— Ой… Ну да. А почему бы и нет? — Переглянувшись, они расхохотались. — Помнишь Дмитрия? — спросила Стефани.

— А Тео, бедняга Тео, наш…

— …водитель. А купания в бассейне, когда мы с тобой, бывало, ныряли, а потом никто не мог решить…

— …когда мы выныривали в разных концах бассейна.

— А потом секретарша посольства читала нам нотацию и тоже не могла отличить нас друг от друга, и тогда ты еще говорила…

— Это яСабрина, миссис Дерринджер, а это Стефани, и тогда она начинала так бушевать, что казалось — еще немного, и она подавится всеми восемнадцатью нитками жемчуга, которые надевала каждый день…

Рассмеявшись, они снова бросились друг другу в объятия, радуясь тому, что вместе.

— Все осталось по-прежнему, — прошептала Стефани. — У нас с тобой все как прежде.

Да, уныло подумала Сабрина, но вслух ничего не сказала, потому что не хотела омрачать радость от того, что они сейчас вместе. Сейчас они были во власти азарта, словно на охоте. Они охвачены желанием выследить зверя, азартом, сближавшим их прежде и являвшимся для них самым дорогим в жизни. Поэтому эта краткая пауза сейчас и стала для них самой важной в жизни, сколь бы скоротечной ни казалась.

Но слишком многое сейчас не так, как раньше. И это последний раз, когда мы вот так сидим вместе. Больше этого не будет.

В комнате для свиданий в тюрьме «Уормвуд-скрабз», в этом длинном, узком помещении с низким потолком стоит стол для заключенных и посетителей. Бесстрастного вида охранники следят за малейшими движениями тех и других. С приходом посетителей шум усиливается: голоса разносятся по комнате, отражаются гулким эхом от серых стен, серого пола и потолка. Когда Сабрина вошла в комнату, ей показалось, что мир вокруг внезапно тоже стал серым, отчего ее брючный костюм из шотландки в сине-зеленых тонах, синяя шляпа и синие кожаные перчатки словно потускнели. А после того как она сняла перчатки, руки приобрели какой-то нездоровый оттенок в тусклом свете горевших ламп.

Дверь в дальнем конце комнаты открылась, и вошел Рори Карра, одетый в серую тюремную робу. Седые волосы с серебристым отливом были гладко зачесаны назад, но это было единственное, что осталось от лощеного торговца антиквариатом, каким его помнила Сабрина. Кожа на шее стала дряблой, а глаза ввалились, и в них застыло какое-то затравленное выражение. Мешки под глазами были очень заметны. Но голос… Голос у него почти не изменился — такой же вкрадчивый, словно он его регулярно смазывал маслом.

— Миссис Андерсен, очень рад вас видеть. Мне давно хотелось выразить вам свои глубочайшие соболезнования по поводу кончины леди Лонгуорт. Искренне надеюсь, что вы поверите мне, если я скажу, что испытывал перед ней лишь восхищение и признательность. Когда Айвен предложил мне свой безумный план, я и подумать не мог, что она тоже окажется на борту яхты. Само собой разумеется, я никак не мог повлиять на его действия, продиктованные бездумным стремлением к разрушению, но, если бы знал, то мог бы попытаться его остановить. Мне не дает покоя мысль, что я мог бы по крайней мере попытаться сделать это.

— Никак не мог повлиять, — пробормотала Сабрина. В газетах промелькнули сообщения о том, что Рори Карра было предъявлено обвинение как непосредственному исполнителю этого преступления, то есть одновременно как соучастнику и подстрекателю злодеяния — и он был признан виновным в убийстве.

— Абсолютно никак. — Карра повысил голос. — Ласло — сущий зверь, с ним никто не может сладить. Но я сглупил, поверив ему и во всем на него положившись, вот теперь и расплачиваюсь за собственную глупость тем, что вынужден принимать вас в столь удручающей обстановке.

