— Внутренних повреждений нет? — спросила Клер, облизывая пересохшие губы.
— Они надеются, что нет. Никаких открытых ран — только на лице. Сейчас сделают рентген, и пока она, конечно, останется в больнице.
— Я могу ее увидеть? — спросила Клер.
— Пока нет, — покачал головой Тарквин. — Она может не узнать вас — ей сделали уколы обезболивающего и успокоительного. Я отвезу вас домой. Пойдемте.
Клер покорно последовала за ним по длинному коридору, по которому меньше часа назад привезли на каталке Эйрин.
— Я заехал в Каса узнать, как дела у Никола, — объяснил Тарквин в машине, — а Марко разговаривал по телефону. Трудно было что-то понять, потому что две новости он преподносил как одну, но я все-таки разобрался, что Эйрин попала в аварию. Вы были с ней вместе? И что такое говорил Марко о том, что он во всем виноват? Я не стал ждать объяснений, а поспешил в больницу.
— Все это не так, — быстро ответила Клер. — Я пошла в магазин, а Эйрин осталась с синьором Бернини. У него кончились сигареты, но он не хотел выходить, и попросил Эйрин купить ему пачку. Я возвращалась домой, когда увидела, как она вот здесь… — в эту минуту на тот же холм въезжала чья-то машина, — несется вниз. Скорость была слишком большой, и я поняла, что она потеряла контроль…
— Но почему она попробовала свернуть на виа Сполетто?
Последовало молчание, а потом Клер решилась:
— Потому что… потому что я махнула ей. Я подумала… — она замолчала и всхлипнула.
— Понятно. Обсудим потом, — заявил Тарквин.
К удивлению Клер, он повернул к своей вилле.
— В Каса сейчас все заняты, — пояснил он, — и я обещал Марко, пока никому не говорить про Эйрин. Успеют узнать и позже. Да и вам надо придти в себя. Отдохнете часок, перекусите, а потом отправитесь на свое свидание.
— Свидание? — удивилась Клер. — Какое?
Только сейчас она вспомнила.
— Ах, Оскар! Аэропорт! Но теперь я не могу поехать!
— Почему? — Тарквин остановил машину, помог девушке выйти и повел ее к дому. — Сейчас вы полежите, потом мы где-нибудь поедим, и я отвезу вас в Каса, чтобы вы переоделись…
— Нет! — Она снова была в панике. — Я не могу! Не сегодня, не сейчас! Эйрин там… Нет, не заставляйте меня, пожалуйста. Оскар поймет.
— Поймет ли?
— Да, я знаю. Если я не провожу его, ничего не случится. А вот если Эйрин станет хуже, я не прощу себе, что меня не было рядом. Нет, пожалуйста, я не могу, не могу!
Тарквин взял ее за руку и усадил на стул.
— Да у вас истерика, — заметил он. — Спокойнее. Думаю, рюмка бренди не помешает.
Он налил ей выпить, а потом продолжил:
— Если вы передумаете, то я отвезу вас в аэропорт. Думаю, на месте Бриджмена я бы не «понял», почему вы не пришли, но… — Он пожал плечами и добавил, — Что с вами? Помнится, однажды, когда вы были тут…
— Тогда вы как раз напомнили мне, что я за нее в ответе, — тихо сказала Клер, глядя на янтарную жидкость.
— Да бросьте вы! Тогда она просто заблудилась в незнакомом городе…
— Да, а сейчас все гораздо серьезнее, — возразила Клер.
— И вы несете за это ответственность, да? Но вы ничего не могли сделать! Что-то случилось с машиной, или Эйрин потеряла над ней контроль — мы не узнаем, если она сама не расскажет об этом.
— Если? — в ужасе переспросила Клер, отставляя стакан. — Вы думаете, что она…
— Глупости. Я хотел сказать «пока», — быстро поправил ее Тарквин. — Вам не в чем себя винить. Я нанимал вас на работу не для того, чтобы надзирать за девочкой двадцать четыре часа в сутки. Да вы, кажется, и сама это знали до тех пор, пока она не свернула на виа Сполетто.
— Но я же уже говорила! — воскликнула Клер. — Я сама махнула ей, чтобы она поворачивала.
— Да, говорили. Ну и что? — кивнул он.
— И все. Она свернула, хотя я должна была сообразить, что она не сможет этого сделать на такой скорости. Я во всем виновата! Она может погибнуть!
