— Что тут странного? И вообще, как ты умудрялась скрывать, что принадлежишь к такой семье? — Дженна удивлённо вскидывает бровь. — Ведь твой дедушка был крёстным самого принца!

Последние слова заставляют остальных девочек взволнованно притихнуть.

— Ну, у принца есть и ещё крестные… — уточняю я и добавляю: — Конечно же, когда родители были живы, про моё происхождение было всем известно. А потом я переехала с Марино сюда, перешла в среднюю школу и... просто… не знаю...

— Она не хотела привлекать внимания, — вмешалась Лорен.

— Ага. Именно. 

До самого конца перемены я молча слушаю болтовню наших новых соседок по столику.

Не то чтобы раньше меня сторонились, но в кругу местных "звёзд" я точно не числилась и чрезмерной общительностью, как Зои, не отличалась. У меня есть Лорен и ещё несколько давнишних подруг, но мы, скажем так, своим появлением ажиотажа не вызываем. Поэтому такой внезапный прилив внимания приводит меня в замешательство.

Но самое неожиданное происходит, когда звенит звонок. Получив возможность увильнуть от докучливых разговоров, я спешно уношу поднос и вместе с Лорен направляюсь к выходу, где меня чуть не сбивает с ног капитан группы поддержки Тайра Уард, размахивающая газетой.

— Смотри, Имоджен! Ты на главной странице "Дейли Мейл"!

О боже. Я выхватываю газету у Тайры, опешив при виде жуткой фотографии, взятой с моей странички в Facebook. Заголовок гласит: "Американская обывательница оказалась герцогиней Уикершема".

— Ну что за дурацкое слово — "обывательница". Кто-нибудь удалите его из словаря, — возмущаюсь я.

— Эй, герцогиня!

Услышав голос Марка, я оборачиваюсь.

— Пожалуйста, не называй меня так, — говорю со смущённой улыбкой.

— Тебе тоже не верится, что Имоджен уезжает? — печально произносит Лорен.

Марк качает головой.

— А мне только показалось, что между нами начинает что-то завязываться.

Он обнимает меня за плечи, и я вся напрягаюсь. Я не могу понять, почему его прикосновение так меня пугает. Ведь он такой милый, и не скажу, что не представляла нас вместе.

Но в памяти всплывает лицо совсем другого человека. Я касаюсь щеки, где невесомой тенью сохранился его поцелуй. Себастьян. Влюблённость, которая до сих пор не прошла.

Да что же со мной такое?

Только когда при входе в класс Марку приходится убрать руку, я немного расслабляюсь, но из-за такой странной реакции злюсь сама на себя. Любая другая девчонка была бы польщена его вниманием. Хотя... может, это и к лучшему, что я не подпускаю его слишком близко. Мне и так тяжело будет попрощаться с семьёй Марино и Лорен. Не хотелось бы добавлять в список людей, по которым я буду скучать, еще и "первого парня".

Спустя несколько дней после судьбоносного знакомства с Гарри Морганом я вхожу в конференц-зал отеля "Трайбека Гранд", где меня уже ждёт высокоуважаемый специалист по этикету Бейзил Кроуфорд. С виду истинный викторианский джентльмен — синий костюм, бледно-голубой жилет, шёлковый аскотский галстук^[4]. Завершает образ самый настоящий цилиндр.

— Ваша светлость, — говорит он, растягивая слова, и склоняется в поклоне, — для меня большая честь быть вам полезным.

— Эмм, ого. Спасибо, — бессвязно отвечаю я, смущённая столь вычурным приветствием.

Бейзил резко выпрямляется, стирая с лица приторную улыбку.

— Нет, никуда не годится. "Эмм, ого, спасибо"? Люди ожидают увидеть уверенную в себе герцогиню, которая держится с достоинством, соответствующим её положению, — он демонстративно постукивает ногой, — давайте попробуем ещё. На этот раз вы улыбнётесь и ответите: "Спасибо, мистер Кроуфорд. Рада с вами познакомиться".

— Хорошо, только... неужели мне обязательно должны кланяться? — спрашиваю робко. — Я чувствую себя глупо. Я ведь не какая-нибудь принцесса.

