— Хорошо, что ты понимаешь необходимость сценического преувеличения, но это меня не утешает, — мрачно сказал я. — От души надеюсь, что в моей пьесе я верен правде жизни. Если в жизни люди при жестоких потрясениях ведут себя обыденно, они должны так же держаться и на сцене.

А потом мы, точно две форели, выплыли из прохладной заводи большого отеля и двинулись по стремительному потоку Бродвея, лениво клюя на разноцветных бродвейских мушек. Спор о драматическом искусстве так ничем и не кончился.

Мы поклевывали мушку и увертывались от крючков, как и положено разумной форели; но скоро изнуряющая жара летнего Манхэттена одолела нас. На девятом этаже, окнами на юг, нас ждало жилище Холлиса, и вскоре мы сели в лифт и вознеслись в эту немного более прохладную гавань.

У Холлиса я чувствовал себя как дома и через несколько минут, позабыв о своей пьесе, уже стоял у буфета, заставленного стаканами и колотым льдом, и смешивал коктейли. В окна веял ветерок с бухты, не вовсе отравленный асфальтовым пеклом, над которым он пролетел. Холлис, тихонько посвистывая, взял со стола несколько писем, пришедших с последней почтой, и пододвинул самые прохладные плетеные кресла.

Я осторожно подливал в стаканы вермут, как вдруг раздался странный звук. Незнакомый голос хрипло простонал:

— Изменила, о боже, изменила! И любовь — ложь, и дружба всего лишь дьявольский обман!

Я круто обернулся. Холлис навалился грудью на стол, уронил голову на руки. А потом он посмотрел на меня снизу вверх и засмеялся совсем как всегда.

Я сразу понял — это он издевается над моей теорией. И в самом деле, так неестественно прозвучали высокопарные слова посреди нашей мирной болтовни, что мне подумалось: а ведь, пожалуй, я ошибался и теория моя неверна.

Холлис медленно выпрямился.

— Ты был прав насчет этих театральных эффектов, старина, — негромко сказал он и перебросил мне записку.

Я ее прочел.

Лорис сбежала с Томом Толливером.

Сыщик за детективами ^{27}

(Перевод Л. Каневского)

Я гулял по Центральному парку с Эвери Найтом, великим нью-йоркским взломщиком, грабителем с большой дороги и убийцей.

— Послушайте, дорогой мой Найт, — говорил я ему, — все это просто невероятно! Вы, вне всякого сомнения, совершили самые расчудесные подвиги по части вашей профессии, известные современному преступному миру. Вы сотворили такие удивительные деяния под самым носом полиции, вы без всякого труда запросто проникали в дома миллионеров, удерживали их под дулом незаряженного револьвера, а второй рукой вытаскивали из ящиков серебро и драгоценности; вы грабили граждан при ослепительно ярком свете лампочек на Бродвее; вы убивали и грабили с поразительной открытостью, с полной безнаказанностью, но когда вы начинаете хвастать, что всего спустя сорок восемь часов после совершенного вами убийства вы можете привести меня и поставить лицом к лицу с тем детективом, которому было поручено вас задержать, то простите, позвольте мне выразить по этому поводу свои сомнения. Не забывайте, вы ведь в Нью-Йорке, а не где-нибудь в другом месте!

Эвери Найт только снисходительно улыбнулся.

— Вы, доктор, пытаетесь уязвить мою профессиональную гордость, — сказал он обидчиво. — Ну что же, я смогу вас переубедить.

Приблизительно ярдах в двадцати от нас шел какой-то явно состоятельный гражданин по дорожке, которая закруглялась возле растущих кустов. Найт внезапно вытащил из кармана револьвер и выстрелил ему в спину.

Жертва упала и лежала на земле без движения.

Великий убийца вразвалочку, не спеша подошел к трупу, вытащил из его карманов деньги, часы, снял дорогой перстень и отцепил от галстука бриллиантовую булавку. Потом он с мягкой улыбочкой подошел ко мне, и мы продолжили прогулку.

Мы успели сделать шагов десять, как столкнулись с полицейским, который бежал на место преступления. Эвери Найт остановил его.

