- Товарищи! - тихо вымолвил Маслюков.

Все обернулись. Надя вскрикнула.

- Браток! - ужаснулся Туркин.

- Мы все взяли… - бормотал Маслюков, опускаясь на мох. - Капитан меня вперед послал… В сумках - штабные бумаги… Очень важно… Обязательно доставить… Лошадь подбили… Я дошел…

Надя ловким движением подложила раненому под го. лову сумку.

- Где они?.. - тревожно спросила она.

- Капитан жив… - с трудом выговорил Маслюков. - Капитан с Назаром на скале нас прикрывать остались… Немцы из автоматов били… Капитан приказал ехать… Я не хотел… Он сказал - надо… Я поскакал… А потом мы патруль встретили…

- Немцы могут сюда придти?

- Не знаю,- сказал Маслюков. - Капитан приказал грузить бумаги и пленного фрица на «Северянку». Если фашисты придут - будем на лодке под огнем отходить.

- Лодки еще нет, Володя,- пояснил Туркин.

- Не может этого быть. Давал позывные?..

- Давал несколько раз.

- А если лодки не будет?

- Сами встретим фашистов! - с жаром воскликнула Надя.

Туркин почесал в затылке.

- Два автомата, два пистолета, десять гранат… - Он сплюнул и покачал головой. - Маловато… Но повоюем…

- А «языка» куда? - напомнил Оге о пленном,

- В случае чего… - Туркин сделал весьма неутешительный для пленного жест. - Бумаги уничтожим. Сами живыми не сдадимся…

- Посигналь еще, Леша,- попросил Маслюков.

Туркин с готовностью защелкал фонарем. Замигал луч, но ответа с моря не было.

- Будем грузить на шлюпку,- решила Надя. - Раз-вяжи, Леша, пленному ноги. Пусть своим ходом идет.

- Сейчас развяжу,- ответил Туркин, доставая нож. - Невежливый какой попался. Так ни слова и не сказал…

Он поиграл ножом и мрачно усмехнулся.

- Еще перепугается ножа, подумает - хочу прикончить.

- Офицеров генерального штаба не берут в плен, чтобы прикончить,- неожиданно раздался голос пленного. Он говорил на русском языке с легким, но заметным акцентом. - Насколько я понимаю, вам я нужен. Может быть, что-нибудь важное скажу…

Туркин в изумлении разинул рот и, с трудом овладев собой, пробормотал:

- По-русски говорит!

- Почему вы не отвечали капитану на вопросы? -строго спросила Надя фашиста.

- Ваш капитан не был одет по форме,- чванливо произнес пленный. - Я думал, что это рядовой солдат. Я могу говорить только с равным или старшим по званию. Извините, доктор, но я не могу считать и вас офицером. Когда доставите меня в свой штаб, я скажу все, что нужно. Теперь вы меня не убьете, надеюсь?..

- Посмотрим,- буркнул Туркин.

- Кто вы? - спросила Надя. - Вы хорошо говорите По-русски.

- Обер-лейтенант Хельмут фон-Румрих. Офицер германского генерального штаба должен знать русский язык, как таблицу умножения. Не думаете же вы, что эта война была для нас неожиданностью… Очень прошу снять или ослабить веревки…

- Не по вкусу? - сурово сказал Туркин. - Если твои придут сюда, все равно прирежу.

- Это было бы нерассудительно,- пожал плечами пленный, насколько это позволяли ему стягивающие веревки. - Добыть меня с таким трудом и лишиться, ничего не узнав…

- Можно подумать, вы давно искали случая сдаться,- презрительно заметила Надя.

- Не иронизируйте. Я, дворянин, офицер германской армии и патриот Германии. Мой дед и отец тоже были офицерами… Но бессмысленно сопротивляться судьбе. Для меня война окончена. Раз я уже попал в плен, я умываю руки.

Надя брезгливо посмотрела на него.

- Чужую кровь не смоешь! Боитесь ответственности?..

Пленный отвернулся.

- Я считаю такой вопрос неуместным,- пробормотал он.

Голос Нади зазвенел от волнения.

- А детей в колодцы бросать считаете уместным?..

Пленный молчал.

- У-у, гад… - замахнулся на него Туркин.

Надя удержала его за руку.

- Не надо, Леша,- поморщившись, сказала она. - Я кажется слышу, где-то скачет всадник…

Прислушались… С каждым мгновением конский топот звучал все явственнее. Все бросились к камням и, приготовив оружие, залегли, ожидая врага. Раненый Маслюков с трудом приподнялся и стиснул пистолет.

