Германцы город уже покинули, а всю полноту власти на себя взял проживающий в Харькове знаменитый кавалерист, патриот России и ярый монархист генерал Келлер. Именно он, вместе с офицерами наших войск, которые вербовали в городе добровольцев на службу в Донскую армию, встречал наши эшелоны и бронепоезда на перроне станции. Что творится в городе, я тогда не знал и не понимал, поскольку в известность меня никто не поставил. Однако в конфликт, вступать не стал, а вышел на освещенный вечерний перрон, представился генералу по всей форме и попросил разъяснений о сложившейся обстановке, которые незамедлительно и получил.

  Как оказалось, Келлер и верные ему части городских офицеров, два батальона в тысячу отличных бойцов, решили присоединиться к нашему походу на Москву, и после переговоров с Новочеркасском, знаменитый военачальник стал командующим так называемой Украинской добровольческой армии. Пока, в этой армии личного состава было мало, но как говорится, были бы кости, а мясо нарастет, и с этим, то бишь с костяком, у русского генерала с немецкой фамилией, был полный порядок. Все же личностью он был известной и многие люди к его словам прислушивались, что в гражданской среде, что в военной, без особой разницы. Опять же немцы оставили все военные склады в нетронутом состоянии, и чем вооружить будущих бойцов Украинской армии, вопроса не стояло.

  Мне и моей бригаде, приказом свыше предписывалось оказывать генералу всяческое содействие, относиться к нему как к союзнику, и совместно с его отрядами, без долгих задержек, провести наступление на Белгород. В принципе, тому, что мне не придется исполнять функции городского коменданта, и разгребать местные проблемы, я был только рад, а потому, приказ воспринял с пониманием и даже некоторым воодушевлением.

  Так появился еще один направленный на Москву клин, и уже утром 3-го ноября, усилившись местными частями, мои бронепоезда и эшелоны, не задерживаясь, направились в сторону Белгорода, который удалось захватить на удивление легко и быстро уже утром 5-го числа. Продвигаться дальше мы не могли, необходимо было полностью прикрыть тылы, и целую неделю, пока Келлер формировал новые части и договаривался с рабочими харьковских заводов о нейтралитете, мои войска и добровольцы терпеливо держали оборону городских окраин.

  Против нас скапливалась группировка товарища Шорина, более десяти тысяч штыков и около трех тысяч сабель при полусотне орудий и нескольких бронепоездах. Наверное, это были самые последние свободные резервы Совета Народных Комиссаров. Грозная сила, если вести подсчет на бумаге, а на деле, сброд из остатков царских полков и мобилизованные из центральных областей России люди, которые погибать ради чьей-то мечты о мировой революции, ну никак не хотели.

  Наконец, 13-го ноября к нам на подмогу прибыла Сводная пехотная дивизия из состава 2-го армейского корпуса, тылы были прикрыты, и Келлер выдвинулся на передовую. Что и как в противостоящих нам красных войсках, он знал досконально, а потому, предоставил уже готовый план наступления, и мы снова двинулись вперед. Орудия бронепоездов и полевая артиллерия обработали передовые позиции красногвардейцев, и пехота атаковала вражеские окопы. Задача казаков моей бригады при этой наступательной операции, была самая обычная, удар по флангам и перекрытие путей к отступлению

  Не знаю, каким стратегом был покойный товарищ Шорин, и на что он рассчитывал, но то, что его пехота сдавалась после первого же боя, а кавалерию мы гнали от Белгорода до Прохоровки, и вырубили ее почти полностью, есть непреложный факт. Что-то надломилось в войсках большевиков, и если раньше, они хотя бы дрались за свои жизни или ради какой-то идеи, то теперь, после всех наших побед, они просто поднимали руки вверх и были готовы сдать своих комиссаров.

  Разумеется, это не касалось наемников из интернациональных частей, но в войсках, которые мы громили под Белгородом, их не было, а со своими, обычными русскими солдатами, общий язык находили быстро. Комиссар? Нет. Большевик? Нет. В каких-нибудь партиях состоишь? Нет. Готов служить матушке России? Так точно ваше высокоблагородие! Молодец, получай назад свою винтовку и становись в строй нового полка под командованием бывшего царского офицера и надежного унтера.

