- Увы, мой дорогой кир Калоподий, это не возможно. Он выполняет одно моё поручение, довольно таки далеко отсюда. Я деловой человек, я владею множеством торговых судов и под моим началом, много и людей, а это значить, что всегда где-то что-то происходит. А кому я могу доверять как самому себе? Только сыну.

- Хорошо, мы удалимся. Но и ты, кир Зенон, поплатишься за укрывательство преступника!

- Что мой сын преступник – ещё надо доказать!

- Ты сомневаешься в торжестве нашего правосудия?

- Ни в коем случаи.

Зенон сына звать не стал: виноват он или нет в убийстве Дасия, никакого значения не имело. Если префект решил, что виновен, обратное доказать будет не возможно. Если только император заступиться, но Юстиниан покровительствует венетам. И из родного государства не убежишь, хотя империя и большая, но всё равно найдут рано или поздно. Да и дело – как бросишь? А в чужом государстве ты чужой и тебя могут обобрать до нитки.

Но надо было что-то делать. И делать как можно быстрее. После некоторых размышлений он решил собрать у себя димархов - старшин прасинов.

Старшины не замедлили собраться. Изложив им суть дела, Зенон испросил у них совета.

- Все под Богом ходим, – вздохнув начал говорить патрикий Макарий, владелец ювелирных мастерских, самый старый из присутствующих. – Правосудия нет! Стасиоты венедов делают что хотят, а суды их покрывают.

- И покрывают во всём! – сказал Евсевий, аргиропрат. – Вот в прошлом году сенатор Марсалий взял у меня деньги в долг. Кстати проценты василевс указал брать маленькие. Если раньше мы брали двадцать процентов, то теперь только двенадцать. Так вот, этот Марсалий построил на мои деньги дом, переписал его на жену и теперь утверждает, что денег у меня не брал. А в суде надо мной посмеялись, так как договор был устный. А как его было сделать письменным? Марсалий утверждал, что он благородный патриций и ведёт свой род чуть ли не с основания Рима и его слово ценней всяких там договоров на пергаменте или папирусе. Теперь у меня есть слово патриция, но нет денег.

- Разве в деньгах дело, Евсевий? - возразил Макарий.- Нас убивают! В одном только Зевгме двадцать пять убийств.

- Двадцать шесть, – возразил Галасий, владелец ткацких мастерских, - Фалалея, торговца дровами, вчера убили.

- Вот! – продолжил Макарий. – А сына Эпагата, двенадцать лет парнишке было, насиловали до тех пор, пока он не умер. Надо жаловаться василевсу, а иначе нас всех вырежут.

Старшины зашумели, соглашаясь.

- И кто будет разговаривать с августейшим? – хмуро спросил Зенон.

- Ты! Ты, Зенон, судовладелец. У тебя льготы. Если ты перестанешь подвозить зерно в Город, то вспыхнет бунт. Тебя не тронут. Жалобу напишем вместе и пойдём с тобою, но говорить будешь ты.

- Эдикт Константина, – сказал Пахомий, он был успешным юристом, - по аккламациям гласит: «Мы предоставляем всем возможность прославлять в общественных местах наиболее справедливых и усердных правителей, с тем, чтобы мы могли соответствующим образом вознаградить их, и, напротив, предоставляем право обвинять несправедливых и негодных правителей путем возглашения жалоб, с тем, чтобы сила нашего контроля воздействовала на них, ибо, если эти восклицания действительно отражают истину, а не являются инспирированными возгласами клиентов, мы тщательно будем расследовать их, причем префекты претория и комиты должны доводить таковые до нашего сведения». Наш император сам юрист и, надеюсь, знает этот эдикт и должен следовать ему. Если можно выкрикивать, то можно и сказать.

Зенон согласился, и димархи до глубокой ночи составляли жалобу.

После того как Калоподий покинул дом Зенона, Элпис сказала Костасу:

- Зря вы напали на этого Дасия. Как бы хуже не было.

- Не будет, моя хорошая, не бойся, – сказал Костас. – За твою мать и отца отомстить надо было.

Костас – девятнадцатилетний крепыш, черноглазый, гладко выбритый, с короткой стрижкой чёрных жёстких волос – смотрел серьёзно и спокойно на свою невесту.

Она доверчиво прижалась к нему и произнесла:

- Что-то мне как-то тревожно.

- Всё будет хорошо, – ответил он, ласково гладя её по чёрным волнистым волосам. – Господь нам поможет.

- Ты не всё знаешь, Костас.

- Что я не знаю?

- За несколько дней до смерти мамы, – тут Элпис всхлипнула и из её глаз покатились слёзы, но она справилась с собой и продолжала:

- Меня приходил сватать Калоподий. Он хотел, что бы меня отдали за его сына Ликариона. Отец отказал потому, что я засватана за тебя. Уходя, Калоподий сказал, что отец ещё пожалеет.

- Думаешь, Дасий не случайно напал на твоих родителей?

- Думаю – нет.

- Ну, вот! А ты его жалеешь.

- Я его не жалею. Мне страшно за тебя.

- За меня бояться не надо. Только для них уже поздно: твоё приданное записано за василевсом.

- Василевс взял, василевс может и вернуть! Пусть даже половину! Всё равно это много.

- Но ты не единственная наследница.

- Единственная. Братья уже бесправны!

- Возможно, ты права. Я поговорю с отцом по этому поводу. Может быть, что-нибудь придумаем.