- Не надо смотреть! - пробивается сквозь гомон и какофонию звуков голос Юсупова. - Пошли скорее!

Через несколько минут, добравшись до границы этой жуткой территории, Ник с облегчением понимает, что шум в голове начинает затихать. Пройдя сквозь золотистую завесу, он в изнеможении валится на траву.

- Очки, что это было, блин? - спрашивает Хал, плюхнувшись рядом.

- Откуда я знаю? - пожимает плечами Юсупов. - Но надеюсь, что наших кремлевских друзей это всё сильно напугает. Они ведь не знают, что там можно эта… ходить.

- В Цирк пойдет Вилен. Его никто там не знает, а убежавший аковец вряд ли рассмотрел в пылюке тех, кто в него стрелял.

- Да я не отказываюсь, - пожимает плечами Юсупов. - Я эта… не знаю просто, смогу ли…

- А чё там мочь-то, блин? - Хал презрительно плюет под ноги инженеру. - Придешь, прогонишь пургу про Светлую поляну, дачу и все такое. Потом найдешь Бабая и скажешь, чтобы он пришел сюда. Всё, блин, товарищ полковник, задание выполнено.

- А если его убьют? - спрашивает Эн, поглаживая Камила.

Они сидят на чердаке старого трехэтажного дома, кирпичным фасадом выходящего на улицу Айвазовского, а задней частью - на Муштари. Раньше здесь была школа, причем не простая, а с углубленным изучением английского языка. Пройдя по пустым, гулким классам и стараясь оставлять как можно меньше следов, бойцы партизанского отряда имени Камила не обнаружили человеческих останков. В здании побывали какие-то люди - на первом этаже в коридоре имелось кострище, а в одном из классов явно ночевали, сложив из столов и стульев нечто вроде большой многоместной кровати. Но других следов присутствия человека они не

нашли.

С чердака, через небольшие окна, которые во Франции называют «сидячие собаки», хорошо просматривалась примыкающая к школе территория и часть улицы Бутлерова. Удостоверившись, что в случае чего чердак можно будет покинуть с разных сторон, Ник объявил, что здесь будет временный командный пункт.

- Нам нужен Бабай. Через него мы сможем поднять людей. Договоримся о месте сбора, подгоним «маталыгу», раздадим оружие…

- Хороший планчик, - усмехается Хал. - А если Бабай уже того…

- Ну, вряд ли. - Нику как-то не хочется верить в то, что Аслан и его отморозки могут убить главу общины.

- Ладно, нечего эта… коты тянуть… - Юсупов вытаскивает из армейского рюкзака грязные вьетнамки и свой оранжевый плащ. - «Если», «а вдруг», «может быть»… Пока не схожу, ничего не узнаем. Сидите и ждите меня. Ну, или Бабая. День, два, три, но не больше. И эта… осторожнее тут.

- Пароль надо, - согнав с лица улыбку, говорит Хал.

- Да какой пароль, - раздраженно отмахивается Ник. - Вилен, тот, кто придет от тебя, должен встать во-о-он там, возле того дома на Бутлерова, где на стене ржавые ящики…

- Это кондиционеры были, - приглядевшись, отмечает Юсупов. - Лады, эта… я все понял. Ну, пока, что ли?

- Удачи, Вилен. - Ник пожимает инженеру руку, Эн чмокает его в небритую щеку, Хал салютует сжатым кулаком.

Скрипят пыльные доски, и оранжевый плащ Юсупова исчезает

в проеме чердачного лаза.

Эн

Никогда не думала, что ждать - это такое мучение, особенно когда ждешь человека, от которого зависит очень многое и жизни людей в том числе.

Этот Вилен смешной, конечно. Нелепый даже. Плащ этот, велосипед с зонтиком, шлепанцы. По крайней мере, он мне нелепым показался вначале. Когда Хал на него наезжать начал, мне даже жалко стало - взрослый мужик, а отпор дать не может. И разговаривает - словно стесняется чего-то все время.

