— Жива и здорова.

— Вот и ладно, — облегченно вздохнула Оливия, словно с ее плеч свалился непосильный груз, — а теперь рассказывай.

— Она знает, кто я.

— В каком смысле? — не сразу поняла Оливия и, тут же догадавшись о сути его слов, прикрыла рот рукой, чтобы подавить вопль ужаса. — Неужели ты сам осмелился сказать?

— Конечно, нет. Я что, похож на самоубийцу? Да и какая разница, кто сделал доброе дело, — главное, что Беата обо всем знает, и она ушла от меня.

— Этого следовало ожидать, — задумчиво произнесла Оливия. — Да, иной реакции я и не ожидала от Беаты.

Повисла долгая пауза, во время которой слышался только детский лепет, доносящийся из детской комнаты.

— Извини, я совсем невежливый гость, даже не поинтересовался как у вас с Тревором дела. Малыш здоров?

— Да, у нас все в порядке. Я тоже веду себя негостеприимно, даже кофе тебе не предложила, но это больше от растерянности. Совсем не ожидала, что все произойдет так быстро. Хотя, знаешь, судя по стремительности, с которой закрутился ваш роман, этого, наверное, следовало ожидать.

— Да уж. Я тоже совершенно не был подготовлен к такому повороту. У меня вся надежда только на тебя, Оливия.

— Но, чем же я могу тебе помочь? Ваши отношения — это ваше личное дело.

— Все это, конечно, так, и я понимаю, что в твоих глазах выгляжу слабаком и неудачником, но мне действительно нужна поддержка. Все, что касается бизнеса, для меня понятно, я могу решить любые вопросы, урегулировать сложные ситуации, но, если дело касается моих отношений с Беатой, я ощущаю себя совершенно потерянным. Я слишком люблю ее и ужасно боюсь потерять. Порой мне кажется, что всеми моими действиями руководит именно страх, и я не в силах противопоставить ему здравый смысл.

— Не надо, Ник, не оправдывайся. Это совершенно ни к чему. Я все понимаю. У нас с Тревором тоже были сложные моменты, и у меня на душе было тревожно, но мы смогли через все это пройти и теперь у нас хорошая семья. Скажи, чего ты ждешь от меня?

— Поговори с Беатой. Я знаю, что меня она слушать не станет. Расскажи ей о нашем с тобой разговоре, скажи, что я не скрывал своего имени, просто отложил неприятный разговор на потом, — волнуясь, торопливо говорил Ник.

— Почему ты думаешь, что меня она станет слушать?

— Беата тебе доверяет, она обязательно прислушается к твоим словам.

— И все же…

— Ей сейчас очень плохо, я знаю, и дружеское участие ей просто необходимо, а получить его она может только от тебя.

— Согласна. У Беаты больше никого нет.

— Ты ведь не оставишь ее в этой ситуации, Оливия?

— Что за бред ты несешь, Ник!

— Прости, я вовсе не хотел тебя обидеть. Я просто в панике. Я очень люблю ее. Знаю, что она тоже любит меня. Она слишком долго копила в себе ненависть ко мне, еще не зная меня. Беате сейчас очень сложно разобраться в себе. Помоги нам, Оливия.

Оливия вздохнула и мысленно признала правоту слов Ника. Она безоговорочно верила этому парню, верила, что именно он сделает Беату счастливой.

— Я попробую, но не жди быстрых результатов. Думаю, что тебе лучше уехать из города. Занимайся своими делами. Не торопи события. Дай Беате успокоиться.

— Я не стану торопить ее, но и из города не уеду. Из меня сейчас плохой бизнесмен. Я пока поживу в гостинице, поброжу по городу.

— Как знаешь. Вечером я съезжу к Беате, как только Тревор вернется домой и присмотрит за Кристианом.

— Спасибо тебе, Оливия.

— Рано благодаришь, еще ничего не решено. Беата умеет быть непредсказуемой. Я посмотрю на ее состояние — может, и не стоит сегодня заводить с ней разговора о тебе.

— Хорошо, делай, как подскажет ситуация. Я готов ждать, сколько потребуется.

День тянулся нескончаемо долго. До обеда Беата не вставала с постели, потом еще пару часов бесцельно слонялась по дому. Она пробовала читать, смотреть телевизор и даже заниматься домашним хозяйством, но очень быстро теряла ко всему интерес. На душе было тяжело и тоскливо. Целый день одна наедине с грустью и разочарованием — а сколько еще впереди таких однообразных, скучных дней? Все потеряло всякий смысл. Как теперь жить дальше?

