Хал

Совет в бывшем кабинете директора Цирка собрался. Тут у Бабая теперь приемная, все как положено, даже секретарша есть, пожилая, правда, такая тетка, некрасивая. Если бы я мэром был, я бы Энку вон в секретарши взял. Только она не пошла бы, конечно. Нафига ей это - сидеть, бумажки перебирать или там чай из малиновых листьев заваривать?

Внизу, под кабинетом - госпиталь. И в нескольких комнатах на этом, втором этаже, тоже раненые лежат. Я больницы с детства не люблю - запахи всякие лекарственные, врачи в белых халатах, туда не ходи, сюда не смотри, таблетки, уколы и прочая фигня.

Но это тогдашние больницы, а здесь, в госпитале, все вообще страшно. Вонь такая… Раненые стонут, кричат, один уже умер. Еще ночью был живой и здоровый, а сейчас вот вперед ногами его вынесли. Цапко сказал - обезболивающих у него нет, коагулянтов каких-то и кетгута, а без этого полостные ранения он лечить не сможет и даже аппендицит не удалит. Мне сразу плохо стало от таких слов. У меня-то аппендицит целый, ну, в смысле - здесь он, в животе, с ним проблем-то никогда не было. И я как представил, что вдруг - р-раз! - и заболел он, и операцию надо делать… Чё вот будет? Всё, тапки в угол. Как в старину.

В общем, Цапко долго говорил. Его первого слушали, потому что ему надо было к раненым идти. А еще перед этим Бабай гонцов отправил в другие общины, чтобы все те, кто медицинское образование имеет, к нам в Цирк шли - помогать раненых спасать. Только никто не пришел, блин.

Когда фельдшер закончил говорить, начался такой серьезный и вдумчивый базар - как жить дальше. Не, про раненых и медицину тоже все серьезно было, конечно, но там конкретная тема, а тут - вообще про всё.

Бабай сказал, что нам менты нужны, суд и все такое прочее - законы там всякие, тыры-пыры… А еще он сказал, что пленные будут после суда дороги расчищать и дрова заготавливать на зиму. И утеплять выбранные для зимовки дома. Это, сказал Бабай, первоочередная задача. При этом все остальное идет по старому - и рыбаки на Волгу ходят, как раньше, и рвы какие-то, чтобы одичавших коров в них загонять и по новой приручать, тоже надо продолжать копать, потому что коровы - это молоко и мясо.

Начали думать, кто судьями будет. Решили, что трех человек достаточно. Этими тремя стали Колян Заварзин, Анна Петровна и Фарид-ага. Он на Совет пришел, а Монах - нет. Его право, я считаю. Не нравится мне он, блин. Мутной какой-то. Я при нем даже дышать не могу нормально.

Потом Колян сказал, что суд должен работать быстро - проверили, есть ли за человеком преступления, свидетелей там опросили - и аля-улю: или на свободу, если мобилизованный и никого не убил, или на каторгу, или в расход. Фарид-ага заспорил, говорит - нельзя в расход, аллах против. Решили этот вопрос на потом отложить и перешли к полиции - кто будет командовать, кого в нее набирать. Бабай вдруг говорит - предлагаю начальником вот Проскурина. Это Ника, ага! Я чуть не заржал: Ник - главный мент! А Бабай дальше базарит: заместителем к Проскурину предлагаю Халилова. Тут уже мне не до смеху стало, блин. И тут такой Колян - нельзя, типа, Халилова, он невыдержанный и влиянию поддается.

Я, блин, сижу ни живой, ни мертвый. Вот такая подляна мне выпала ни с хера лысого. Обидно стало, даже в носу защипало. Я ж Коляна уважаю, он реально доказал, что мужик конкретный. Если бы там Очки, да даже Ник или Бабай такое сказали - и пофиг, а тут

Колян…

Короче, встал я и ушел. Пошел гулять. Вокруг Цирка походил, потом до нашего танка дошел. Его пять человек охраняют - Бабай так велел. Ну, меня, понятное дело, пропустили. Залез я внутрь и спать лег. Пошли они все…

Глава вторая

- Ты пойми! - втолковывает Нику Бабай, то и дело потирая красные от бессонницы глаза. - Всё, детство кончилось. Жизнь пошла серьезная. Никакой помощи ниоткуда мы не получили, связи даже с Усадами, Бирюлями, Лаишево нет, я уж про дальние города и поселки не говорю. Нам выживать придется самим. А раз так, то всё, всё, пойми! Никто ничего за нас не сделает. Если хочешь знать, нам государство надо обустраивать. Что ты улыбаешься? Да, государство. Маленькое Казанское…

- Ханство, - подсказал Ник.

- Нет, ну почему ханство… - Бабай смущается, вздыхает и снова потирает слезящиеся глаза. - Демократия у нас, едрит-трахеит, настоящая, народная. Ханство - это вон Аслан хотел сделать. И мы права не имеем дать ему или кому-нибудь еще второй шанс.

Где-то над Волгой кричит чайка. В темном небе горят звезды. Очередной день, первый после освобождения города от власти Аслана и АК, заканчивается.

- Да, вот именно - второй шанс. - Ник выразительно смотрит в сторону входа в Цирк. Где-то там, среди укладывающихся людей, находится и Монах. - Если уж серьезно говорить о серьезных вещах, то этот самый «Второй шанс»…

- Погоди, погоди, - останавливает его Бабай. - Ты кислое с пресным не путай. Монах, он нужен, понял? Он людям надежду дает.

- Надежду дает, а потом власть захапает, - кивает Ник. - Он же сумасшедший, неужели вы не видите?

- Погоди, я сказал! - в голосе Бабая прорезается сталь. - Едрит-трахеит, когда мы все по-нормальному наладим, он в тень уйдет. Или, глядишь, настоящий батюшка появится… - низко наклонившись к сидящему у костра Нику, Бабай свистящим шепотом произносит: - Он же… Монах… не монах никакой! Жил при монастыре, в работниках. Как там у них называется, не помню… послушник, да? Ну, нахватался по верхам. Фанатик, да. Он, и правда, не в себе. Но видишь - нет у нас другого священника. Фарид-ага старый совсем, еле ноги таскает. Да и мулла он, а у нас мусульман меньше половины, а всерьез верящих - вообще с гулькин хрен.

- А откуда у вас такие сведения - про Монаха? - заинтересованно спрашивает Ник.

- Филатов рассказал.

Ник сводит брови к переносице, ворошит прогоревшие ветки. В темное небо взметается сноп искр.

- Кстати, - говорит он через какое-то время. - Вот про Филатова…

- Э, не нашего ума это дело, - неожиданно сворачивает разговор Бабай. - Филатов сам по себе. Забудь. Ты лучше скажи - что решил-то? Принимаешь назначение?

- Вы же мне до утра дали время подумать!

- Утро, вечер… Ты дурака не валяй, отвечай как мужик: будешь работать начальником полиции?

Ник смотрит в красные глаза Бабая, отражающие блики костра и стискивает зубы. Он прекрасно понимает, что все его, в сущности подростковые, аргументы про то, что мент - это западло, не имеют никакого значения. Совету общины нужен порядок. Порядок нужно наводить жестко. Для этого нужен молодой, энергичный и уже проявивший себя человек. Еще вечером, на Совете, Ник объявил, что берет самоотвод и предлагает Заварзина. Но сразу несколько членов Совета чуть ли не хором объяснили ему, что Николай уже выбран судьей и при этом он - бригадир рыбаков, потому что разбирается в этом деле.

Ник в рыбалке был если не полным профаном, то где-то рядом - так, любитель-поплавочник, и заменить Николая, конечно же, не мог. Масло в огонь своим демонстративным уходом с Совета подлил Хал, кандидатура которого на должность заместителя начальника полиции как раз не прошла - тот же Заварзин его и задвинул, причем по делу, объективно.

Что такое полиция в нынешних условиях, Ник понимал плохо, о чем честно и заявил. Ему популярно растолковали: нужно отобрать людей, организовать пункты охраны правопорядка, пресекать преступления, бороться с мародерами, которых за время аковщины в городе расплодилось немало - и прочая, и прочая, и прочая…

- Я все-таки до утра хочу подумать, - отведя глаза, тихо, но твердо говорит Ник. - Утром все скажу, обещаю.

Бабай коротко блякает, машет рукой и идет спать. Ник оглядывается. Стоит тихая, темная августовская ночь. Довольно холодно, но от костра идет приятное тепло. Мимо проходит десятник и несколько общинников, вооруженных автоматами - смена караула. Теперь с наступлением темноты Цирк охраняют десять человек, причем посты вынесены далеко от здания - чтобы больше никто не застал общину врасплох.