— Вы прекрасно знаете, — голос Кэтлин звучал несколько натянуто, — что я ни в малейшей степени не интересуюсь графом Паоло. Я приехала сюда с целью найти сестру, и, пока не достигну желаемого результата, не прекращу поиски.

Эдуард опять усмехнулся, в темноте было не разобрать его лица, сверкнули лишь белые зубы.

— Но есть мужчины, подобные мне. — Он выпростал ее руку из-под покрывала и стал рассматривать при свете луны. — У вас такие маленькие красивые руки, такие ухоженные… — И он нежно прикоснулся губами к ее руке, пока гондольер приостановился на минутку, настраивая гитару, а сердце Кэтлин так и подпрыгнуло. — Так вот мы еще более непредсказуемы, чем все Паоло этого мира. Они не всегда понимают сами себя… я намного старше вас, Кэтлин.

— Мне двадцать два, — напомнила она.

— Замечательный возраст, — рассмеялся Эдуард, — возраст, когда многие девушки выходят замуж и заводят собственные семьи. А мне тридцать семь… на пятнадцать лет больше, чем вам! А по жизненному опыту я, наверное, старше лет на сто! — Он вдруг притих и странно помрачнел. — Кэтлин, я хочу, чтобы по возвращении в Англию вы не испытывали страданий; вы должны вспоминать лишь волшебство Венеции, и ничего больше!

— Что вы имеете в виду? — спросила она слабым голосом.

Он лишь беспомощно пожал плечами.

— Что я имею в виду? Я и сам толком не понимаю… — Он отдал приказание гондольеру, тот развернулся и повез их обратно, а Эдуард, обхватив ее за плечи, легонько привлек к себе. Ей показалось, что он хитро улыбался. — Если вы решитесь набраться опыта, ну что ж, я достаточно квалифицирован, чтобы пополнить ваш багаж, несмотря на свои преклонные годы. Паоло, может, и ближе вам по возрасту, но не он будет первым, кто поцелует вас на венецианском канале… или где-то еще!

И пока гондольер — несомненно поднаторевший в подобных ситуациях — делал вид, что изучает блики света на воде, Морок наклонился и приблизил губы к лицу Кэтлин. Ее целовали прежде — раз-другой, довольно неуклюже, однажды на танцах, потом хозяин книжного магазинчика (кстати, она быстро поставила его на место), но и в самых ярких мечтаниях не представляла она, сколь привлекателен может быть поцелуй понравившегося мужчины или каким открытием явится прикосновение плотно прижатой чисто выбритой мужской щеки.

Был момент, когда ей захотелось воспротивиться, словно неожиданный прилив чувств смял ее, угрожая безопасности… безопасности юности… Но он крепко прижал ее, и она, легко вздохнув, забыла обо всем на свете.

Поцелуй был недолог, и когда Морок взглянул на нее, то увидел широко распахнутые глаза. Он легонько погладил ее по щеке.

— Вы очаровательны, кажется, наш опыт удался. Однако пора возвращаться в отель!

Он поцеловал ее в глаза, которые захлестнули прядки волос, и приказал гондольеру поторопиться.

— Уже поздно, а вы еще не спите! Простите меня, Кэтлин, за то, что я так беспечно вас задержал! — И хотя он говорил ровным тоном, в нем ощущалась нотка напряжения, которая его выдавала. — Наверняка на родине в Англии вы бы давным-давно были в постели.

— Так я же не в Англии, — с радостным смехом отозвалась она, — мы в Италии.

Он вновь смягчился, взял ее за руку и крепко пожал.

— У меня не было на это права, Кэтлин, — сухо признался он, — но не стоит так пугаться. Это ведь было в первый раз, да? — несколько резко спросил он.

Она решила отвечать прямо.

— Это было впервые, потому что именно сейчас я поняла значение случившегося.

— То есть?

— Ну, тогда были просто молодые люди, вежливо прощавшиеся после танцев. Это ничего не значило.

— Я не из тех, с кем вам следует делиться подобными сведениями, — заметил он сухо.

— Ну, вы же понимаете… это в Италии обычная вещь? Все это — часть того волшебства, о котором вы только что толковали?

