— Благодарю вас, старейшина. — Комбат немного склонил голову. — Если я или мои люди сможем вам когда-нибудь чем-то помочь, обращайтесь.

— Думаю, что мы в расчёте, полковник. — Он кивнул на меня. — Все ваши долги выкуплены Мечниковым, который двух моих кровников сделал. В общем-то я у вас случайно оказался, так как заехал с Александром пообщаться.

— Раз так, — Ерёменко направился на выход, — переговорите.

Полковник вышел, а старейшина присел на стул рядом со мной, устало вздохнул и произнёс:

— Здравствуй, Александр.

— Здравствуйте, алим.

— Как это было?

Я понял, про что он хочет узнать, разумеется, про то, как погиб его бывший воспитанник Олег-наёмник. Мне было нетрудно, рассказал ему всё: про Нальчик, про последнее сражение на окраинах города, и сам бой с Олегом расписал. Он слушал внимательно и, когда я закончил, похлопал меня по плечу:

— Мой клан уже дважды обязан тебе, молодой воин, и даже то, что мы поможем вашему корпусу оторваться от противника и занять новый оборонительный рубеж, не отменяет этого. Скажи, может, тебе что-то нужно?

— Нет, алим. Наверное, я счастливый человек и ни в чём не нуждаюсь.

— Ну, смотри сам, парень, и помни, если что, то ты всегда сможешь рассчитывать на нашу поддержку, и даже если нас останется совсем мало, то и тогда мы не откажем тебе в трудный час. Ты понимаешь, про что я говорю?

— Да, старейшина, очень хорошо понимаю и удивлён вашими словами. Неужели Олег, Кара и Ильяс вам так сильно навредили?

— Ты этого даже представить не можешь, Саша, и лучше тебе про это не знать. — Он встал. — Пора мне.

Распрощавшись с горским старейшиной, я дождался комбата, вернувшегося в палатку, и наконец-то смог отправиться в баню и отмыться. Что там будет завтра, посмотрим, а сегодня я вернулся с боевого выхода и хочу просто быть чистым, сытым, лежать на своем спальнике и слушать по радио красивый голос Марины Алексеевой, которая так и не доехала до нашего батальона.

Северный Кавказ. Посёлок Карагач

02.03.2060

Длившееся почти две недели отступление наших войск с Кавказа запомнилось мне очень смутно, так, какие-то обрывки и серая мутная пелена. Постоянный холод, грязь, стрельба, взрывы, недоедание и вши, вечные спутники окопной жизни. Не люблю вспоминать это время, слишком уж всё тогда было зыбко, и я никогда не знал, переживу ли я ещё один день. Конечно, и раньше было трудно, но то время было самым настоящим испытанием для моей психики и здоровья.

Несмотря на зимнее время и пользуясь поддержкой всё же ударивших нам в спину боевиков старейшины Алиева, южане перешли в наступление. Гена Симаков, наш командующий и по совместительству редкостный дебилоид, сидел спокойно в штабе и изображал из себя Наполеона, который всё видит на десять ходов вперёд, и тут нате вам, одновременные и скоординированные удары по всем нашим позициям. Честно скажу, если бы не наш комбат, полковник Ерёменко, и представители СБ при Кавказском корпусе, то в течение одного дня нас бы всех и перемололи.

За сутки до вражеского наступления Ерёменко встретился с безопасниками, смог с ними договориться, и они, вступив с ним в небольшой заговор, вывели комкора из игры. Как это случилось? Достаточно просто, его опоили какой-то дрянью, он сильно заболел, и командование Кавказским корпусом на себя принял его начальник штаба полковник Рябов, очень продуманный человек, который, так же как и все мы, хотел выжить в этих горах и вернуться домой.

План наших противников был прост: давление на оборону по фронту, окружение посёлков, в которых сидят наши солдаты, и перекрытие дороги, по которой мы могли бы отойти. В общем, всё должно было пройти так, как и предполагал наш комбат. Наступление халифатцев началось 22 февраля, и ударили они в пустоту. Ни в Баксане, ни в Нарткале, ни в Арике и ни в Нижнем Курпе наших подразделений уже не было. Весь наш корпус отходил на Алтуд, туда, где отряд Имана Гойгова рубился с воинами Исмаила Алиева.