— Я только что убил человека, — с самым серьезным видом сказал он ему, — и ограбил его.

— Какого черта! — сердито сказал полицейский. — Ну-ка посторонись, если не хочешь, чтобы я сбил тебя с ног. Что, захотел, чтобы твое имя напечатали в газетах, так? Я еще не видел, чтобы все эти чокнутые сбегались так быстро после того, как прозвучал выстрел. Ну-ка, убирайся из парка подобру-поздорову, не то я лично тебя отсюда выпровожу!

— Ну, то, что вы сделали, — сказал я, стараясь быть аргументированно убедительным, — это просто! Но если вам придется иметь дело с детективом, которого послали по вашим следам, чтобы вас задержать, тогда другое дело — это подвиг куда потруднее!

— Может, вы и правы, — беззаботно сказал Найт. — Могу признать, что мой успех отчасти зависит от того человека, которого отряжают меня поймать. Если это обычный коп в штатском, то я могу его и не заметить. Но если мне будет оказана честь и мою поимку поручат одному из знаменитых сыскарей, то я без особого страха готов противопоставить ему свою хитрость и искусство индукции.

На следующий день в полдень Найт вошел ко мне в офис с весьма удовлетворенным видом на своей хитрой физиономии.

— Ну, как идет расследование таинственного убийства? — поинтересовался я.

— Как обычно, — с улыбкой ответил Найт. — Утром я зашел в полицейский участок, потом в отдел дознания. Кажется, возле трупа они обнаружили коробочку для визитных карточек с моим именем и адресом. Они допросили троих свидетелей, которые видели, как я стрелял, и описали мою внешность. Расследование было поручено Шемроку Джолнсу, знаменитому детективу. В одиннадцать тридцать он покинул штаб-квартиру для выполнения задания. Я ждал у себя дома до двух по указанному адресу, полагая, что он должен ко мне заглянуть.

Я засмеялся, чтобы его уколоть.

— Вы увидите Джолнса, — продолжал я, — только после того, как об этом преступлении будет забыто, то есть через две или три недели. Знаете, Найт, я был лучшего мнения о вашей проницательности. Он идет по вашим следам, используя знаменитый индуктивный метод, и еще ни один преступник, насколько мне известно, не избежал встречи с ним. Я советую вам оставить свою затею.

— Доктор, — сказал мне Найт, и его серые глаза внезапно вспыхнули, а квадратная челюсть задрожала, — хотя в вашем городе и существует рекорд дюжины совершенных убийств, так и не завершившийся последующей встречей преступника и сыщика, расследующего все эти дела, я намерен побить этот рекорд. Завтра же я приведу вас к Шемроку Джолнсу, сорву с него маску перед вами и докажу вам, что в вашем городе существует вполне реальная возможность, когда представитель закона и убийца человека оказываются лицом к лицу.

— Прошу, действуйте, — сказал я, — и вы получите благодарность от департамента полиции.

На следующий день Найт приехал ко мне на извозчике.

— Я шел по двум ложным следам, доктор, — сказал он. — Мне кое-что известно из методов этих детективов, и я исследовал некоторые из них, надеясь выйти в конце концов на Джолнса. Так как мой револьвер был сорок пятого калибра, я уверен, что он ищет ключ на Сорок пятой улице. Потом я искал его в Колумбийском университете, так как убийство человека выстрелом в спину требует кропотливого исследования. Но и там и духа его не было.

— Вы его и не найдете, — с нажимом заверил я.

— Нет, конечно, если обычными методами, — согласился со мной Найт. — Я могу прочесывать весь Бродвей с начала до конца целый месяц без всякого успеха. Но вы, доктор, ущемили мою гордость, и если я не встречу Шемрока Джолнса сегодня, то обещаю вам больше никогда не убивать и не грабить в вашем городе.

— Какая чепуха, парень, — сказал ему я. — Если наши взломщики и забираются в дома и там вежливо требуют отдать им драгоценности на тысячи долларов, после чего спокойно обедают и барабанят час или два на фортепиано перед уходом, то как же вы, обычный убийца, надеетесь войти в контакт с детективом, который ведет за вами слежку?