Графиня опустилась в кресло и закурила, что очень не понравилось гувернантке, так как она считала, что воздух в детской должен быть абсолютно чистым.

— Есть ли у вас подходящее платье, кроме того белого, что вы уже надевали на вечер у Бенуа?

— У меня есть бледно-желтое кружевное платье. Оно совсем новое, и это мое единственное вечернее платье, — ответила Дженни.

Селестина внимательно оглядела девушку.

— Бледно-желтое? — переспросила она. — Ну что ж, — кивнула она в знак одобрения. — С вашими волосами и глазами вы будете выглядеть в нем очень эффектно. Я одолжу вам опять мою меховую пелерину, а также дам вам перчатки, вечернюю сумочку и прочие аксессуары.

Дженни поблагодарила графиню, стараясь понять причину, почему ее хозяйка так заботится о ее внешности и даже старается улучшить ее, одалживая ей свои вещи. По всей вероятности графиня была просто очень щедрой или, может быть, будучи манекенщицей, привыкла, чтобы ее окружали красивые молодые женщины.

Селестина, улыбаясь, встала.

— Во французской части города есть очень хороший маленький магазинчик, где вы можете купить все, что вам необходимо, и, если у вас нет денег, я всегда могу дать вам аванс.

Графиня вышла, оставив Дженни в полном недоумении. Почему это так важно для нее, чтобы простая английская девушка выглядела как можно лучше, подумала Дженни, но так и не нашла подходящего ответа.

Отель «Сплендид» был не такой огромный, как «Мамония», но он имел великолепный зал для танцев, который в этот вечер был переполнен.

Обед состоялся в роскошном ресторане отеля. Их стол, украшенный цветами, был в центре всеобщего внимания — их общество было самым блестящим и веселым. Дженни была как во сне. Она сидела между Си Мохаммедом и Эстер Харингей, компаньонкой леди Берингер. Си Мохаммед, обидевшись, что она не пришла на свидание, был очень с ней холоден. Однако это не мешало ему смотреть на Дженни с восхищением.

Эстер Харингей была в очаровательном вечернем платье. Оно ей очень шло и делало моложе. Ее серые глаза блестели, и в этот вечер она была почти красива. Всякий раз, когда граф, улыбаясь, смотрел на нее, в его глазах была нежность. Он знал девушку с детства. При взгляде графа щеки старой девы покрывались румянцем, и она делалась еще более привлекательной.

«Знает ли граф, какие чувства он вызывает в Эстер?» — подумала Дженни. Графиня, наоборот, почти не замечала Эстер, и, если из вежливости и обращалась к ней, то голос ее был сух, а во взгляде сквозило презрение. В изумрудного цвета платье и изумрудах, сверкающих на ее шее, в ушах и руках, она была неотразима.

Кроме леди Берингер — очень изящной и красивой в бледно-розовом платье, с бриллиантами на шее — в обществе графини были еще два молодых человека и молодая женщина, помогавшая графине в организации обеда.

Шампанское лилось рекой, и все были очень веселы. Дженни, которая раньше никогда не пила шампанского, а потому не знала, какое действие оно на нее окажет, едва пригубила свой бокал.

После обеда все отправились танцевать. Дженни по очереди танцевала с Си Мохаммедом и молодыми людьми, представленными ей во время обеда. Один из них был французским офицером. Он наговорил ей кучу комплиментов. Другой — латиноамериканец — танцевал танго с таким энтузиазмом и выделывал такие па, что измучил Дженни. В конце концов она отдала предпочтение французскому офицеру, который, однако, тоже раздражал ее, так как все время болтал и называл ее «очаровательной англичанкой».

Граф уделил ей всего один танец. Держа Дженни, как фарфоровую куклу, он мягко вел ее в танце и занимал вежливой беседой. Графиня танцевала в это время с латиноамериканцем. После одного из танцев Си Мохаммед, который был самым красивым мужчиной в зале, вывел Дженни в холл. После духоты зала здесь была приятная прохлада.

Си Мохаммед усадил Дженни в удобное кресло, предложил ей прохладительные напитки и, придвинув к ней свое кресло, с упреком спросил, почему она нарушила свое обещание.

— Но неужели графиня не объяснила вам? — спросила Дженни с удивлением. — Заболел Луис, и я не могла оставить его. Я думала, вы поймете.