У Клер стучали зубы, и она ничего не могла с собой поделать. Она знала, что Тарквин будет презирать ее за малодушие, знала, что должна сдержать жалкие слезы вины и жалости к себе самой, читала в его глазах ярость… но он вдруг оказался на коленях рядом с ней. Его сильные руки обнимали ее, а взволнованное лицо было совсем рядом. Он не презирал, а утешал, успокаивал ее, он был добрым, да нет, больше, чем добрым, — он шептал какие-то нежные слова, которые говорит мужчина женщине, мешая итальянский и английский.
Она стерла дрожащими руками пелену слез с глаз и попросила умоляющим шепотом:
— Не надо… Не говорите из жалости то, чего не думаете… Я потеряла самообладание, вы это поняли — вы иногда понимаете такие вещи, иногда нет… Теперь уже все в порядке, и не надо делать вид… я это не перенесу тем более от вас.
— Почему?
— Потому что… — Только чувство самосохранения удержало ее от того, чтобы сказать всю правду, и она ответила: — Потому что это еще больнее.
— Больнее? А если я не «делаю вид»? Если бы я говорил это из любви, вам тоже было бы больно?
— Любви? — Клер покачала головой. — Вы шутите.
— Вы хотите, чтобы это было неправдой? Клер, посмотрите на меня… — Он осторожно поднял ее лицо, — Как вы думаете, почему я настаивал на разговоре перед вашим отъездом?
— Я… я не знаю.
— Тогда слушайте. Я не знал, что сегодняшние обстоятельства сломают барьер между нами. Я думал, что мы холодно расстанемся, но все равно дал себе слово рассказать вам всю правду, прежде чем вы окажетесь в объятиях Оскара Бриджмена. Я хотел сказать, что люблю вас, что хочу вас, хотя и понимаю, что вы не любите меня. Я сделал все, чтобы вы двое были счастливы, но хочу, чтобы вы знали, что вы для меня значите.
— Вы решили, что Оскар и я?.. Вы подумали, что я влюблена в него?
— Но вы никогда не говорили, что это не так.
— Я же говорила, что мы с ним только друзья.
— А вели себя с ним не только по-дружески.
— Это из-за того поцелуя, — вспомнила Клер. — Но это был всего лишь дружеский порыв — не больше. Я не понимаю… Что вы сделали, чтобы мы были счастливы? Вы даже не дали совет Оскару, когда я просила вас об этом.
— Но я сделал все, что мог, чтобы он вернулся в Англию, куда вскоре уедете и вы, имея достаточно средств, чтобы вы поженились. Я купил его землю…
— А я подумала… — перебила его Клер.
— Вы достаточно ясно дали понять, что вы подумали, cara mia, — улыбнулся Тарквин.
— И вы действительно сделали это ради меня?
— Да, ради любви к вам. У меня не было возможности показать свои чувства по-другому.
— Если это правда, то вы могли бы сказать об этом, — прошептала она, отводя глаза.
— Но только сегодня, расстроенная и вне себя, вы сказали, что думаете обо мне, что я могу причинять страдания…
— Но я всегда это чувствовала. Сначала я боялась, что вы унизите мою гордость, а потом… с тех пор как…
— С каких пор? — переспросил он, когда пауза затянулась. — Ну, моя Клер… Неужели ты хочешь сказать, что тоже любишь меня? Скажи, так ли это?
Испуганная, нерешительная, счастливая, не верящая в свое счастье, Клер уже хотела произнести эти слова, когда зазвонил телефон, возвращая обоих из мира мечты в реальную жизнь.
— Эйрин! — прошептала Клер.
Тарквин встал, взял трубку и тихо произнес:
— Слушаю.
Клер, затаив дыхание, следила за разговором, хотя Тарквин отвечал только «да» и слушал собеседника.
— Да, сейчас едем, — сказал он, наконец, и Клер чуть не потеряла сознание.
Положив трубку, он повернулся к ней, обнял, и девушка, боясь самого худшего, прижалась к нему.
— Перестань дрожать, — успокоил он, гладя ее по волосам. — Звонили не из больницы. Это родители Эйрин. Они в аэропорту — оба, вместе — приехали за ней.
10
И вот наступил вечер того странного дня. Солнце спустилось за горизонт, оставив позади шлейф пурпурно-золотых облаков. Сан-Марино осветилось ожерельем фонарей на пустынных тихих площадях, а его обитателям собирались за ужином, стойками бара и столиками кафе.