Вернулся слуга со шкатулкой. Миссис Ванборо вынула бумагу и протянула ее леди Джейн.

— Я когда-то пела на сцене, — сказала она. — Молва не щадит актрис, и я озаботилась получить документ, который подтвердил бы законность моего брака. Документ этот неоспорим. Даже высший свет, мадам, с уважением относится к таким документам.

Леди Джейн взяла протянутую бумагу. Это было брачное свидетельство. Смертельная бледность разлилась по ее лицу.

— Так, значит, вы обманули меня, — едва проговорила она.

Ванборо бросил взгляд в дальний угол комнаты, где сидел его поверенный, наблюдавший за ходом событий.

— Не откажитесь подойти сюда на секунду, — отнесся он к Деламейну.

Деламейн поднялся со стула и подошел.

— Прошу вас выслушать моего поверенного, — обратился Ванборо к леди Джейн. — У него нет причин обманывать вас.

— Надеюсь, от меня потребуется только изложить факты?

— Ничего больше.

Напряженно вслушиваясь в этот разговор, миссис Ванборо сделала шаг вперед. Уверенность в собственной правоте, дающая силы противостоять брошенному в лицо оскорблению, вдруг заколебалась, миссис Ванборо почувствовала — надвигается что-то неведомое и страшное. И сердце у нее бешено заколотилось.

Леди Джейн протянула бумагу поверенному.

— В двух словах, сэр, что это такое?

— В двух словах, — отвечал поверенный, — это пустая бумажка.

— Значит, он не женат.

— Не женат.

Секунду помедлив, леди Джейн поворотилась к миссис Ванборо, стоявшей у нее сбоку, взглянула на нее и в ужасе отпрянула.

— Увезите меня отсюда! — воскликнула она при виде устремленных на нее огромных горящих, полных смертельной муки глаз. — Увезите меня отсюда! Эта женщина меня убьет.

Ванборо взял ее под руку и повел к двери. В комнате воцарилась тишина. Миссис Ванборо следила за уходящей парой тем же отчаянным взглядом. Наконец дверь захлопнулась. Деламейн, оставшийся наедине с оскорбленной, брошенной женщиной, молча положил бесполезное свидетельство на стол. Миссис Ванборо перевела взгляд с него на ненужную бумажку и, не издав крика, не сделав никакого защитного движения, упала без чувств у его ног.

Деламейн поднял несчастную женщину, положил на софу. И стал ждать, вернется ли Ванборо домой. Глядя на прекрасное, бездыханное лицо, он должен был признать — с этой женщиной обошлись жестоко. Да, этот сухарь, успешно делающий карьеру, на этот раз позволил шевельнуться чувствам — с этой женщиной обошлись жестоко.

Но закон есть закон. Случай бесспорный. Санкционированный законом.

За окном послышалось цоканье копыт, скрип колес экипажа. Леди Джейн уезжала прочь от этой юдоли скорби. Вернется ли муж? Вот она, сила привычки. Даже Деламейн все еще называл его мужем, несмотря на закон, несмотря на неоспоримые факты. Верно, уж не вернется. Прошло пять, десять минут, Ванборо и след простыл.

Неблагоразумно поднимать в доме шум. Нежелательно — лично ему — оповещать слуг о случившемся. Однако хозяйка дома все еще лежит без чувств. В открытую дверь дунул прохладный вечерний ветерок и заиграл лентами ее кружевного чепца, выбившимися на плечо локонами, — женщина, любившая его, мать его ребенка, лежит без чувств одна и без помощи.

И Деламейн протянул руку к звонку позвать слуг.

Тишину вечера снова нарушил шум приближавшегося экипажа. Рука его замерла на звонке. Шум становился громче. Зацокали копыта, заскрипели колеса. Вот уже экипаж совсем близко, вот он остановился у ворот дома.

Неужели вернулась леди Джейн?

Неужели вернулся муж?

Громко звякнул входной колокольчик, захлопали двери, зашуршали в сенях юбки. Дверь в комнату отворилась, и вошла женщина, одна, без провожатых. Не леди Джейн, нет. Это была незнакомка, гораздо старше леди Джейн. При других обстоятельствах женщина вполне заурядная, но сейчас ее светящееся счастьем лицо было почти красиво.