А потом, когда мы тягач начали чинить… ну, не чинить, а пытаться отремонтировать, чтобы он завелся, Вилен оказался самым главным. И мы все его слушались. Я, честно говоря, не верила, что у нас получится. А он знал. И всё по его вышло. Теперь мы - сила. И будем сражаться. Страшно, конечно, но не так, как там, за желтой стеной, где мы тягач и оружие оставили. Там я просто до обморока испугалась - голоса эти, шум. И главное - ведь все эти люди, которых мы слышали, они же, наверное, умерли давно…

Жуть. И объяснения никакого нет. Мы, пока сюда шли через весь город, все пытались понять - что это за стена, почему звуки, почему провода танцуют? Ник сказал, что это все наверняка как-то связано с тем, что со всеми нами случилось. Хал больше молчал, он, когда не понимает, всегда молчит или повторяет «сила дурака в молчании». Ну, хоть на это у него ума хватает.

А Вилен предположил, что мы столкнулись с каким-то неизвестным физическим явлением вроде электростатического поля, только стабильного во времени и пространстве. Они с Ником заспорили, но я ничего не поняла и молчала вместе с Халом.

Спорили, спорили, но так ни до чего и не договорились. Очень надеюсь, что, по крайней мере, поле это безопасно для здоровья. Мне болеть нельзя, потому что я обязательно с мамой должна встретиться. Вернуться домой. Когда наша партизанская война закончится, я поеду в Иркутск. Попрошу Вилена, чтобы он отремонтировал какую-нибудь машину, возьму Камила и поеду. С Камилом мне ничего не страшно. Я всю жизнь мечтала о таком друге - сильном, смелом и надежном.

Вот он лежит сейчас рядом со мной, спит вроде, но ушами все время двигает - слушает, что вокруг происходит. И если человек где-то по улице проходит, сразу вскакивает и всем своим видом показывает - тревога!

Люди здесь ходят часто. Мы второй день ждем Вилена и Бабая. За это время человек двадцать видели. Один раз группа из пяти человек даже завернула в школу. Мы уже приготовились уйти, но они походили по первому этажу - и ушли.

Вообще, тут ночью очень жутко. Все время кажется, что кто-то бродит внизу, по пустым классам, звуки какие-то раздаются оттуда. Но я всегда на Камила смотрю. Если он спокоен, значит, это всего лишь мыши. Или призраки. Призраков я не боюсь.

Я боюсь людей.

Глава седьмая

Бабай приходит утром на третий день ожидания. Приходит один. Хал, дежуривший у чердачного окна, тихонько свистит, привлекая внимание спящих Ника и Эн. Камил вскакивает, стуча когтями, подбегает к дозорному и высовывает лохматую морду в окно. Неизвестно, что он там видит, но неожиданно начинает махать хвостом и вываливает язык, словно бы улыбаясь.

- Он его признал! - радостно говорит заспанная Эн.

Ник хмыкает, снимает автомат с предохранителя и идет вниз. Вскоре он возвращается с Бабаем. Глава общины выглядит сильно похудевшим. Синяки на лице почти прошли, но двух передних зубов как ни бывало.

- Живые, значит, - говорит он вместо приветствия. - Едрит-архимандрит. Очкарик ваш тоже живой. Измудохали его сильно.

- Нафига, блин? - удивляется Хал. - Чё с него взять, с дохода?

- Проверка, - криво усмехается щербатым ртом Бабай. - У нас теперь так - всех новичков проверяют: кто, откуда, зачем пришел? Ну, и все такое прочее…

- Аслан приказал?

- А кто же еще. Он же теперь - власть. - Бабай наклоняет голову и тихо добавляет: - Сволочь, сука.

- В чем заключается проверка? - озабоченно спрашивает Ник.

- А у них все просто, парень - трое держат, один бьет ментовской дубинкой и вопросы задает.

- И? - напрягается Ник.

Не то чтобы он не верит в Юсупова, но уж больно жуткая картинка рисуется в мозгу.

- Нормально всё. Не сказал он про вас. Всё кричал про сторожа убитого и бандитов с двадцать пятого километра. «Вы же полиция, вы должны задержать преступников!» Кремлевские ржали потом долго.

- Понятно. А сейчас он где?

- Отлеживается. Бабы ему ребра тряпками перетянули, листами подорожника облепили. С завтрашнего дня на работу должен выйти. Пока его в землекопскую бригаду отрядили.

Бабай умолкает, оглядывает чердак, рюкзаки, спальники, задерживается взглядом на автоматах, встречается глазами с внимательно следящим за ним Камилом и переводит разговор на другое:

- Я смотрю, прибарахлились вы… Танковое училище?

- Угу, - кивает Ник.