  От Прохоровки наши войска устремились к Курску и вот здесь-то, пришлось повозиться изрядно. Против нас оказались остатки красных казаков войскового старшины Миронова, которые прикрывали не просто еще один город, а свои семьи, последовавшие вслед за ними с Дона. Мы предлагали им сдачу в плен и справедливый суд, но донцы дрались яростно и до последнего патрона. Особенно много крови нам попортили бывшие думенковцы, две сотни самых отпетых головорезов, потерявшие своего командира еще в Сальских степях. Остальные отряды, то есть сотня Семена Буденного, сводный отряд Оки Городовикова и сами мироновцы, тоже бились как черти.

  Размен потерь при штурме Курска был один на один, и только моя бригада в те три дня, потеряла почти полторы сотни пластунов и сотню конных. Так мало того, был серьезно поврежден бронепоезд "Екатеринодарец", который шел головным в дивизионе Демушкина. Казаки Буденного пустили ему навстречу паровоз и те, кто в нем находился, так из него и не выпрыгнули.

  Да, храбрые люди были переметнувшиеся к большевикам казаки, но их было меньше тысячи, и мы их все же перемололи, а как только очистили город, так вслед за отступающими солдатами и обозами направились. Где-то там находился израненный бывший войсковой старшина Миронов, и этого гада следовало в обязательном порядке доставить в Новочеркасск.

  Бешеная скачка вдоль поврежденного железнодорожного полотна, короткий отдых в небольших деревушках и на полустанках, и на второй день, мы настигли колонны уходящих от нас беженцев. В основном, каждая обозная колонна состояла из десяти-тридцати телег под присмотром десятка солдат и пары казаков, а эта, что сейчас перед нами с Зелениным, самая большая и именно в ней должен находиться тот, кто нам нужен.

  Похлопав своего жеребца по мохнатой и горячей шее, я оглянулся на выезжающих в поле казаков 1-го полка, половина которого состояла из бывших голубовцев и, кивнул на изготовившихся к бою красных:

  - Поеду переговорю с ними.

  - Может быть лучше мне? - эхом откликнулся Зеленин.

  - Не надо, я сам, но если что, всех под корень вырубить.

  - Как знаешь, господин полковник, только нет нужды тебе самому рисковать.

  Удар по бокам коня и жеребец, осторожно перебирая копытами, спускается с пригорка на поле. Проезжаю метров сто и в одиночестве останавливаюсь невдалеке от импровизированных оборонительных позиций беглецов. Я вижу, что кто-то из солдат хочет выстрелить в меня, и готов к тому, что придется прятаться за тело жеребца, но стрелка сдерживают и это хороший признак, значит не фанатики, и готовы переговорить насчет своего будущего. Подъезжаю ближе и ко мне навстречу, обогнув тачанку, с несколькими ранеными бойцами, выезжает суровый и стройный казак, по виду, мой ровесник, и чем-то, мы даже похожи.

  Его буланая и стройная кобылка останавливается рядом с моим конем, и я представляюсь:

  - Командир Кавказской Особой казачьей бригады полковник Черноморец.

  Красный казак с ответом не замедлил:

  - Временно исполняющий обязанности командира полка имени Степана Разина, бывший хорунжий Торопов.

  - Это все, что от полка осталось? - кивнул я в сторону обоза.

  - Здесь остатки пяти полков.

  - Понятно, - еще раз окинув обоз взором, протянул я, и предложил: - Сдавайся хорунжий Торопов. Нечего вам здесь вдали от родного Тихого Дона помирать.

  - Так ведь все равно перебьете, - с горечью сказал казак.

  - С чего бы это?

  - Так вы же беляки.

  - Комиссары в уши про зверства белоказаков напели?

  - Не только, ведь кое-что мы и сами видели.

  - Я сказал, что живы останетесь, значит, так и будет. По приказу войскового атамана Назарова вас должны судить, причем при участии ваших станичников, которые на нашей стороне воюют, а зверств мы не допустим. Не хочешь о себе подумать, Торопов, подумай о ваших семьях, которые во время боя пострадают. Там, - я кивнул себе за спину, - тысяча сабель и есть вьючные пулеметы. Мы вас задавим и не заметим, но нам лишней крови не надо. Вы не бундовцы, не коммунисты, не спартаковцы и не китайцы с мадьярами. Вы свои, и даже если есть на вас кровь, все равно смерти недостойны. Максимум, исправительные дружины, а минимум, в поле и работать на благо Донской республики. Хватит, довольно уже своей кровушки полили, пора за мирный труд браться, повоевали вдосталь и даже чересчур.