— