По мере того как весна на безводных возвышенностях Хузестана переходила в лето, в Сузы съезжались недавно назначенные наместники крепостей и покоренных областей. Они привозили юных новобранцев для армии, которых Александр назвал своими преемниками, «эпигонами» (επίγονοι). Все они были азиатами. Поскольку эти юноши должны были заполнить вакансии в армии, заменив будущих отставников, новобранцы получали македонское вооружение и проходили принятую в Македонии военную подготовку с командами на греческом языке. Поначалу из них было образовано особое подразделение фаланги, и командирами у них были персы. Когда македоняне узнали, что интендантство оплачивает долги воинов из Европы, самых пожилых солдат увольняют со службы с выплатой премиальных, в то время как главнокомандующий намерен остаться в Азии, 6 тысяч фалангистов взбунтовались. Их против воли удерживали на службе у самодержца, который все больше привязывался к персидским обычаям. Созвав собрание, македонские пехотинцы угрожали царю неповиновением. Зачинщики кричали, чтобы впредь царь шел в бой «со своим отцом Амоном» и «со своими юными плясунчиками» (то есть эпигонами). Спрыгнув с возвышения, на котором стоял, Александр указал своей азиатской страже на 13 зачинщиков, заковал их в цепи и казнил без суда: в тот же день прямо в цепях их бросили в реку.

Из азиатских пехотинцев был сформирован «контрполк», с которым, как заявил царь, он и впредь будет править Азией. Бунтовщики превратились в просителей. Некоторым уволенным ветеранам было позволено остаться в Азии, но большая их часть должна была последовать за приболевшим Кратером (которому царь безоговорочно доверял) и его находившимся в добром здравии помощником Полиперхонтом. Однако в кавалерию гетайров и в царскую гвардию были включены знатные персы, вновь сформированный пятый кавалерийский полк, или гиппархия (ίππαρχΐα), был составлен преимущественно из персов, вооруженных македонскими копьями, и наконец, тысяча персов влилась в отборную македонскую пехоту. Образованные из «варваров» полки носили престижные названия «пеших гетайров» (πεζέταιροι) и «среброщитных» (άργυράσπιδες). По отправлении Кратера в Грецию в августе 324 года Антипатру было послано письмо с повелением выслать из Македонии воинский контингент, который был бы в состоянии заменить 11 тысяч уволенных и тем самым обеспечить проведение кампании 323 года.

В начале сентября 324 года Александр отдал Гефестиону приказ провести главные силы этой смешанной и составленной в основном из азиатов армии из столицы, то есть Суз, до Персидского залива. Сам он в сопровождении телохранителей и небольшого числа пеших и конных гетайров поднялся на корабль, спустился по Эвлаю (ныне Карун) до его устья, основал в Дурине, близ современного Абадана, новую Александрию, названную Сузианой, повелев удалить заграждения, которые делали невозможным судоходство по Тигру, после чего вместе со всей армией поднялся до Описа в 30 километрах к югу от современного Багдада.

Устроенный в лагере прощальный пир ознаменовал примирение царя и македонян, а значит, и согласие в войсках (сентябрь — октябрь 324 г.). «После этого Александр совершил жертвоприношения, которые взял за правило совершать, и устроил пир за государственный счет. Александр занял место сам, а все уселись вокруг: рядом с ним македоняне, сразу за ними персы, а дальше — наиболее уважаемые за свое положение или иные достоинства люди из других народов. И как сам Александр, так и все вокруг, черпая из одного кратера, совершали одни и те же возлияния, а предводительствовали в церемонии греческие прорицатели и персидские маги. И Александр, наряду с прочими благами, просил у богов, чтобы между македонянами и персами воцарилось единомыслие (όμόνοια) и общность полномочий (κοινωνία της άρχής)». Таков знаменитый текст Арриана (VII, 11, 8–9), толкование которого породило много нелепостей. На самом деле речь здесь идет лишь о собрании старших офицеров и аристократов, а не о чудовищном пире с участием 9 или 90 тысяч солдат. В расчет принимались лишь македонские и персидские вожди, и они имели преимущество перед всеми прочими. Как греки, так и азиаты были рассажены концентрическими кругами, что является символом общественного, нравственного, географического и даже космического пространства. Наконец, речь здесь шла лишь о военном командовании, а вовсе не о политической власти. Она оставалась в руках Царя царей, который один решал, следует ли ему, в соответствии с определением Аристотеля, быть с греками вождем (ήγεμών), а с варварами абсолютным господином ( Плутарх«Об удаче или доблести Александра», I, 6, 329b).

По завершении церемонии Александр распрощался с Кратером, Полиперхонтом и демобилизованными воинами, которые переправились через Тигр и устремились на северо-запад, в Киликию. Сам же Александр пошел в восточном направлении по устрашающим кручам гор Луристана, ненадолго остановившись перевести дыхание в «парадисе» [12]Багастане, «обители богов» (Бехистун), где он велел сделать перевод знаменитых надписей, высеченных на скале Кох-и-Парса, охотился, а в начале ноября прибыл в Экбатаны, теперешний Хамадан, которого не видел шесть лет.

Раз Александр, с помощью своих адмиралов, устроил между устьями Каруна и Тигра [13]порт, раз он очистил завалы в русле вплоть до Описа, раз повелел наместникам провинций Малой Азии прислать ему по двум великим рекам наемников, такелаж и корабли, это, без сомнения, означало, что он намерен был вскоре вернуться в Вавилон и наладить новый торговый путь, открытый флотом Неарха и Онесикрита. Соединить Индию со Средиземным морем, покорить лежащие вдоль этого пути аравийские княжества, или хотя бы заставить их вносить ту дань, которую «Аравия» (или «Страна степей») некогда платила Дарию и его преемникам: все это не одни лишь предположения и не мечтания, приписываемые великому завоевателю, который скачет по Несейской равнине (древнеперсидск. «несайя») и созерцает 60 тысяч принадлежащих ему лошадей. Приказы, которые отдавал Александр морским инженерам в Тапсаке (ныне Джераблус) на Евфрате, наместнику Вавилона, корабельщикам на верфи (находившейся там, где ныне расположен Умм-Каср, порт Басры), Неарху, которому поручено разведать берега (как перевалочные пункты, так и места стоянки) вплоть до острова Тила (ныне Бахрейн), — все это столь же красноречиво говорит о его планах, как и последние записи Александра. Известно также, что по дороге из Суз в Экбатаны он подробно расспрашивал греческих переселенцев относительно Киссии (в 37 км от Суз), Ампы (на месте будущей Басры), Джезирата в Гортиене (в 150 км к северу от Мосула), Халонитиды (ныне Ханакин) у прохода в Мидию. Известно, что все эти поселения или колонии имели отношение к производству асфальта и нефти, столь полезных для конопачения судов.

Приезд в Экбатаны имел целью принять от мидийцев (вслед за персами) присягу, удостовериться в преданности сатрапа Атропата, проверить состояние казны, разоренной лжецарем Мидии и преемниками Пармениона, казненными несколькими месяцами ранее, а также отправить правосудие. А кроме того, здесь кавалерия приводит в порядок лошадей и здесь решаются судьбы угрожающих юго-западным берегам Каспийского моря скифских, или сакских, всадников и их амазонок, а также непокоренной Армении. Атропат представил Александру сотню вооруженных всадниц, утверждая, что это амазонки, однако тот велел отослать их, опасаясь скандала в армии.

В Экбатанах Александр предоставил войску недолгий отдых. Он совершил жертвоприношение, устроил атлетические и мусические состязания, танцы и театральный конкурс, а сам принял участие в попойке со своими товарищами-гетайрами. 5 ноября заболел хилиарх Гефестион, второй человек в государстве. Мучаясь горячкой, он выпил слишком много охлажденного вина и шестью днями позже умер. Потрясенный этим царь поручил Пердикке позаботиться о торжественной доставке набальзамированного тела покойного в Вавилон. Он распорядился о возведении для Гефестиона гигантского погребального костра [14]. Александр объявил траур во всей империи, запретив исполнение любой музыки. Он устроил состязания в честь умершего друга, послав вопросить оракула Амона в египетской пустыне, следует ли почитать Гефестиона как героя или как бога. Праздничный город, в котором в самом цвете юности умер возлюбленный друг, стал ненавистен Александру. Думая рассеять горе войной, прямо среди зимы он со своими гетайрами взобрался на заснеженные склоны Загра, которые отделяли Александра от погребального костра. Он стремился добраться до Вавилона любой ценой.