Она увидела женскую фигуру, распростертую на софе. Она подбежала к ней, из груди вырвался крик, в котором звучали узнавание и ужас. Она упала на колени перед софой, приподняла безжизненную голову, поцеловала сестринским поцелуем холодную, белую как полотно щеку,

— Анни, родная моя, — прошептала она. — Вот как мы с тобой встретились.

Да, вот как встретились школьные подруги после того давнего расставания на борту океанского парусника, не позабыв и не разлюбив друг друга после стольких лет разлуки.

Продвигаясь от дней минувших к дням нынешним, Пролог прощается с летом тысяча восемьсот пятьдесят пятого года. Коротко задержавшись на промежутке в двенадцать лет, он расскажет нам о судьбе участников драмы, разыгравшейся на вилле в Хэмпстеде: кто из них жив, кто умер, кто процветает, кто впал в убожество. После чего оставит читателя на первой странице повествования, действие которого начнется весной тысяча восемьсот шестьдесят восьмого года.

Рассказ свой Пролог начинает со свадьбы — свадьбы мистера Ванборо и леди Джейн Парнелл.

Не прошло и три месяца с того достопамятного дня, когда поверенный мистера Ванборо уведомил его, что он свободный человек, а мистер Ванборо уже обрел жену, о которой мечтал, жену, что могла бы служить украшением его стола и способствовать его продвижению в свете — благо верным сообщником его предательства и преступления было почтенное английское законодательство.

Он был избран в парламент. Он давал, благодаря жене, шесть великолепных обедов и два самых роскошных бала в сезон. Он произнес с большим успехом свою первую речь в палате общин. Он не пожалел крупного пожертвования в пользу церкви одного бедного прихода. Он опубликовал статью, привлекшую внимание, в «Куотерли ревью». Он раскрыл, заклеймил и искоренил вопиющее злоупотребление, допущенное распорядителями благотворительных фондов. Он принимал, разумеется благодаря жене, в своем загородном имении членов королевской семьи во время осенних парламентских каникул. Таковы были славные вехи на его пути к пэрству в первый год после женитьбы. Оставалась одна милость, которую судьба могла даровать своему баловню, — и судьба даровала ее. На чести мистера Ванборо имелось пятно, которое ничто не могло смыть, пока жива была женщина, предательски им брошенная. На исходе первого года смерть унесла ее, и пятно было смыто.

Она встретила безжалостный удар, обрушившийся на нее, с редким терпением, с достойным восхищения мужеством. Надо отдать должное мистеру Ванборо — разбив сердце женщины, которую называл когда-то женой, в материальном отношении он повел себя безупречно, назначив через поверенного солидное обеспечение ей и ее дочери, что было без малейшего колебания отклонено. Она с презрением отвергла его имя и его деньги. Среди тех, кто сохранил верность матери и дочери, затерявшимся в море житейском, она была известна под своим девическим именем, которое было когда-то у всех на устах.

Она отказалась от имени и денег не из ложной гордости. Миссис Сильвестр (так она теперь называла себя) с благодарностью приняла помощь своей дорогой подруги. Леди Ланди приютила ее вместе с дочерью и осталась верна до конца старой дружбе. Они пользовались ее гостеприимством месяца три, пока Анна не окрепла настолько, что могла зарабатывать на кров и еду уроками пения. По виду она совсем оправилась, опять стала собой. Жизнь медленно входила в колею; окружающие относились к ней с уважением и участием, как вдруг, когда худшее, казалось, позади, что-то подкосило ее. Никто ничего не понимал. Мнение медиков разделилось. Строго говоря, наука не видела причин, почему она должна была умереть. Сказать вслед за леди Ланди, что смертельный удар нанесло ей предательство мужа, значит просто употребить метафору — объяснение, неприемлемое для здравомыслящего человека. Но факт оставался фактом, сколько ни пожимай плечами. Вопреки науке, которая мало что значит, вопреки ее мужеству и силе духа, которые значат очень много, Анна Сильвестр вдруг слегла, и очень скоро ее не стало.