Павел ответил не сразу.

— Мысль интересная, продолжай. Что же ты остановилась? — В его голосе послышалась напряженность.

— Незачем мне продолжать, ты прекрасно знаешь, о чем я говорю...

— Нет, не знаю, — сдержанно откликнулся он. — Я давно оставил попытки понять тебя и объяснить твои поступки.

— Да? Тогда скажи, почему именно Генри тебя не устроил? Стоило ему подойти ко мне, как ты оказался тут как тут. — И тут меня понесло: — Тебе мало твоих бесчисленных поклонниц? Или все дело в Генри?

— О, подожди-ка, не все сразу. Для начала давай разберемся с поклонницами. Я что-то не понимаю... — Лицо его застыло.

— Тут и понимать нечего, — уж не так уверенно заявила я.

— Уж будь любезна, объясни мне, непонятливому, что ты имеешь в виду, говоря о моих поклонницах? — вежливо попросил он. — Я всегда считал, что бросаться словами можно только в том случае, если ты за них отвечаешь.

Я уже и сама была не рада своему упрямству и все же заявила:

— Не стану я ничего объяснять, и так все ясно. — И попыталась высвободиться из кольца его рук, но Павел этого не позволил.

— Конечно, так проще, — иронично заметил он и плотно прижал меня к себе. — Не спеши, музыка ведь еще не закончилась, — прозвучал его тихий, обволакивающий голос.

Я чувствовала его тело, и мое сердце, рвущееся из груди, отдавалось в ушах частыми и гулкими ударами. Мои руки уже не отталкивали его. Я вся дрожала.

— Наверно, мне давно следовало так поступить, — заметил Павел. — А теперь поговорим. Вернее, я буду говорить, а ты слушать.

Я молчала, и он удовлетворенно улыбнулся.

— Я действительно стоял в стороне и не только сегодня, но это не значит, что я забыл о тебе и думать. — Павел немного помолчал, не прекращая при этом плавно вести меня в танце. — И очень может быть, — продолжил он, — я и сегодня не подошел бы к тебе. Если бы не Генри... Вот тут ты права: — соперника всегда чувствуешь.

— Я тебе уже говорила, что ты слишком самонадеян.

— Нисколько, дорогая. Я всего лишь прагматик, реально оценивающий свои способности и возможности. Генри — дело другое, я слишком хорошо его знаю. Когда он принялся за тебя, я уже не мог стоять в стороне и наблюдать — надо было действовать.

— Ты, наверно, считаешь, что и меня знаешь очень хорошо?

— Да, — без заминки ответил Павел, — и лучше, чем ты сама.

— И ты решил, что Генри — тот человек, который может меня увлечь?

— Не стоит так волноваться. — Легким касанием он приподнял мой подбородок, заставив посмотреть в глаза. — Ты бежишь от меня, но я точно знаю, чем закончится твое бегство. — И медленно приблизившись, он поцеловал меня в губы.

Я не успела увернуться, но даже если бы захотела этого, было слишком поздно. Внутри у меня все словно плавилось, горячими и сладостными потоками омывая трепещущее сердце. Когда Павел отстранился, я испытала невероятное разочарование.

— Теперь ты больше не станешь от меня убегать?

Еще ничего не понимая, я взглянула на него. Бездонно-синие глаза неотрывно следили за мной, а красивый рот был изогнут в довольной улыбке. Павел праздновал победу. Он торжествовал.

— Пусти меня, — безжизненным голосом попросила я.

Павел молча, не опуская рук, стоял и смотрел мне в глаза.

— Мне жарко... Я пойду сполосну лицо...

— Я тебя провожу.

— Я сама справлюсь. — И почти бегом я бросилась прочь из гостиной.

Я вошла в ванную, намочила край полотенца холодной водой и поочередно стала прикладывать его к пылающим лбу, вискам и щекам. Что со мной происходит, ведь я раньше такой не была? Я перестала бороться за свое право быть счастливой. Плыть по течению всегда легче, и Павел, конечно, прав — я заранее готова к любым неудачам... Одолевать их я научилась только одним способом — обойти, спрятаться, переждать.

Я посмотрела в окно: на улице темень, дождь отчаянно барабанит по стеклу. И все же лучше уйти. В прихожей горел свет, и у стены, опершись на нее плечом, стоял Павел.

— Уже уходишь? И дождь тебя не пугает? Мне жаль твоего платья. Извини, не успел сказать раньше, оно тебе очень идет.