Сев на жесткий стул с прямой спинкой, Сабрина положила руки на стол перед собой. Комната для свиданий постепенно заполнялась, отовсюду слышались десятки плачущих, ругающихся, требующих, умоляющих голосов, вынуждавших остальных говорить все громче, чтобы было слышно собеседникам, сидящим за столом напротив. Посмотрев в лицо Рори Карра, на котором застыло подавленное выражение, она сказала себе, что он был заодно с Айвеном Ласло, он — виновник гибели четырнадцати человек, он пытался убить ее сестру. Она ждала, когда ее захлестнет ненависть к нему, но ничего не чувствовала. Стефани жива, а его жизнь кончена. Стало быть, ей можно с ним поговорить и постараться убедить его в том, что она ему не враг.

— Никто не может сладить с Айвеном? А мне казалось, Максу Стювезану удавалось с ним справляться. Да и с вами тоже.

— Ну, Максу… Айвен работал на Макса много-много лет. По меньшей мере лет пятнадцать. Он выполнял поручения, которые ему давал Макс.

— Если не считать того, что он подложил бомбу под каюту Макса.

— Прошу вас… — Карра вскинул руку. — Сама мысль об этом мне невыносима. Макс относился к числу людей, которые мне дороже всех, он был мне добрым другом, страстным поклонником искусства и непревзойденным гением по части всего, что связано с контрабандой. Я безгранично восхищался им.

— Тогда вам, наверное, будет приятно узнать: ходят слухи, будто он жив.

— ЖИВ? — Карра всем телом подался к ней. Заметив это движение, один из охранников сделал шаг вперед, поэтому он выпрямился и вперил взгляд в стену в дальнем конце комнаты. Мгновение спустя он мягко улыбнулся. — Дорогая миссис Андерсен, это невозможно. Ваша уверенность подкупает… это так по-американски… но, что бы вы ни услышали, этого не может быть. Я был бы просто счастлив, если бы все это оказалось правдой, но Макс никак не мог остаться в живых. Нет, правда. Он погиб при взрыве на борту своей яхты в октябре прошлого года. Это все знают.

— Ходят разговоры о том, что на самом деле он не погиб, а остался в живых и проживает сейчас во Франции.

— Разговоры? Туманное слово. Что оно означает? — В его снисходительном тоне появились чуть раздраженные нотки. — Поверьте, миссис Андерсен, он не мог остаться в живых!

— Вы хотите сказать, никто больше не намекал вам на то, что он, возможно, в Провансе, руководит деятельностью одной марсельской компании, занимающейся экспортными подставками, и, возможно, контрабандным путем переправляет фальшивые деньги в страны третьего мира?

По мере того как она перечисляла все новые подробности, лицо Карра все больше вытягивалось, словно капля патоки на кончике ложки.

— Разумеется, нет. Разумеется, нет. — В стоявшем вокруг шуме между ними возникло нечто вроде крохотного островка, на котором царила мертвая тишина. — Господи… неужели такое возможно? — Его глаза лихорадочно бегали по комнате. — Вы что, серьезно? А что, есть доказательства того, что он жив? Миссис Андерсен, вы должны мне все рассказать! Так жив он или нет?

Покровительственный вид с него как рукой сняло, он превратился в насмерть перепуганного человека, и Сабрине было ясно, что он говорит правду. Никто ему ничего не сказал. Значит, это не он подослал убийцу в Прованс. Это сделал кто-то другой, скорее всего тот же человек, который приказал Ласло и Карра убить Макса на борту его же яхты, человек столь могущественный, что Карра страшно перепугался. Но чего? Того, что его накажут, может быть, даже убьют, даже в тюрьме «Уормвуд-скрабз», за то, что он не сумел расправиться с Максом на яхте?

— Итак? — решительным тоном осведомился он. — Жив он или нет?

— Этого я вам сказать не могу. Но если предположить, что он жив, то он был бы крайне признателен, если бы вы согласились сотрудничать с полицией и рассказали ей, кто именно приказал вам и Ласло подложить бомбу на яхте…

— Что? О чем вы говорите? Никто нам ничего не приказывал… Боже мой, о чем вы только говорите? Айвен подложил бомбу потому, что боялся Макса, боялся, что Макс нас убьет. Знаете, у нас с ним было свое маленькое дело, мы потихоньку промышляли изготовлением подделок, так, ничего крупного, но на жизнь хватало. Но Макс решил, что это наведет полицию на «Уэстбридж», у нас с ним вышла размолвка… Но вы же сами все знаете, в газетах об этом писали. Что вы имели в виду, когда сказали, что кто-то приказал нам это сделать?