправа погнулась совсем чуть-чуть.

— Да.

— Давай, я отнесу очки в мастерскую. Как, ты сказала, фамилия твоего офтальмолога?

— Прекрати вилять и говори прямо то, что хочешь сказать.

— А именно?

— Ты знал об этой операции! — упрекнула Патриция, окончательно выходя из себя.

— Да, я о ней знал.

— И ты хотел, чтобы Фрэнк мне о ней рассказал. Поэтому и организовал эту игру в теннис. Ты все подстроил!

— Ну уж разбитые очки — никак не моих рук дело.

— Ты и без того достаточно постарался! — Она замолчала, на мгновение устыдившись собственных слов. Даже не видя собеседника, девушка готова была поклясться, что он усмехается, и снова ринулась в бой: — Изобретательности тебе не занимать — кого угодно обведешь вокруг пальца! Ловко ты все подгадал, ничего не скажешь! Свел меня с родственником, чтобы тот имел возможность рассказать мне, как избавиться от очков.

— А ты набрасываешься на любого, кто только намекает, что тебе давно пора избавиться от очков! — повысил голос Мартин, стараясь перекричать шум движения. Он повернул руль и ловко обогнал грузовик.

— О чем это ты?

— Я хочу сказать, что ты прячешься за очками, потому что считаешь, что никогда тебе не стать такой красивой, как мать. Поэтому заранее признаешь свое поражение и лаже не пытаешься соперничать с ней.

— Зачем мне соперничать с матерью? — изумилась Патриция: такая мысль прежде не приходила ей в голову. — Я… я люблю ее.

— Любишь? Ты ее боготворишь, возводишь на недосягаемый пьедестал. Ты ей прислуживаешь, словно горничная. И при этом принижаешь себя. Ты прячешься от жизни!

— Неправда! Мне нужны очки для того, что бы… Да я без них просто не могу жить!

— Да забудь ты про эти проклятые очки. Они только часть созданного тобою образа. Оправдание тому, чтобы не уделять внимания своей внешности. Ты не хочешь, чтобы с тобой обращались как со взрослой женщиной, безропотно примиряешься с ролью зависимого ребенка. Ты создаешь великолепные, потрясающие, неповторимые наряды. И, однако, всякий раз, когда я вижу тебя на людях — за исключением первого вечера, — ты одета так, словно все куплено на распродаже. Чтобы, не дай Бог, никто не подумал, что и тебе не чуждо желание нравиться!

— Ты, конечно, считаешь, что все про меня знаешь!

— Очень может быть, что и так. Скажи-ка, в детстве тебе приходилось наряжаться в материнские платья?

— Я… Какое это имеет значение?

— Приходилось или нет?

— Ну, нет. Но…

— Ага! Это о многом говорит, Патриция, хочешь — верь, хочешь — нет. Большинство маленьких девочек…

— Я не большинство маленьких девочек. — Я — это я! И не знаю, с какой стати мы заговорили о моем детстве.

— Извини, я увлекся. — Он свернул с магистрали и остановился у светофора на развилке. — Послушай, поговорим лучше об операции.

— Не будем говорить о ней. Не вижу смысла. Во-первых, тысячи пятисот долларов у меня нет. А если бы и были, я бы не стала тратить такие суммы на глупую косметическую операцию!

— Косметическую… Ну да, конечно, — задумчиво протянул он. Зажегся зеленый свет, и машина тронулась с места. — Разумеется, именно так ты и должна была к этому отнестись.

— А что, у тебя другое мнение?

— А я бы назвал коррекцию зрения необходимой мерой. Забываешь, дорогая, что ты практически слепа.

Слепа! Никто и никогда не говорил ей таких жестоких слов!

— Я не слепа! Благодаря очкам я отлично вижу!

— А без очков ты абсолютно беспомощна. Сегодня ты стояла на теннисном корте, не зная, куда повернуться. А в тот вечер в ресторане, когда ты присела за мой столик, ты меня даже не видела. Ты не знала, кто я такой, черт возьми! Я мог оказаться кем угодно.

— О нет, что за вздор!

— Ты стыдишься признать, что нуждаешься в помощи, и в то же время не хочешь ни от кого зависеть. Ты настолько не уверена в себе, что боишься быть кому-то обязанной!

— А ты самодовольный резонер, затвердил несколько фраз, как попугай, и считаешь, что имеешь право учить других! Где, собственно говоря, ты получил диплом психолога-любителя? — воскликнула она в запальчивости, выскакивая из машины, как только та затормозила у дома и, спотыкаясь, взбежала на крыльцо. Благодарение Господу, дверь была не заперта.

— Патриция, подожди! — Патриция слышала, как Мартин поднялся по ступеням вслед за нею и забарабанил в дверь.

Тяжело дыша, она прислонилась к двери. Он сказал… Нет, не нужно вспоминать, что именно он сказал. Волшебные грезы развеялись.

Она ждала. Наконец он отошел от двери, сел в машину и уехал. Только тогда девушка прошла в дом.

— Пат, милая! Ты вернулась? Отлично! — позвала из кухни Ирен. — Тут как раз Роберт звонит.

Роберт? Что ему нужно? Девушка устало побрела на кухню.

— Алло.

— Привет, Пат, Сузи передала мне, что ты звонила.

— Да, звонила. Впрочем, ничего важного.

Ровным счетом ничего. Просто вздорные фантазии мистера Делай-Что-Хочешь-И- Будь-Счастлива. Да что он знает о жизни?

— Ничего важного? Сузи сказала, что ты думаешь показать свои модели Эммануэлу. Ничего подобного мы еще не предпринимали, Пат, верно? Сузи упомянула что-то насчет поточного производства.

— Ох, Роберт, я просто… может быть, слишком о себе возомнила. Не думай об этом.

— Слишком о себе возомнила? Детка, это же великолепная идея! Именно то, что нужно боссу. Он обязательно клюнет, вот увидишь. А здесь полным-полно фабрик. Послушай, мама говорила, что у тебя есть какие-то эскизы?

— Целая папка.

— Вот и отлично. Немедленно отнеси ее на почту. Босс вернется утром, я хочу перехватить его между поездками. Постарайся, чтобы завтра посылка оказалась здесь.

Патриция сказала, что сделает все, что он просит, но затея уже не казалась ей такой уж многообещающей. Энтузиазма у девушки заметно поубавилось.