— А что же еще? — Резкость сказанного смягчилась, когда он погладил ее по щеке. — Милая, вы пытаетесь быть серьезной, а сейчас для этого не время. Наступил час, когда люди должны быть в согласии с самими собой, но не с другими. — Он взглянул на темно-синий бархат небосвода, уже слегка бледнеющий с приближением рассвета; далеко на горизонте стала расширяться золотая полоска с пламенеюще-розовыми и оранжевыми краями — через четверть часа удивительное венецианское сияние вступит в силу и жаркое солнце зальет все уголки каналов. — Рассвет для размышлений, а не для обязательств, — заключил он.

Эдуард доставил ее в отель, а она неожиданно удивилась самой себе — тому, что ни разу не поинтересовалась, а где же живет он сам. Может, он тоже жил в отеле, а может, на квартире.

— Наш прежний план более не существует, — улыбаясь, тихо говорил он в предрассветный час. — Теперь вы, если будете умницей, проспите до полудня, а не то у вас будут круги под глазами в то время, как вам захочется быть во всей красе. Но обещаю вам позвонить вскоре после завтрака, если не возражаете. — Эти формальности иногда напоминали ей о его непростом происхождении, и хотя он был больше итальянцем — она была рада, что он лишен многословия и театральности, французские корни (в частности, нормандские) придавали ему некое очарование в сочетании со здравым смыслом.

Уж Эдуард-то Морок никогда не станет спасаться бегством, и она сильно сомневалась, можно ли его обольстить. Но он был мужчиной весьма интересным, странно-привлекательным, и она понимала, что он ею восхищается.

Кэтлин легко взбежала по ступенькам и, оглянувшись, увидела, что он грустно смотрит ей вслед.

— Выспитесь хорошенько и будьте готовы к трем часам!

Глава 5

Она так долго спала, что припозднилась с завтраком, и к тому времени, когда позвонил Эдуард, у нее едва хватило времени, чтобы привести себя в порядок. Ей хотелось сходить в парикмахерскую, но она уже не успевала, так что пришлось ограничиться быстрым мытьем головы и собственноручной укладкой. Потом, сделав маникюр, она судорожно перерыла весь гардероб, оказавшийся ужасно скудным для ее столь насыщенного расписания, и остановилась на лимонно-желтом платье с маленьким жакетом, который ей удивительно шел, добавив белые туфли и сумочку. Кэтлин подкрашивала ресницы, когда зазвонил телефон, и ей сообщили, что мсье Морок ожидает в вестибюле.

Мсье Морок, повторила она самой себе. Ну разумеется. Нравилось ли ему такое обращение — ведь последние сорок восемь часов он был для нее просто Эдуард.

Запыхавшись, она вышла в холл, Эдуард выглядел очень свежим и отдохнувшим, как после хорошего сна. На этот раз он был в открытой шелковой рубашке и смотрелся почти столь же беззаботным, как и граф, когда тот занимался порчей холстов, так никогда и не видевших дневного света, будучи погребенными в запасниках.

— Пошли! — скомандовал Эдуард, ухватив ее за руку и увлекая к выходу. — Джованни ждет, нечего терять время. Я подумал, сегодня нам нужно нечто совсем другое, поэтому позволю вам вторгнуться в мою частную жизнь. Я обычно редко приглашаю к себе гостей, потому что не желаю, чтобы кто-то узнал обо мне больше положенного. — Он широко улыбнулся. — Но вы — другое дело! Вы увидите мое палаццо, и будет странно, если оно вам не понравится!

— Так вы живете в палаццо? — удивилась она, сама не зная почему.

— Да, и все там мое. Я вам говорил, что во мне есть немного итальянской крови. Собственно, дедушка по материнской линии был чистым итальянцем, это он оставил мне дворец. Он не столь велик, как у ди Рини, но это даже предпочтительнее, и уж конечно, в куда более лучшем состоянии. Многие знаменитости останавливались там при различных обстоятельствах… Браунинг, например. Мое жилище подальше, чем палаццо ди Рини, и потому менее доступно.

Неудивительно, что у него такая мощная моторка, подумала она по пути. Тем не менее им потребовалось некоторое время, чтобы добраться туда, и она даже усомнилась, стоило ли ей совершать подобное путешествие. Он же, загорелый до бронзового оттенка, посмеивался, на удивление довольный. И в золотом свечении венецианского полдня ее опасения улетучились.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: