— О, мисс Армитаж! — воскликнул он и направился к тому месту, где они сидели. — Графиня сказала мне, что вы будете в ее обществе, и я пришел пригласить вас «потоптаться» в следующем танце. Я действительно хочу сказать «потоптаться», потому что я не умею танцевать.

Он смотрел на Си Мохаммеда с холодным, почти презрительным выражением. Си Мохаммед поднялся и посмотрел на Макса с ненавистью. Дженни поняла, что они не выносят друг друга.

— Привет, Менеби! — сказал Дейнтри резко. — Графиня ищет вас. Я позабочусь о мисс Армитаж.

Дженни сразу догадалась, что Макс, входя в комнату, видел, как марокканец держал ее руку и как близко они сидели друг к другу.

— Мисс Армитаж и я решили пропустить этот танец, — вежливо ответил Си Мохаммед, растягивая губы в улыбке, в то время, как глаза его оставались жесткими. — Но если графиня ищет меня…

— Вот именно.

— Тогда мне лучше пойти, — ответил Си Мохаммед и вышел.

Дженни посмотрела на Макса. Сердце ее сильно билось.

— Итак? — спросил он. — Вы готовы?

— Танцевать? — спросила Дженни.

— Нет, вернуться к леди Берингер. Возможно, что она лучше будет присматривать за вами, чем графиня. А за вами, вне всякого сомнения, нужно присматривать, хотя бы до конца вечера.

Его голос был холодным и презрительным, и Дженни чувствовала, что он о ней самого плохого мнения. Он едва смотрел на нее, хотя она была очень хороша в своем бледно-желтом кружевном платье, юбка которого была украшена черными бархатными полосками. На шее у Дженни была нитка жемчуга. Ее золотистые волосы были красиво уложены. И вся она была очень юной и беззащитной.

Однако ее очарование не действовало на Макса. Он был тверд, как правильно определила леди Берингер — «у него железный характер и иметь с ним дело — значит биться головой о стену».

Дженни последовала за Максом в зал для танцев, чувствуя, что она перестала для него существовать. Он подвел ее к леди Берингер, которая взглянула на его мрачное лицо, и что-то лукавое появилось в ее глазах.

— Бедняжка! — воскликнула она. — Что произошло там, Макс? Вам пришлось вмешаться? Си Мохаммед вернулся в зал минуту назад темнее тучи, и Селестина, чтобы охладить его пыл, повела его танцевать. В чем дело?

Она взглянула на Дженни, смущенный вид и опущенные глаза которой сказали ей о многом.

— Скажем так — мне пришлось вмешаться, — ответил Макс. Леди Берингер с удивлением посмотрела на Дженни.

— Не расстраивайтесь, дорогая, — вечер еще только в самом разгаре, и мы подыщем вам другого молодого человека, более достойного вас.

В это время Дженни пригласил на танец граф. После танца с графом молодой французский офицер повел ее к буфету выпить что-нибудь освежающее. Он не переставал осыпать ее комплиментами, однако вел себя очень корректно, и Дженни чувствовала себя с ним спокойно, хотя и не испытывала никакой радости. Да и о какой радости могла идти речь, если она видела, как Дейнтри танцевал с Селестиной танец за танцем. Лицо графини светилось счастьем, которого она не скрывала. Дженни было стыдно за нее и было жалко графа. Она себя чувствовала очень несчастной. Что-то оборвалось внутри нее, и это что-то приносило ей почти физическую боль. Весь вечер, на котором она, по словам графини, должна была веселиться, превратился для нее в сплошной кошмар, и она не могла дождаться, когда он кончится.

Когда Дженни кончила танцевать с французским офицером, кто-то взял ее за локоть и, обернувшись, она, к своему удивлению, увидела Макса.

— Не хотите ли потанцевать со мной или, может быть, мы выйдем отсюда подышать свежим воздухом? — спросил он холодным тоном.

От неожиданности она не знала что сказать, и тогда он взял ее под руку и вывел на балкон. Огромные пальмы шелестели в порывах ночного ветерка, и их шелест напоминал тихую музыку.

— Мне кажется, что сегодня не так холодно. Во всяком случае, мы не пробудем здесь долго. Я просто хочу вам сказать одну вещь. Если вы предпочитаете играть с огнем, то вы в нем и сгорите, вы это понимаете?

— Что вы имеете в виду, — тихо прошептала Дженни.

— Только то, Дженни, что если вы не хотите попасть в неприятную историю, вы должны прекратить принимать приглашения от таких молодых людей, как Си Мохаммед Менеби. Я полагал, что время, проведенное с ним за ленчем, чему-то вас научит, но сегодня, как я заметил, вы «ослабили узду» и разрешили ему зайти далеко.

Дженни чувствовала, что бледнеет. Чувство изумления сменилось у нее чувством негодования, и, когда она отвечала ему, ее голос дрожал от возмущения.

— Так как у меня еще не было возможности пойти с ним на ленч, я не понимаю, о чем вы говорите, и сегодня я вовсе не поощряла его. И в конце концов, что плохого вы находите в Си Мохаммеде?

— Начнем с того, что он марокканец. Да, глядя на него, вы этого не замечаете, его внешность европейского типа. Но он чистых кровей марокканец и из очень древнего рода, чем он очень гордится. А вы англичанка, и его красота и нежное обращение могут увлечь вас, и вы даже не заметите, как влюбитесь в него. Ну что ж, это вполне допустимо, если вас прельщает перспектива делить мужа с несколькими другими женами и быть запертой навсегда в его доме — современной разновидности гарема.

При ярком сиянии луны Макс видел, как сильно побледнела девушка. Затем она с трудом проговорила:

— Я считаю, что вы отвратительны.

— Благодарю, — ответил Дейнтри с низким поклоном.

Дженни испепеляющим взглядом посмотрела на него и повернулась, чтобы уйти, но Дейнтри схватил ее за руку. Он больно сжал ее пальцы. И это уже второй случай за один вечер!

— Что вы подразумевали, — спросил Макс охрипшим голосом, — сказав, что не имели возможности пойти на ленч с Менеби? Вы собирались это сделать на следующий день после нашей поездки по Марракешу?

Дженни попыталась высвободить руку.

— Да, это так, потому что так хотела графиня. Но тем не менее этого не случилось. Заболел Луис, и я не могла оставить его. Сегодня я первый раз вышла из дома с тех пор, как мы виделись в последний раз.

— И это правда? — спросил Макс, глядя на нее с подозрением.

— Я сказала вам то, что было на самом деле, и вам решать, правда это или нет. Отпустите мою руку, мне больно, и кроме того, я замерзла и хочу вернуться.

— Простите, Дженни, — быстро сказал Макс, отпуская ее руку.

Дженни заметила, что он уже дважды назвал ее по имени.

— Мне следовало знать, что дочь священника не может быть такой легкомысленной, — произнес он с нежностью в голосе. — Но Селестина дала мне ясно понять, что вы приняли приглашение Менеби, и ничего не сказала о болезни Луиса.

— Тогда вам следует больше верить Селестине, ведь вы с ней старые приятели, а я просто гувернантка, работающая по найму.

На следующей неделе графиня разрешила Дженни использовать ее свободное от обязанностей гувернантки время по ее собственному усмотрению. Но за всю неделю она не получила ни одного приглашения.

Утром дети под присмотром Дженни делали в саду зарядку, а после полудня они выезжали в автомобиле на свою обычную прогулку. Дженни была так занята, что если в дом кто и приходил, она с ними не встречалась.

Где-то посреди недели граф сообщил за ленчем, что ему необходимо улететь в Париж. Это сообщение расстроило Дженни, так как она уже привыкла к его приятным беседам во время еды и их непродолжительным разговорам в вечернее время, когда они случайно встречались в саду. Селестина же встретила эту новость совершенно спокойно. Она даже не спросила графа, когда он вернется и зачем он туда едет. Правда, возможно, она знала, что его поездка связана с бизнесом. Но такое холодное безразличие к мужу все же было неприятно английской девушке. Ее ужасало, что этот брак, который мог бы быть счастливым, был таким пустым и безрадостным. Она вспомнила выражение счастья на лице Селестины, когда та танцевала в объятиях Макса Дейнтри. И ей стало еще больше жаль графа.