Топот приближался. Из-за камней на взмыленной лошади появился почерневший, оборванный Мызников. Он угрюмо спешился и вместо «здравствуйте» сердито произнес:

- Почему вы еще здесь?

- Ты не ранен? - с тревогой спросила Надя.

- Почему вы еще здесь? - сурово повторил Мызников.

- «Северянка» не пришла,- пояснила Надя. - Но где Бровков?..

- Я не ранен,- с усилием сказал Мызников. - Бровков…

Туркин с волнением взглянул на своего капитана.

- Погиб? - прошептал он.

Мызников отвернулся, опустил голову. Надино лицо дрогнуло, по щекам побежали крупные слезы.

Мызников поднял голову и медленно заговорил. Голос его срывался.

- Они подползли совсем близко… Мы отбивались на вершине сопки… Бровков и я… А их группа… Может быть, пятнадцать… Кричали: «Сдавайтесь»… Мы били в упор… Вышли патроны… Бровков встает, граната в руке… «Ты куда?» «Прощай, командир! Уходи, командир!..» Я не успел ничего сказать… Он прыгнул к ним… И сразу взрыв, и стало тихо… Совсем тихо… Никогда не слышал такой тишины!.. «Прощай, командир!… - глухо повторил Мызников. - Уходи, командир!..»

Оге снял шапку.

- Он был хороший солдат,- с гордостью и скорбью произнес норвежец.

- Он матрос! - сжимая автомат, выкрикнул Туркин. - Сто врагов за него угроблю…

- Весь отряд подымем на месть! - грозно промолвил Маслюков.

Наступила тишина, все вспоминали погибшего товарища… Первым прервал это молчание Оге. Надев шапку, он деловито обратился к Мызникову:

- Немцы сюда могут придти?

- Теперь не придут,- успокоил капитан. И, взглянув на пленного, спросил: - Этот все молчит?

- Высказался,- угрюмо ответил Туркин.

- Вызывали «Северянку»?

- Да,- сказала Надя. - Не отвечает.

- Попробуйте еще,- распорядился Мызников.

Туркин снова принялся сигналить. Маслюков, превозмогая боль от раны, подполз к самому краю скалы и стал вглядываться вместе со всеми. Но ответа с моря по прежнему. не было.

Мызников тяжело опустился на мох у камня. Он так нечеловечески устал, что, едва прикоснувшись к камню, мгновенно уснул.

Надя приблизилась к Мызникову, осторожно пристроила ему мешок под голову и бережно укрыла капитана курткой.

- Не надо будить капитана,- с нескрываемой нежностью прошептала она. - Все равно спешить некуда. Надо ждать лодку…

- Наши придут! - упрямо сказал Туркин. - Они обязательно придут! Моряк моряка не подведет!..

В этот же час в кают-компании гвардейской подводной лодки «Северянка» собрался почти весь экипаж. Не пришли лишь те, кто нес вахту. «Северянка» лежала на грунте, на дне вражеского фиорда, а в ее отсеке шло партийное собрание подводников.

Офицеры и матросы точно выполнили приказание

Логинова. Они переоделись, заменив свои ватники и валенки красивой формой, в которой отправлялись на берег, надели гвардейские ленточки и награды. У Плескача на груди сияла Золотая Звезда, два ордена Ленина и орден Красного Знамени. У Логинова - орден Ленина и орден Красного Знамени. У Орлова - орден Красного Знамени и орден Красной Звезды. Ордена и медали были на груди каждого офицера и матроса «Северянки».

За столом кают-компании сидел президиум - Плескач Логинов, Орлов, электрик Медынский и боцман Шапочка. Остальные стояли вплотную; в отсеке было тесно.

Собрание вел боцман - секретарь партийной организации. Голос у него был тихий, мягкий, не без приятности, с сильным, украинским акцентом. Но он говорил с усилием - дышать в лодке после долгого пребывания под водой стало уже трудно.

- Настроение у нас, товарищи, на сегодняшний день такое, что пять наших комсомольцев и два беспартийных подали заявления в партию. Мы приняли их кандидатами.

С этого дня весь экипаж нашей «Северянки» - коммунисты. Всем - жить, как коммунисты, драться, как коммунисты, умирать, как коммунисты. Кто хочет слова, товарищи? Еще раз предупреждаю - голоса не повышать. И шум лишний и силы надо экономить - кислороду в отсеке не густо… Очищать воздух сейчас нельзя - немцы наверху услышат работу механизмов. Пусть думают, что нас потопили. Кому трудно - дыши через патрон регенерации. Кто просит слова?..