Сегодня они с Ником планировали отправиться в Нью-Йорк. Сейчас бы, наверное, проделали половину пути. Каким насыщенным и счастливым мог быть каждый ее день, если бы не… Беата тяжело вздохнула. Если бы… Простить его она не может, но и не любить — тоже. Это Беата поняла сразу, как только вернулась в Дулут. Так, как же жить дальше? Голова раскалывалась от мыслей, вопросов, на которые не найти ответа. Ник не звонил, даже не пытался объясниться, и это добавляло еще больше обиды. Все, закончилась любовь?

Из задумчивости Беату вывел звонок в дверь. По всей видимости, гость уже терял терпение, потому что вслед за мелодичной трелью раздались весьма ощутимые удары в дверь.

— Привет, подруга! Долго не открываешь. Спала? Я уж стала волноваться, — уж не случилось ли чего, — как обычно в минуты волнения, скороговоркой проговорила Оливия, проходя в гостиную. — Вот, узнала, что ты вернулась, и решила тебя навестить. Не возражаешь?

— Что за глупости, Оливия? Конечно, нет. Ты же знаешь — я всегда рада тебе.

— По твоему лицу не скажешь. Даже не обнимешь меня?

— Прости, дорогая. — Беата обняла подругу и поцеловала в щеку. — Я немного растерялась от неожиданности. Пойдем на кухню, я сварю кофе. Ты извини, но больше угостить нечем.

— Что бы ты без меня делала. Вот, держи. — Оливия протянула Беате пакет с ароматной выпечкой. — Знала, что сидишь здесь голодная. А по поводу кофе — не откажусь, и разговор вести как-то легче.

Оливия была настроена очень решительно, и подобная решимость немного пугала ее саму. Она прекрасно понимала, что излишний напор с ее стороны может поставить под удар всю миссию парламентера, и потому, чтобы немного успокоиться, медленно прошлась по квартире Беаты и лишь затем вошла в кухню.

— Давно я у тебя не была. Вижу, ничего не изменилось.

— Я больше не стремлюсь к переменам. Ведь ты уже знаешь, что из всего этого получилось? А старые вещи напоминают о родителях и бабушке. Пусть все остается, как при них.

— Но жизнь продолжается. Тебе не кажется, что ты рано опустила руки? Мало ли какие сюрпризы преподносит жизнь! Это не повод отказываться от счастья. — Оливия сразу же начала потихоньку подводить Беату к цели своего визита.

— Если ты пришла говорить о Нике, то не утруждайся. Ведь это он сообщил тебе, что я вернулась?

— Он. И пришла я говорить о нем и о тебе, о вашем будущем.

— У нас нет будущего. Вернее сказать — нет общего будущего, у каждого оно свое. Прошу тебя, Оливия, давай на этом остановимся.

— Я, конечно, могу и остановиться, — с некоторой долей обиды в голосе ответила Оливия, — но я пришла к тебе только потому, что мне небезразлична твоя жизнь, потому, что я не могу спокойно смотреть, как твое упрямство и гордыня мешают твоему счастью рядом с человеком, который бесконечно любит тебя! Я желаю тебе счастья, и мне кажется — нет, я уверена, — что оно связано с Ником! — сумбурно, сбивчиво, запинаясь от волнения, говорила Оливия.

— Я ценю твою дружбу, Оливия, и не хотела тебя обидеть, но хочу напомнить тебе, что этот человек — убийца. Он виновен в гибели моих родителей, и ничего общего между нами быть не может.

Беата нервно мерила шагами кухню. Ее руки тряслись так сильно, что она просыпала мимо чашек сахар, а кофе расплескала по столу.

Ее волнение не оставило Оливию безучастной. Воинственный настрой улетучился, как только она заметила, что плечи Беаты стали потихоньку вздрагивать от сдерживаемых рыданий.

Оливия подошла к подруге и насильно усадила ее на стул.

— Бог с ним, с этим кофе. Успокойся и послушай, что я тебе скажу. Я очень хорошо понимаю, что ты чувствуешь, хотя, наверное, в моих словах есть доля лукавства. Полностью ощутить всю твою боль может только тот, кто прошел через подобную трагедию, и все же я скорблю вместе с тобой. В моей жизни тоже не всегда было все гладко, и, как всякий другой человек, я искала вокруг себя виновника собственных бед. Думаю, это свойственно каждому. При этом мы не всегда бываем объективны, просто так нам легче справиться с навалившейся бедой.