— Мне пора, и я ухожу...

— Ну что ж, тогда я провожу тебя, — сказал он.

— Ты не можешь уйти... Даша обидится, ты недавно пришел.

— То же самое я могу сказать и тебе, — спокойно парировал Павел.

Я отчаянно пыталась придумать какой-нибудь выход.

— Ладно, хватит страдать, — первым заговорил он, снял с вешалки зонт и, открыв дверь, вышел на улицу. Шум дождя и прохлада ворвались в дом. Зонт над его головой раскрылся. Немного подождав, Павел шагнул назад и, взяв меня за руку, вывел из дома.

— Перестань наконец бояться меня, — сказал он, крепко придерживая меня под руку. — Я не сделаю тебе ничего плохого, — в голосе его слышалось раздражение.

На последней ступеньке Павел приостановился.

— Подожди, — сказал он, и в тот же миг я оказалась у него на руках. Проделать этот трюк, держа в руке зонт, было непросто, но он справился. Я хотела было воспротивиться, но Павел остановил меня:

— Т-шш, смотри, что под ногами делается, — тихо сказал он.

«Настоящий потоп», — чувствуя себя в безопасности, рассеянно думала я.

— Тебе не холодно? — спросил Павел.

«Нет, мне тепло, хорошо и уютно», — захотелось сказать в ответ, но я только молча покачала головой. Я чувствовала его сильные руки, волнующую близость тела, его тепло согревало и расслабляло, а запах, удивительный запах мужчины, туманил мой мозг, порождая в нем желания, заставляющие быстрее бежать кровь.

— Вот мы и дошли, сейчас согреешься, — бодро произнес Павел, прерывая мои фантазии и опуская на землю рядом с машиной.

Мне сразу стало холодно. Я уселась на мягкое, обтянутое кожей сиденье, и меня вдруг неодолимо потянуло взглянуть на него. Челюсти его были крепко сжаты, взгляд устремлен в одну точку.

Ехали мы молча, сквозь дождь и бесконечную темноту пустого города. Казалось, что мы одни в этом мире, отгороженные пространством теплого и уютного салона. В этом была какая-то особенная близость...

За все время пути Павел нарушил молчание лишь однажды: поинтересовался, с кем осталась Катя. Тогда, погруженная в свои мысли, я, не задумываясь, ответила, что она у бабушки. Наконец машина остановилась.

— Спасибо, — торопливо произнесла я. — Не выходи, не стоит мокнуть вдвоем.

— Придется нам выйти вместе, — тихо сказал Павел. — Ты находишься не совсем там, где ожидаешь...

Я резко обернулась к боковому стеклу, но ничего не смогла разглядеть. И снова повернулась к нему.

— Не волнуйся, я отвезу тебя домой, — спокойно и твердо произнес он. — Но только после того, как ты меня выслушаешь.

Павел, не дожидаясь ответа, вышел из машины, обошел ее и открыл мою дверцу.

— Выходи. — Он, слегка наклонившись, стоял надо мной и протягивал руку, в другой у него был зонт.

— Если ты так хочешь высказаться, говори здесь. Я никуда не пойду, — старясь скрыть панику, заявила я.

— Нет, на этот раз условия буду диктовать я, — отрезал он. — Надо уметь соблюдать правила игры — ты на моей территории. И я тоже, если надо, могу быть упрямым.

Он не стал больше тратить слов, а просто взял меня за руку и вытащил из машины.

Сделав пару шагов, Павел остановился.

— Подержи, пожалуйста, зонт, — попросил он и на минуту исчез. Вскоре впереди зажегся свет. Два низких фонаря по бокам гранитных ступеней выхватили из темноты кусочек стены из красного кирпича. При всей моей растерянности, мне захотелось взглянуть, как выглядит его дом, но стоило приподнять зонт, как по мне тут же забарабанили холодные капли дождя. Я поспешила нырнуть обратно.

— Проходи, — произнес Павел, распахивая передо мной массивную дубовую дверь.

От яркости вспыхнувшего света я зажмурилась, но, привыкнув, с интересом осмотрелась вокруг. На полу лежал темно-вишневый ковер, напротив входа у стены стоял строгий комод цвета горького шоколада, на нем ваза с букетом гладиолусов. Взглянув на Павла, я заметила, что на полу возле его ног успела образоваться небольшая лужица, и только тут увидела, что он абсолютно промок.