После неудачной попытки прилечь для отдыха па скамьях какого-то бульвара, мы, обессиленные дремотой, в изнеможении добрались до первых попавшихся казарм артиллерийского склада, где весьма радушные товарищи-солдаты охотно дали нам приют на многочисленных свободных койках; это было довольно нечистоплотное место для ночлега, но во всяком случае лучшее, что имелось в их распоряжении. Истомленные бессонной ночью, мы и не заметили, как заснули на жестких деревянных скамьях.

Наутро я был в местном партийном комитете. К моей неописуемой радости я встретил здесь старого товарища, которого знал еще по Питеру с нелегальных времен, И. А. Акулова. Иван встретил меня очень сердечно; обнялись и расцеловались, как два старых друга. Тут же познакомился с тов. Мельничанским, незадолго до того только вернувшимся из американской эмиграции. Акулов п Мельничанский были наиболее видными руководителями нашей организации в Выборге в эту тяжелую эпоху «керенщины».

Из партийного комитета, зайдя по пути за остальными товарищами в гостеприимную казарму, я вместе с ними направился в Выборгский Совдеп. Здесь нам бросилось в глаза царившее затишье. Несмотря па то что шел уже десятый час утра, в здании Совета не было ни души. Это казалось нам в высшей степени странным, так как мы привыкли к тому, что в нашем Кронштадтском Совете с самого раннего утра ключом кипит жизнь, исполкомцы с головой погружены в работу, всюду видны суетящиеся деловито-озабоченные люди, и вдруг такой разительный контраст. Вместо кипучей работы — мертвая тишина, вместо занятых делом работников — совершеннейшее безлюдье.

Нам нужно было повидать кого-либо из членов президиума; однако пришлось провести в ожидании массу времени, пока, наконец, перед нами не предстал товарищ председателя Выборгского Совета эсер Федоров. Это был пожилой, тучный брюнет, с черной окладистой бородой, в форме армейского прапорщика. Он сразу с первого взгляда показался мне очень знакомым. Я стал вспоминать, где и при каких обстоятельствах мне приходилось с ним встречаться, и велико было мое удивление, когда по чертам его лица я вдруг узнал в нем выпускающего редактора погромной антисемитской газеты «Земщина». Память мне подсказала, что в 1911–1912 гг. я довольно часто встречал этого господина в типографии товарищества «Художественной печати» на Ивановской улице. Эта типография, принадлежавшая Березину, была огромным капиталистически оборудованным предприятием, где одновременно печатался целый ряд журналов и газет, в том числе наша большевистская «Звезда» и пресловутая черносотенная «Земщина».

— «Заезда» и «Земщина» в одной люлечке качаются, — иногда острил по этому поводу наш корректор и выпускающий, а впоследствии член редакции «Правды» С. С. Данилов (он же Демьянов, Дм. Янов, Чеслав Гурский и т. д.).

Федоров был тогда выпускающим «Земщины», наблюдал за версткой этого погромного листка, принимал ночную хронику и просматривал запоздавшие статьи. Он установил с нами «дипломатические» сношения, т. е. иногда подходил к порогу нашей комнаты и просил закурить у кого-нибудь из наших курящих товарищей. Несмотря на это знакомство, мы считали его черносотенцем и относились к нему с брезгливостью. Нередко он за своей полной подписью помещал в «Земщине» статьи на текущие темы; теперь он имел невероятный цинизм той же самой фамилией подписывать статьи в «Выборгском солдатском вестнике», который он редактировал. Конечно, эта газета, под руководством такого редактора, на самом деле была не солдатским вестником, а разнузданным контрреволюционным листком. В грубом, вульгарном стиле «Земщины», чуждом всякой литературности, там велась постыднейшая кампания против тов. Ленина и всех большевиков и циммервальдцев [89].

Этот вчерашний погромщик-монархист настолько успел войти в доверие, что на областном съезде Советов рабочих и солдатских депутатов он, под флагом эсеровской партии, пролез в товарищи председателя съезда. Он добился этого обманным путем, старательно скрыв свое темное прошлое и внушив расположение своим уменьем связно говорить, забавляя аудиторию всевозможными шутками и прибаутками.

