В прошлом году, например, был такой случай. Мы всем классом ставили спектакль. Кавабэ очень хотел, чтобы ему дали главную роль мальчика-трубача, но ее, самым наглым образом, увел прямо у Кавабэ из-под носа Сугита. Вообще-то роли обычно распределяет учитель, однако Сугита вдруг заявил перед всем классом, что готов на все, лишь бы эта роль досталась ему. Это было очень обидно, и Кавабэ не сдержался:

— А мой папа был актером, — сказал он. — «Гений второстепенных ролей» — так его называли. И он никогда не опускался до игры в скучных телевизионных сериалах. Он был предан театральной сцене.

— Да? — ехидно спросил Сугита, и глаза его недобро блеснули. — А разве твой папа не летчик?

Кавабэ не нашелся, что ответить.

— Врун! — обозвал его Сугита. — Твой папаша занимался… даже стыдно сказать, чем он занимался!

Я никогда не забуду того выражения, с которым Кавабэ посмотрел на своего обидчика. Он крепко сжал зубы, побледнел и так вперился взглядом в Сугиту, что мне показалось, что от напряжения очки вот-вот свалятся у него с носа. Странно, но в тот раз он совсем не дергал ногой.

Я всегда вспоминаю о том случае с раскаянием.

Кавабэ хотел накинуться на Сугиту, но я обхватил его сзади и держал изо всех сил. Я так испугался, что сейчас он прикончит Сугиту на месте, что у меня даже волосы встали дыбом. По-хорошему, я должен был не Кавабэ держать, а врезать этому придурку Сугите как следует! Но я струсил.

По правде говоря, наша с Кавабэ дружба началась как раз с того злополучного дня. Потом к нам присоединился Ямашта, и нас стало трое. Очкарик Кавабэ, Пончик-Ямашта и я. Как-то раз мы договорились вместе сделать домашнее задание, и эта парочка пришла ко мне домой. Стоило моей маме хоть что-нибудь сказать Кавабэ, он как сумасшедший начинал дергать ногой, а Пончик просто взял и пролил на диван сок. Короче, это был кошмар. Когда они ушли, мама сказала мне: «Пожалуйста, пригласи в следующий раз каких-нибудь более приличных мальчиков». Так что домой к себе я их больше не приглашал.

— Ух ты, настоящий сыщик! — Ямашта расплылся в блаженной улыбке так, что его глаза превратились в две маленькие щелочки. Он уже успел расфантазироваться и, похоже, представлял себя эдаким элегантным частным сыщиком в кожаном плаще и надвинутой глубоко на глаза шляпе.

— Хорошо, давайте наметим время. — Я, по-прежнему сидя на корточках, раскрыл зонт, и Кавабэ с Ямаштой тут же под него залезли. Дождь усилился. — С понедельника по пятницу собираемся здесь после уроков, перед тем как идти на дополнительные занятия.

— А как же бейсбол? У меня тренировка, — сказал Ямашта.

— Ты сыщик или не сыщик, в конце концов? — возмутился Кавабэ. — К тому же ты все равно постоянно в запасе сидишь. Так что выбирай — либо следить за дедом, либо бейсбол.

— Либо за дедом… либо…

— Отвечай давай!

— Ну… следить за дедом.

— Вот и правильно!

— Ага, — Ямашта кивнул головой.

— А в субботу, — начал было я, но Ямашта перебил:

— Я это…

— Что опять?

— Ну, в лавке папе помогаю. Он рассердится, если я уйду.

Папа Ямашты держал рыбную лавку.

— Знаешь, Кияма… — задумчиво сказал вдруг Кавабэ, — у меня вообще-то по субботам плаванье.

— Ладно, — сказал я. — Тогда Ямашта по субботам отдыхает, а мы с тобой встречаемся после твоего плаванья. Оно у тебя в два начинается?

— Ага. В два. Договорились.

— А воскресенье?

— В воскресенье тоже дополнительные занятия и еще футбол. Нда-а…

— Тогда по воскресеньям будем по ситуации договариваться.

— Отлично! — понимающе кивнул Кавабэ. — Только вот смотрите, что получается: мы почти все время будем вместе — ну кроме моего плаванья и рыбной лавки Ямашты… Вам не кажется, что кто-то что-то забыл?

И с этими словами он ткнул пальцем в мою сторону:

— Ты!

— Что я?

— Ты, что ли, забыл, что у тебя урок фортепиано?

