— Ничего. Нормально. Работа как работа, не особо сложная... Платят хорошо, — как можно беззаботней ответила я.

— Да, я знаю. А как тебе твой начальник?

— Тоже ничего, — ответила я и принялась поправлять Катину салфетку. Мне надо было чем-то занять свои руки и спрятать глаза. Меньше всего мне хотелось делиться с мамой своими мыслями о Павле.

— Я бы сказала, что тебе повезло, — заявила мама, но что-то в ее голосе меня насторожило.

— Если бы... — продолжила я за нее.

Мама пристально посмотрела на меня и впрямую спросила:

— Ты еще не влюбилась в него?

Даже Катя притихла, интуитивно уловив возникшее напряжение.

— Почему ты так подумала? — ненатурально удивилась я.

— Потому что в него все влюбляются, — не задумываясь, выдала мама. — И ничего удивительного, очень видный мужчина...

— Нет, мама, мне это не грозит, — выдержав ее взгляд, ответила я.

— Ну конечно, — с готовностью подхватила она. — Моя дочь — ледышка, разве она способна на такое?..

Я искоса взглянула на маму. Неужели удалось ее обмануть? Но разговор еще не окончен, я хорошо это знала.

— Мама, давай пойдем на кухню, — попросила я, не желая, чтобы слышала Катя.

Едва переступив порог, мама оседлала своего любимого конька.

— Марина, тебе давно пора задуматься о своем будущем и, кстати, Катином тоже, — непререкаемым тоном заявила она. — Ну что ты за женщина! Молодая, красивая, что ты киснешь! Посмотри, вокруг столько приятных мужчин!

Мама бессильно всплеснула руками. Некоторое время она буравила меня взглядом. Стало слышно как занудно капает из крана вода, отсчитывая меру маминого недовольства.

— Никогда не поверю, что ты не способна понравиться. Но своей холодностью, своей неприступностью ты всех распугала... Тебе только двадцать семь, а ты словно крест на себе поставила! Я почти в два раза старше и посмотри — у меня до сих пор уйма поклонников. Авансов я, конечно, никому не даю, но заметь, никого и не отваживаю. В этом, дорогая моя, и состоит главная женская хитрость: ты всегда должна быть окружена мужчинами — это поднимает тебя в их глазах, да и в глазах женщин тоже... Пусть вьются вокруг, и чем больше, тем лучше, будет хотя бы из чего выбирать.

Терпение мое истощилось.

— Я не хочу и не умею вызывать к себе интерес, не надо мне этого, к тому же не каждому дано — кокетство тоже искусство. Перестараешься — получишь обратный эффект.

— Глупости! Надо только захотеть. Это заложено природой в каждой девочке. Посмотри на Катю, как она примеряет платья. И что она говорит, когда берет у тебя помаду? «Я сейчас намажу губки, и все мальчишки скажут, какая я красивая!» Ты ее этому учила?! — торжествующе воскликнула мама. И сама же и ответила: — Нет! Так вот бери пример — дочь умнее тебя.

Больше я не пыталась возражать маме, просто молча слушала, ожидая, когда же иссякнет запас ее красноречия. Маме бы стоило поискать другую аудиторию, более благодарную...

— Посмотри вокруг, — никак не унималась она, — неужели ты не видишь достойных? Ну хотя бы на твоей работе, неужели никого нет? Я не Павла имею в виду, — тут же оговорилась она.

— И почему же? — спросила я, не сдержав любопытства.

— Потому что мужчина в его возрасте, не женатый и избалованный женским вниманием, вызывает недоверие...

— А как же постоянное окружение поклонниками? Может, он исходит из тех же соображений?..

Мама одарила меня таким взглядом, что сразу стало ясно, каким глупым и неуместным она считает мое высказывание. Я в очередной раз решила, что больше не скажу ни слова.

— Ну все, ладно, на сегодня хватит, — мама примиряюще улыбнулась. — А теперь иди и примерь платье.

Я выскользнула из кухни, довольная тем, что лекция окончена, и, подхватив платье, пошла в ванную переодеваться.

Платье было великолепно! Я умела ценить красивые вещи, только вот приобретать их не имела возможности. И сидело оно так, словно его специально шили для меня. В отсутствии вкуса упрекнуть мою маму было нельзя.

В волю налюбовавшись, я вышла из ванной. Мама и Катя уже меня ждали. Первой высказалась Катя:

— Мамочка, какая ты красивая! — воскликнула она.

— Устами ребенка... — разглядывая меня с видимым удовольствием, подхватила мама. — Ты действительно красавица, и твои глаза, посмотри, точно такого же цвета.

— Да ладно вам, — смутившись, отмахнулась я. — Вас нельзя принимать в расчет, вы не можете быть объективными...

— Я так и предполагала, — не слушая меня, продолжала мама. — Как увидела его, сразу поняла: оно для тебя. А ты совсем не знаешь себе цену.

— Не знаю, как я, но платье очень красивое, спасибо, мамочка, — я растроганно поцеловала ее.

— И меня, — тут же подскочила Катя.

Мы с мамой рассмеялись.

— Вы обе у меня хорошенькие, и обе глупенькие, только одной это можно простить, а другой уж нет, — с ласковым упреком, сказала она. — Все, теперь можешь снимать, мы с Катей довольны.

Пока Катя засыпала, я ушла на кухню мыть посуду. Потом, немного прибрав в комнате, не удержалась и еще раз взглянула на свое новое платье. Куда вот только его надевать?..

6

Проснулась я рано, разбудила Катю и накормила завтраком. В половине девятого, как и было условлено, за нами заехала мама. Мы быстро спустились вниз, погрузили вещи в багажник маминой «Волги» и, устроившись с Катей на заднем сиденье, в прекрасном настроении отправились к морю.

Дул слабый ветерок, и небо, затянутое легкими полупрозрачными облаками, могло предвещать все, что угодно. В нашем городе, из-за близости моря, погода менялась по нескольку раз за день.

Мы с Катей сразу отправились на пляж. Мама осталась на даче, пообещав приготовить нам что-нибудь вкусненькое.

Спрятав глаза за стеклами темных очков, я нежилась в ласковых лучах по-утреннему нежаркого солнца. Здесь, на побережье, небо было чистым, лишь на горизонте маячили редкие облачка, которые, приближаясь к берегу, растворялись без следа в нежной голубизне неба.

Катя сидела в стороне от меня, обложившись игрушками, и о чем-то разговаривала то ли с ними, то ли сама с собой.

Прислушиваясь к тихому рокоту моря и Катиному говору, я с наслаждением вдыхала свежий морской воздух под убаюкивающий размеренный плеск волн, ломаными кривыми набегавших на берег. Ветерок, слабыми порывами налетавший с моря, приятно холодил кожу и уносил все до единой мысли из моей головы.

Отдыхающих на пляже было мало. Так что никто не отвлекал меня и не мешал погружаться в блаженное состояние покоя и душевного равновесия, которые я неизменно обретала здесь, возле моря. Наверно, я все же заснула, когда ветер донес до меня чей-то смех и едва различимые голоса. Лениво преодолевая дремоту, я приоткрыла глаза, чтобы проверить Катю. И беззаботная легкость бытия, в которой я пребывала, в миг улетучилась, как только я, приподняв голову, посмотрела в ту сторону, откуда доносились голоса.

Рядом с моей дочерью на песке сидел Павел Бутырин. Я мгновенно проснулась.

По всему было видно, что Катя очень довольна своим соседом. Что-то увлеченно сооружая из мокрого песка, они настолько были поглощены своим занятием и разговором, что никому из них в голову не приходило хоть мельком взглянуть в мою сторону. И надо было видеть, каким восторгом и восхищением светились глаза моей дочери, когда она смотрела на Павла, забыв обо всем на свете, в том числе и о том, что с посторонними людьми разговаривать ей было запрещено строго-настрого.

Я смотрела на них, не зная, как поступить: не хватало решимости нарушить эту идиллию. В сердце что-то заныло, причиняя неясную тупую боль. Я прислушивалась к их разговору, но ветер уносил голоса, и до меня долетали лишь отдельные слова. Катя что-то сочиняла, смешивая все истории и сказки, какие знала. Павел изредка вставлял свои замечания, но говорил тихо, и его слов мне разобрать не удавалось. Вот он что-то сказал, и в ответ Катя залилась звонким смехом. Моя дочь была хохотушкой, но даже я была удивлена — рядом с Павлом, совершенно незнакомым ей человеком, Катя вела себя так свободно, открыто, доверчиво, словно знала его с самого своего рождения. Я тоже не могла сдержать улыбки, наблюдая за ними. Но самым удивительным и неожиданным было видеть Павла, такого солидного и серьезного в иных обстоятельствах мужчину, который сейчас играл с не меньшим удовольствием, чем сама Катя.