Корпус — это звучит очень солидно, а на деле — полторы тысячи солдат Кубанской Конфедерации, застрявших на чужой и политически нестабильной территории. Основные наши базы далеко, тылов нет, и кто друг или враг в этих предгорьях Кавказа, никто точно не скажет. Положение для нас складывалось незавидное, а если ещё учесть, что наш комкор раскидал силы корпуса вперемешку с местными отрядами по четырём населённым пунктам, то и смертельно опасное. Однако благодаря полковнику Ерёменко корпус успел вывернуться из-под удара и вовремя начать отход.

Наши войска подошли к Алтуду вечером 22-го, и, надо сказать, очень вовремя, так как отряд Гойгова уже добивали. Джигиты Алиева были очень злы на тех, кто не пошёл с ними, и как бешеные, стремясь перебить всех молодых волчат, не дававших им сделать то, что задумал их вожак, атаковали ребят Гойгова без остановок. Они загнали молодежь в несколько разрушенных зданий и уже праздновали победу, когда появились наши штурмовики, и положение дел резко изменилось. Теперь уже предатели оказались слабой стороной и с большими потерями отступили в леса.

Подразделения корпуса, прихватив с собой всех, кто уцелел от отряда Гойгова, направились дальше по дороге на север, в сторону поселения Карагач, а на развалинах Алтуда остался только наш батальон. Задача у нас простая — прикрывать тылы уходящих на территорию бывшего Ставропольского края подразделений. Есть резонный вопрос: почему опять мы, и есть такой же ответ: мы самое профессиональное и наиболее мобильное подразделение во всём Кавказском корпусе. С одной стороны, можно этим гордиться, а с другой — это означало, что нам придётся рисковать своей шкурой гораздо больше, чем остальным солдатам. Нормальное положение дел, и, наверное, так всё и должно быть.

У противника сил, конечно, несравненно больше, но, так как не все горцы решили перейти на сторону врага, халифатцы и их подручники были вынуждены заниматься не только нами. Разделившись на две части, все те дружины, которые ещё подчинялись Совету Старейшин, продолжали оказывать захватчикам упорное сопротивление. Одна часть, сотни три бойцов, через горы и поселение Сармаково уходила на Карачаевск, а другая, численностью в пару тысяч стволов, направилась на Моздок и всё ещё сопротивляющийся Грозный. Таким образом, в погоню за нашим славным корпусом направилось всего десять тысяч вражеских солдат, и в основном это были гвардейцы из «Кодса».

Диспозиция, которую мы занимали в Алтуде, была отличной. Много развалин, густой лес, выросший на месте древнего аула, и одна дорога. Первый день мы продержались очень легко, патронов хватало, а в наличии имелось пятнадцать пулемётов. Кроме того, нам оставили приличные запасы противопехотных мин, которые были в обозе корпуса. Между прочим, большая часть этих мин была отмечена клеймом фабрики купца Егора Черносвита из посёлка Гвардейского. Ну, да не об этом сейчас речь, а о нашей эпической битве во время отступления частей корпуса в сторону ридной матери Кубани. По крайней мере, как эпическая и героическая, она вошла во все позднейшие описания этой войны, а сами мы в тот момент никак не ощущали себя героями, а просто выполняли свою работу.

Второй день обороны Алтуда дался нам гораздо тяжелей. Халифатцы, несмотря на разбитые дороги, ночной морозец, голод и отсутствие в достаточном количестве гужевого транспорта, смогли притянуть миномёты и, естественно, сразу же стали нас обстреливать. Сколько боеприпасов они извели в тот день, мы не подсчитывали, но факт, что много, а вот атак было пять, и это точно. Раз за разом после артналёта «кодсы» мелкими группами шли в наступление и пытались закрепиться за развалины у дороги, но каждый раз, неся солидные потери, откатывались назад.

К ночи появились три гаубицы, старые, но ещё работающие, и исправно стреляющие Д-30. Тяжёлые чемоданы гаубичных снарядов начали перепахивать остатки аула, а мы, потеряв за этот день семерых бойцов и четыре пулемёта, собирались начать отход. Ерёменко связался со штабом корпуса и узнал, что наши части, благополучно пройдя через Советское, всё же достигли населённого пункта Карагач, пограничного поселения Горского Содружества. Раз так, значит, и нам пора.