— А я уже бросил. — Мне не очень-то хотелось разговаривать на эту тему. Мама, когда решила, что я должен заниматься, понятно, меня даже не спросила. Это было очень давно. Просто в один прекрасный день у нас дома — бац! — и появилось пианино… А сейчас оно стоит, и никто на нем не играет. Знаете, какое это психологическое давление! — У училки ребенок родился, и ее словно подменили. Она на каждом уроке то и дело впадала в истерику…

— Это все ее муж виноват, — сказал Кавабэ, как какая-нибудь тетушка-сплетница.

— Думаешь, муж?

— Конечно, муж! Ребенка нужно воспитывать вдвоем… Постой-ка…

— Что?

— Она что, замужем была?

— Да, а что?

— Ты разве не говорил, что собираешься на ней жениться?!

— Кавабэ, заткнись, придурок!!!

Я никогда не понимал, как работает его память. О том, что я хочу жениться на учительнице, я сказал Кавабэ всего один раз, и было это в детском саду.

— Та-а, та-а, тара-та-та-та… — запел Кавабэ «Свадебный марш» Мендельсона и, пулей вылетев из-под зонта, встал в театральную позу прямо под дождем и заорал: «О, моя любезная учительница, не согласитесь ли вы стать моей женой?»

Ямашта по-идиотски заржал. Я почувствовал, как у меня краснеют уши. Я вряд ли сумел бы сыграть даже этот марш.

Эти двое всегда ходят парой. Один — высокий и худой, второй — низенький и толстый. Они — как Рыжий и Белый клоуны, классическое «единство противоположностей». Вид у обоих взъерошенный, волосы растрепанные, глаза вытаращенные…

Почему я представлял себе оборотней именно так? Не знаю. Когда я был маленьким, мне часто снилось, как эти двое гонятся за мной… То я шел по полутемному коридору и вдруг передо мной на полу вытягивались их тени, а сами они бросались на меня из своего укрытия… То я бежал по широкой дороге под мрачным, затянутым тучами небом, а они неслись за мной с хохотом и гиканьем… Длинный был похож на лодочное весло — он раскачивался на бегу взад-вперед, взад-вперед. А маленький толстяк двигался по причудливой траектории, как шаровая молния. Со стороны они напоминали героев комикса, но мне было страшно по-настоящему. От этих ночных кошмаров я даже несколько раз писался в кровать.

С тех пор как я узнал, что у Ямашты умерла бабушка, эти двое начали снова появляться в моих снах.

Потрясая в темноте факелами, они гонятся за мной, гогочут, вращают своими выпученными глазами. И я знаю, что если догонят — точно сожгут. Теперь чуть ли не каждую ночь я просыпаюсь от этих детских снов в холодном поту и каждый раз готов умереть со стыда. Но я уже не маленький и догадываюсь, почему эти двое так меня пугают. Просто им абсолютно на меня наплевать. Они нисколечко не пытаются меня понять, а я их не понимаю, потому что у меня не получается это сделать. И сколько бы я ни кричал им: «Я не хочу умирать! Не убивайте меня!», они только гогочут, будто бы до них не доходит смысл моих слов. Они — жители другого мира. Мира, не похожего на мой… может быть даже, мира смерти…

Они просто нападают. И все. Они даже не понимают, что я боюсь. И вот это-то и есть самое страшное!

Прошло несколько дней. Дед только и делал, что сидел, засунув ноги под столик-котацу, и смотрел телевизор.

— Везет ему. Сидит себе, телик смотрит. Мне вот больше часа в день не разрешают смотреть. — Ямашта уселся на корточки у забора. — Хотя… если, кроме как смотреть телик, больше делать нечего, так жить — тоже скучно, наверное…

— А ты как думал? — сказал я.

— Да, скучновато… вот если бы еще в компьютерные игры можно было играть!

— Ямашта!

— Чего?

— Вот поэтому-то ты такой толстый!

— Ага, тебе спортом надо больше заниматься, понял?

— Ну при чем здесь это?! Я же сказал «вот если бы»…

— Слушайте, а вдруг… — в отличие от меня и Ямашты, Кавабэ ни разу не присел отдохнуть, а все это время стоял на цыпочках и смотрел поверх забора, — а вдруг телевизор просто так работает, а на самом деле дедушка того… уже умер. Сидел-сидел под котацу, да так и умер… А телевизор остался работать. А? Разве не может такого быть?