— Нет, — решила она ограничиться самым простым ответом.

— Я сожалею. Я не должен был так рисковать.

— Я понимаю, Роберт. Это ничего, правда.

Он помолчал немного, а потом спросил, и Кэтрин уловила виноватые интонации в его голосе:

— Я сильно поранил тебя?

— Есть немного, но ничего страшного. Серьёзно, Роберт, я и похуже переживала.

— То есть, ты не очень сердишься на меня?

Кэтрин была в полном недоумении: а за что она должна сердиться? За то, что по собственной глупости спровоцировала его, а он, невзирая ни на что, сдержал себя и мгновенно ушёл? Хотя… Разве что именно за то, что ушёл и оставил её одну… Да, ей бы не помешало его присутствие вчера ночью, когда она лежала и дрожала на огромной кровати в полном одиночестве, растерянная и оглушённая.

— Не очень, — осторожно ответила она. — И не за то, что ты думаешь. Почему ты убежал?

Она услышала полувздох-полуусмешку из-за полога. Он отошёл в глубь комнаты и не ответил на её вопрос, а задал свой.

— Я хотел кое-что сказать тебе, но не здесь. Что на счёт небольшой прогулки верхом? Обещаю, что это будет недолго, и лошадь будет совсем смирная.

— А когда поедем? — ах, язык мой — враг мой, тут же осадила себя Кэтрин, испугавшись, что излишний энтузиазм с её стороны заставит его передумать.

— Я подожду тебя. Когда позавтракаешь и будешь готова, спускайся вниз.

— Я быстро, — нет, положительно, ей надо контролировать себя, а то слова вылетают изо рта прежде, чем она успевает подумать!

Раздался едва слышный звук закрываемой двери — Роберт ушёл. Кэтрин тут же соскочила с кровати и побежала в ванную, не желая терять ни минуты. Когда она вышла, обнаружила Франсину, с невозмутимым видом накрывавшую для неё завтрак. Кэтрин вздохнула, понимая, что от этой обязательной процедуры никак не отвертеться. Впрочем, она чувствовала лёгкий голод, и, раз уж речь зашла о верховой прогулке, будет нелишним поесть.

Поглощая пирог с мясом и грибами, который просто таял во рту, Кэтрин размышляла о том, что сказал ей Роберт. Он хочет что-то ей сказать, и для этого хочет увезти её из дома. Это хорошо, или это плохо? Вроде, тон у него был спокойный, и никакой грусти в его голосе она не заметила. Значит, наверное, скорее всего, он хочет сказать ей что-то хорошее. А что именно? Сердце Кэтрин забилось быстрее, но она решительно приказала себе не воображать всяких глупостей. Она ещё в жизни не встречала такого сдержанного мужчины, так что всякие романтические фантазии, скорее всего, совершенно беспочвенны.

— Я еду на верховую прогулку, — сообщила она служанке, когда та открыла гардероб, чтобы выбрать для неё платье из тех, что они с Оливией купили вчера.

Франсина не сдержалась и смерила её недовольным взглядом, и Кэтрин снова почувствовала себя не в своей тарелке. Пока служанка помогала ей одеться — она решила надеть очень элегантное платье с глубоким узким V-образным вырезом, отделанным кружевом — Кэтрин собиралась духом, и, сев перед зеркалом, чтобы Франсина уложила ей волосы, задала вопрос:

— Франсина, я почему-то не нравлюсь Вам? Почему Вы всё время смотрите на меня, словно я в чём-то провинилась?

Служанка поджала губы и послала на неё недовольный взгляд. Продолжая укладывать непокорные пряди в изысканную причёску, горничная сказала, старательно выговаривая английские слова:

— Потому что молодой леди совсем не место в этом доме. Если Вы, конечно, понимаете, о чём я.

Удивленная, Кэтрин смотрела на служанку во все глаза. И как это понимать?

— Почему?

Франсина ещё больше поджала губы и молча засопела, но, наконец, заявила:

— Потому что добром это не кончится, и хозяин будет переживать, а вместе с ним и мадам Оливия.

— А откуда Вы знаете, что это не кончится добром? Что, уже бывали такие случаи?

Теперь Франсина пыхтела как паровоз, перестав даже делать вид, что занимается причёской.

— Я достаточно всякого повидала, пока служу здесь. И я скажу Вам, мадам, уезжайте, пока ещё не поздно.