— Это правда? — спросил молодой человек, и в его темных глазах появился радостный блеск. — Селестина ничего не сказала мне о болезни Луиса, наоборот, она сказала, что вы не хотите меня видеть. Я был очень разочарован и обижен.

— О! — воскликнула Дженни, нахмурив брови, так как не в ее правилах было огорчать людей. — В таком случае, я приношу вам свои искренние извинения, но я правда думала, что графиня объяснила вам причину. Луис очень слабенький мальчик, а в мои обязанности входит ухаживать за детьми, и я не могла его оставить. Это единственная причина.

— Не беда, — нежно произнес он, ниже склоняя к ней свою золотистую голову. — У нас еще будет возможность, масса возможностей, я надеюсь. Можно мне пригласить вас на обед в какой-нибудь вечер?

— Я… я не знаю… — ответила Дженни.

— Вы такая красивая, — с нежностью в голосе произнес молодой человек. — Я никогда не встречал таких девушек, как вы. Ваши глаза похожи на голубые цветы.

Дженни отвела взгляд, и тогда Си Мохаммед тихонько пожал ей руку.

— Скажите, все англичанки такие красивые, как вы, или вы исключение? Я восхищаюсь вами и хочу восхищаться вами всегда. Как хорошо, что вы решили покинуть Англию и приехать сюда. Если бы вы не сделали это, — от одной этой мысли мне становится не по себе — моя жизнь была бы не полной, потому что я бы не увидел вас и не знал бы, что такая девушка существует на свете. Сейчас я увидел вас, и я знаю…

— Пожалуйста! — воскликнула Дженни, пытаясь вынуть свою руку, которую он крепко сжимал, и прежде, чем она смогла осознать, молодой человек стал целовать ее розовые пальчики, нежно прикасаясь к ним своими красивыми губами. Эти поцелуи напоминали прикосновение бабочки.

— Пожалуйста, не надо, — Дженни все еще пыталась освободить руку. — Мистер Менеби!..

Но молодой человек так крепко держал ее руку, что не было никакой возможности освободиться. Дженни почувствовала, что эта сцена стала ее раздражать.

— Я хотела бы вернуться с остальным, — сказала она почти резко, — и вы должны помнить, что мы едва знакомы…

— И это не по моей вине, — напомнил он. — Уже прошла целая неделя с того момента, как мы познакомились, и несмотря на то, что я так стремился снова встретиться с вами, вы были неуловимы. Если бы вы только сказали, когда я вас увижу одну, я обещаю вам быть терпеливым, хотя это очень трудно.

— У меня не так уж много свободного времени, — пытаясь успокоить юношу, сказала Дженни. — Я не могу назвать вам точную дату, потому что, когда ухаживаешь за детьми, все может случиться, и… в любом случае…

— Да? — он слегка отпустил ее пальцы. Дженни с испугом оглядывала пустой холл, с его многочисленными сводчатыми дверями, задернутыми тяжелыми сводчатыми шторами. Сквозь высокие окна виднелись огромные звезды и вершины высоких пальм.

Из зала для танцев доносилась едва слышная музыка. Очевидно, в этот холл редко выходили, иначе графиня давно бы обнаружила их и была бы рада видеть эту сцену. Дженни начала волноваться. Что-то было в этом молодом марокканце, что тревожило ее. Его черные, ласкающие глаза пожирали ее, прикосновение его рук было неприятно. Сама мысль сидеть с ним рядом за обедом в ресторане какого-нибудь отеля, а еще хуже, в маленьком интимном ресторанчике, делала ее почти больной, и Дженни боялась, что не сдержит себя, и он увидит, как ей неприятен.

— Пожалуйста, — повторила она. — Я действительно думаю, что нам пора присоединиться к остальным.

— А я вовсе не спешу к ним присоединиться! — что-то твердое и пугающее появилось в его взгляде. Он тихо засмеялся, и в этом его смехе было нечто зловещее. — Какая вы прелестная, маленькая Дженни Армитаж, и как должно быть приятно учить вас становиться взрослой!..

Внезапно пришедшая в движение штора насторожила марокканца, и он стал смотреть в ту сторону. Когда Дженни, повернувшись, посмотрела туда же, штора отодвинулась, и в холл вошел Макс Дейнтри.