Конечно, я не преминул поделиться своими сведениями с тов. Акуловым. Он немедленно созвал экстренное заседание исполкома, где мне пришлось сделать разоблачение темного прошлого Федорова. Мое сообщение произвело впечатление разорвавшейся бомбы. Первое время этому не хотели верить. Затем, постепенно сомнение рассеялось, и на смену ему пришло всеобщее возмущение. Особенно сильно негодовал по поводу проникновения в президиум Совета грязного, нечистоплотного дельца меньшевик Димант, военный врач по профессии.

К сожалению, самого Федорова на этом заседании не было: любопытно было бы видеть его смущение после того, как с него была сорвана искусно носившаяся им маска. Было решено предать дело Федорова строжайшему расследованию. Большевики торжествующе аплодировали. Акулов ходил радостный, как именинник. Он уже рисовал себе, как этот скандальный инцидент будет использован пашей партией, и потирал руки от удовольствия. Однако и у него закрадывалось опасение насчет того, не ошибся ли я.

— А Вы, Федя, уверены, что это именно он? — спрашивал меня тов. Акулов. — Ведь, знаете, он имел здесь большое влияние.

Разумеется, я был абсолютно уверен в этом. Как мне передавали впоследствии, Федоров сознался в своей работе в «Земщине», по пытался оправдаться ссылкой на то, что он выполнял лишь функции простого технического работника. Разумеется, это была ложь, так как выпускающим газеты всегда назначается лицо, пользующееся политическим доверием редакции. Самый характер этой работы всегда превышает простые технические функции. Это — не труд наборщика или метранпажа. Члены Выборгского исполкома горячо благодарили меня за разоблачение. Когда после этого мы сделали им доклад о кронштадтских событиях, он произвел на них хорошее впечатление.

— Дай бог, чтобы у нас было бы что-нибудь подобное! — воскликнул искренне взволнованный докладом Димант.

Совет рабочих и солдатских депутатов города Выборга в то время состоял из 163 человек, из коих было 62 эсера, 21 большевик, 17 меньшевиков и остальные — беспартийные.

В исполнительном комитете было 16 членов; из них восемь эсеров, четыре меньшевика, два большевика и двое беспартийных. Среди эсеров было несколько интернационалистов; однако подавляющее большинство как эсеров, так и меньшевиков составляли оголтелые оборонцы.

В Совете преобладали почти исключительно солдаты; рабочих было всего лишь одиннадцать-двенадцать человек; это объяснялось тем, что в Выборге большинство рабочих — финны, которые проявляли тогда довольно большой абсентеизм [90]по отношению к местному Совету. Немного— численные русские рабочие Выборга посылали большевиков и эсеров. Русские работницы, к сожалению, проявляли мало интереса к Совету.

Совет вырос из солдатского гарнизонного комитета, возникшего в ночь с 3 на 4 марта и первоначально состоявшего только из трех лиц. Вскоре комитет пополнился делегатами от воинских частей. Наконец, с 8 марта выборы протекали уже на правильных основаниях. Части, насчитывавшее 50 до 100 человек, посылали по одному делегату, свыше ста — двоих и т. д. Каждые последующие 50 человек имела право избирать одного депутата.

Прямо из Совета я поехал в один из полков, где проводил митинг тов. Мельничанский. Весть о том, что во главе Выборгского Совета стоял бывший погромщик, антисемит, едва ли не член Союза русского народа, вызвала среди солдат сильнейшее возбуждение. Многие повскакали с мест. В воздухе замелькали сжатые кулаки. Послышались возгласы о немедленном самосуде.

Тов. Мелышчанскому и мне с трудом удалось успокоить аудиторию заявлением, что против Федорова уже приняты энергичные меры. Кажется, этот же самый полк в свое время провел Федорова в Совет, и, таким образом, здесь проявилось справедливое чувство ожесточенного гнева солдатской массы по отношению к обманувшему ее депутату, сознательно скрывшему свое темное прошлое. Товарищи Мельничанский и Акулов были довольны результатами короткого визита кронштадтской делегации. Особенно их радовало устранение с поля битвы Федорова как политического противника. Они предвидели, что это разоблачение одного из лидеров выборгских эсеров вообще скомпрометирует в глазах массы эсеровскую организацию. В общем, нашей делегации пришлось выступать во всех воинских частях, квартировавших тогда в Выборге.