Теперь переходим к нам. У меня тысяча конных и десять пулеметов. В Терновской к утру наберу еще сотню всадников и двести пластунов. В дополнение, посланы гонцы к верным людям в окрестных хуторах. Если все сложится, как мне думается, то к завтрашнему полудню будет еще как минимум полторы сотни конных и двести пехотинцев на телегах. Про пулеметы промолчу, просто не знаю, сколько и у кого по скирдам и сараям запрятано. В общей численности, к завтрашнему вечеру, нас будет около двух тысяч. Солидная сила, с которой можно выдвигаться к Тихорецкой и атаковать ее. Бронепоезда и броневиков бояться не стоит, по сведениям моей родни, они направлены в станицу Темижбекскую, а после этого, двинутся к Кавказской.

  Планов атаки занятой большевиками узловой станции было не менее пяти, и как всегда, начался спор, да такой, что мои земляки, чуть было не перессорились. Послушал я их, хлопнул по столу кулаком и объявил свой план, который должен был принести нам практически бескровную победу.

  - Прекратить спор! Всем слушать меня! - спорщики остановили перепалку и, оглядев всех собравшихся, я начал говорить: - Завтра, с утра стягиваем все силы в станицу, берем только тех, кто готов драться, и имеет оружие. После полудня выдвигаемся к станции и занимаем позицию для атаки. После чего, часам к пяти вечера, во главе двух сотен своих казаков, с нашитыми на папахи кумачовыми полосами и в шинелях без погон, никого не опасаясь и ни от кого не прячась, я выдвигаюсь к вражеским окопам на окраине. Дальше, представляемся конным отрядом знаменитого красного командира Шпака и проходим на станцию. Затем, отряд захватывает вражеский штаб и бьет по большевикам с тыла. Основные силы атакуют в лоб. Более точные приказы получите завтра перед выступлением, когда разведка вернется. Вопросы?

  - А кто такой Шпак? - спросил один из моих сотников, хорунжий Зеленин, некогда воевавший против Чернецовского отряда в бригаде Голубова. - Никогда не слышал о таком.

  - Хм, я тоже не слышал, но фамилия чисто коммунарская, а в нашем случае, главное, уверенности и нахальства побольше. Как думаешь, хорунжий, сможем такое дело провернуть?

  - Да. У красных неразбериха и с дисциплиной не очень. Наверняка, только на окраине несколько постов стоит, да в центре парочка. По-хорошему, один неожиданный удар и станция наша. Лично я считаю, что не надо ничего придумывать с переодеванием и проникновением.

  - Как я решил, так и поступим.

  - А что с пленными делать будем? - этот вопрос задал полковник Толстов, который еще в русско-японскую войну получил тяжкое ранение в ногу и с тех пор, занимал только тыловые должности.

  - Надавать им всем по шеям и по домам распустить, чтоб не возиться, - в разговор вклинился другой мой земляк, еще не видевший Гражданской войны и не понимавшей ее необычных законов, молодой подъесаул Мамонов-младший.

  - Нет, никого распускать не будем, потому что каждый отпущенный на волю вражеский солдат, может в будущем получить новую винтовку и снова пойти против нас.

  - Тогда получается, что их надо держать при себе или лагеря специальные выстраивать?

  - Тоже нет.

  - Неужели к стенке, - удивился есаул и с опаской посмотрел на меня, - ведь не басурмане какие, а православный люд.

  - Всех пленных собираем в кучу и организовываем из них вспомогательные рабочие подразделения, а чтоб не разбежались, приставляем к ним стариков из урядников и молодежь, пока еще не годную в строй. Сколько их будет, неизвестно, но чем они будут заниматься, я себе представляю четко. Мы передадим их под начало Николая Степановича, - я посмотрел на полковника Толстова, тот согласно кивнул головой, а я продолжил: - Думаю, господин полковник найдет достойное применение здоровым и крепким мужикам. Скоро полевые работы начнутся, так пускай пленные на нас поработают и восстановят то, что порушили.

  - Ладно, возьмем мы Тихорецкую, - не унимался Мамонов, - а дальше-то что?

  - Первым делом свяжемся с Кавказской и в своих дальнейших действиях скоординируемся с ними. Ударим с двух сторон навстречу друг другу, и раздавим Одарюка с его бандами.