Кэтрин молча сверлила взглядом монумент французского негостеприимства, но рассерженная Франсина так и не отвела глаз.

— У Ро… месьё Дегри уже бывали такие, как я? И что с ними случилось?

Франсина фыркнула и смерила её взглядом, а потом снова принялась терзать её волосы. Кэтрин стоически терпела.

— Роберт Дегри — прекрасный человек, замечательный хозяин, и я о нём слова плохого не скажу. Но, поверьте мне, мадам, даже он может не выдержать, если Вы слишком долго будете играть с огнём.

— Так были уже здесь такие, как я?

— Всякие тут бывали, — выпалила Франсина. — На моей памяти у сэра Роберта не было никого, зато вот у его сына, Эдриэна… И я знаю, чем всё заканчивается. Так что подумайте над моими словами, мадам. Вам здесь не место.

Служанка закончила с причёской и удалилась. Кэтрин задумчиво смотрела на своё отражение в зеркале, не зная, как отнестись к предупреждению пожилой служанки. Она, оказывается, за неё, за Кэтрин, переживает. Вот уж о чём никогда бы не подумала. И… это хорошо, или плохо, что у Роберта не было таких, как она? Кэтрин припомнила, что он сказал ей в отеле: "Я давно уже не участвую в этой гонке за выживаемость. В своё время я убивал таких, бездумно и бесцельно. Следовал инстинктам, как и положено одному из нас. Понадобилась одна революция и несколько войн, чтобы утолить мою жажду разрушения. И смерть почти всех, кто был мне дорог. Теперь я знаю цену жизни, даже такой короткой, как твоя".

Как и всегда, его слова находили подтверждение. Теперь оставалось только понять, хорошо это для неё или плохо. Что это означает для неё? Он прогонит её? Или оставит, но только чтобы защитить от Кингсли? Или, всё же, возможен и третий вариант?

Внезапно Кэтрин стало страшно, и она засомневалась, что так уж хочет услышать то, что Роберт собирается сказать ей. А вдруг ей это не понравится? Что тогда делать? Как убедить упрямца, объяснить, что она не боится ни его самого, ни того, что он может с ней сделать. Может — ещё не обязательно сделает, не так ли?

Она взглянула на часы: стрелки показывали полдесятого. Как рано! Давно уже она в такую рань не поднималась. Сколько уже времени она собирается? Полчаса, час? Она обещала, что придёт быстро… Бросив на себя последний взгляд в зеркало и улыбнувшись самой себе, чтобы подбодрить, Кэтрин решительно направилась на выход. Зачем мучить себя сомнениями и неизвестностью, если можно просто пойти и узнать? К тому же, возможно, он вообще о чём-то другом поговорить с ней желает, а она тут надумала себе всякого.

Роберт ждал её внизу, она увидела его, когда спускалась по лестнице на первый этаж. Он сидел у выхода, что-то держал в руках, и увидел её в ту же секунду, что и она его. Он сразу же встал и пошёл к ней, и Кэтрин, уже в который раз, поймала себя на мысли, что его такая простая и непосредственная реакция на неё действует не хуже, чем хвалёный яд. Да и при чём здесь, вообще, этот яд? В нём ли дело? Она очень сомневалась в этом.

Роберт молча подождал, пока она спустится, и протянул ей то, что держал в руках. Это была изящная вязаная шаль с белыми меховыми кисточками по краям.

— Я так и думал, что ты решишь, что прогулка — ещё один повод проверить меня на прочность, — сказал он насмешливо, указывая взглядом на глубокий вырез её платья. — Не то, чтобы я был против, но на улице прохладно.

Кэтрин поперхнулась, опуская глаза и краснея. И всё же, что у него за манера — так вот напрямую выражать свои мысли, особенно не слишком приятные для неё?! Неужели нельзя просто промолчать? Она вырвала шаль у него из рук и недовольно набросила её себе на плечи. Сам-то он щеголял в лёгком жакете, небрежно наброшенном поверх тонкой рубашки, так что нечего рассказывать, кто кого на прочность проверяет! Сам хорош!

— Откуда ты взял эту шаль? — с непроизвольной подозрительностью спросила она, направляясь к выходу.

Он придержал для неё дверь, пока она проходила, и затем вышел сам. На дворе, и в самом деле, было прохладно, и Кэтрин тут же почувствовала, что благодарна Роберту за заботу.