— Таковы традиции. Тем более поклон поклону разница. Перед герцогом и герцогиней уместен легкий поклон или реверанс, тогда как поклон лицам королевской семьи более глубокий.

— А-ля "Крёстный отец". Целуй кольцо, — я пытаюсь пошутить, неудачно подражая интонации Марлона Брандо

Но Бейзил бросает на меня серьёзный взгляд.

— Ваша светлость, вы же только что не сравнили британских аристократов с итальянской мафией?

Так началось моё первое занятие по этикету, в течение которого Бейзил упорно забивал мне голову чем только можно от форм обращения к людям разного происхождения (к монарху — "ваше величество", к принцу и принцессе — "ваше высочество", к особам с титулом ниже герцогского — "милорд" или "миледи", к баронетам и рыцарям — "сир") до распределения мест на званых обедах (господин с наивысшим титулом садится по правую руку от меня, остальные — согласно их статусу и положению). И к вечеру я вконец убеждаюсь, что вся Англия — один большой комок снобизма.

— Но зачем так рьяно расставлять всё по местам? — возмущаюсь я, склонившись над небрежно нацарапанными заметками. — Вас послушать, так мне уже и в лифте нельзя подняться с человеком, не зная его титула. Признайте, что это бред.

— Британскому пэрству уже несколько веков, и эта система хорошо себя зарекомендовала, — говорит Бейзил, приподнимая бровь, — мы, англичане, хотим иметь предназначение, играть свою роль на общественном поприще. Все — от герцогини до домохозяйки — занимают собственное важное место среди людей высшего или низшего положения. Мы привычны к рангам и титулам и считаем, что они помогают бесперебойно работать общественному механизму.

— Ладно, ладно, пусть будет так.

— А теперь последний на сегодня урок. Вы обязаны знать, кто заработал ваш титул. Есть предположения?

Я смущенно качаю головой.

— Это ваш дальний предок Рэндольф Генри Рокфорд, который был одним из величайших английских военных деятелей на рубеже XVII века. В благодарность за победу в нескольких стратегически важных для Англии битвах король Георг I пожаловал ему герцогство в селении Уикершем и выделил средства для постройки особняка, подобающего такому герою, — объясняет он, — конечно, поговаривали, что король поступил жестоко, выбрав Уикершем с его откровенно неплодородными землями, особенно по сравнению с оксфордширскими цветущими городами. Но в итоге пятая герцогиня Уикершема леди Беатрис всё изменила.

— Что же она сделала? — спрашиваю я.

— Думаю, она была садоводом от бога. За несколько лет неприглядный Уикершем стал одним из наиболее часто изображаемых и красивейших ландшафтов в Англии.

В первый раз за весь урок во мне вспыхивает интерес.

— И как же она это сделала?

Бейзил медлит с ответом.

— Здесь тяжело отделить правду от домыслов. Думаю, точно мы никогда не узнаем.

Мне хочется задать ещё вопрос, но Бейзил, всплеснув руками, поднимается с места.

— На сегодня всё, ваша светлость. Увидимся завтра в тот же час, чтобы провести краткий обзор событий лондонского светского сезона.

Неделя пролетела в бешеном круговороте из выпускных экзаменов, занятий с Бейзилом и приготовлений к переезду. Я была настолько загружена, что если и вспоминала Себастьяна, задумывалась о том, каким он стал, был ли он близок с Люсией до самой её смерти, и увидимся ли мы снова, то, сосредоточившись на кипе неотложных дел, мне удавалось унять непонятное волнение.

Не успела я оглянуться, как наступил вечер перед выпускным.

Слишком возбуждённая, чтобы уснуть, я накидываю толстовку и поднимаюсь по пожарной лестнице на крышу. В этот уютный, напоенный летними ароматами вечер, слушая симфонию Нью-Йорка — гул нескончаемого потока такси, звуки музыки, доносящейся из соседних квартир и ресторанов, болтовню и смех случайных прохожих — я понимаю, как же мне повезло вырасти здесь, и как я буду по всему этому скучать. При мысли, что через какую-то неделю я улечу в Лондон, покинув родную страну и всё, что мне дорого, накатывает волна страха. Что же я делаю?