  - Надо не забыть небольшой отряд к Челбасам послать, - уже в конце разговора сказал сидевший с краю стола и досель, не вмешивающийся войсковой старшина Дереза.

  - А что там?

  - Молодежи, собранной на военные сборы, больше тысячи человек. Все на конях и при оружии.

  - Вот это дело, это нам в помощь, и молодыки, если согласятся за нами пойти, а так оно и будет, к Тихорецкой за пару часов выйдут.

  Более вопросов не последовало. Кто-то из офицеров отправился к своим сотням, кто-то решил еще немного продолжить застолье, а я на покой. Ночь прошла спокойно, с утра из окрестных хуторов начали подходить подкрепления, и уже к полудню, перед самым выступлением, под моим командованием было чуть более двух тысяч готовых к бою людей. Если быть более точным, то полторы тысячи конных, шестьсот пеших, тридцать три пулемета и одно орудие, непонятно как оказавшаяся на складах Мамонова-старшего 48-ми линейная гаубица образца 1910-го года с приличным боезапасом.

  Все воинство было выстроено вдоль шляха сразу за станицей. Здесь был произведен смотр сотен, еще раз подтвержден план операции, и я отдал команду на выдвижение к Тихорецкой.

  Вечер 21-го марта, земля подсыхает, а ласковое солнышко начинает клониться к закату. К окраине узловой станции с революционной песней и развевающимся над головой передового всадника огромным кумачовым флагом, подходят две сотни красных конников. На дороге, охраняя въезд на станцию и разъезд на Тихорецкую, стоит пост, десять грязных и зачуханных солдатиков при двух "максимах". Вокруг никого, и встречают нас лениво. Появляется старший, косматый и давно небритый здоровяк в новенькой офицерской шинели, ржавой винтовкой за плечами и красной нарукавной повязкой.

  - Хтось такие? - спрашивает он и сплевывает на землю шелуху подсолнечника.

  Посмотрев на такое, решаю, что комедию можно не ломать и прав был Зеленин - с переодеванием излишняя перестраховка получилась. Киваю своим казакам, которые готовы ко всякому и те, просто наезжают на красногвардейцев конями. Миг, и все враги согнаны в одну группу. Они стоят спина к спине, и начинают понимать, что все идет совсем не так, как им представлялось изначально, и что красные конники, совсем не красные. Что характерно, проявить героизм и ценой своей жизни, схватив винтовку, успеть выстрелить вверх и тем самым предупредить своих товарищей, не пытается ни один. Видимо, солдатики не из идейных бойцов, и это просто замечательно.

  Охрану вяжут, а мои сотни, спокойно направляются на станцию. Здесь тихо, никто не суетится, не паникует и не призывает к оружию. Наверное, местные "борцы пролетариата" считают, что опасность где-то далеко, и здесь, они могут чувствовать себя в полнейшей безопасности. Это ошибка, и за нее, как и за любую другую, придется заплатить.

  Подъезжаем к зданию станционного управляющего, невысокому, но просторному и широкому двухэтажному домику. Караул на месте, но взгляды, которые кидают на нас, не враждебные, а скорее любопытные. Спрыгиваю с коня и обращаюсь к трем солдатам, охраняющим штаб:

  - Где начальство?

  - А кто нужен?

  - Да хоть кто, а то, браток, понимаешь, прислали нас вам в подмогу, белых гадов и эксплуататоров трудового народа давить, а что конкретно делать и где мироеды окопались, того не ведаем.

  - Сегодня никого нет. Товарищи Одарюк и Пенчуков на Кавказскую направились, товарищ Фастовец уже домой отъехал, а все остальные, кто повыше, Катеринодар от беляков защищают.

  - Понятно, - оглядываю площадь, станцию и железнодорожные пути, мои казаки заняли все самые выгодные для боя места и блокировали казармы. Взмах рукой и громкая команда: - Начали!

  Караульные мгновенно повалены на порог штаба и в него врывается несколько человек. По станции вихрем проносится скоротечный бой, и она под нашим полным контролем. Удачно сработали, быстро, без потерь и весьма результативно. Подобная лихость всегда высоко ценится, как начальниками, так и рядовыми воинами, так что сегодня я заработал себе такой авторитет и славу, который, при нашей победе, теперь будет всегда и во всем мне помогать.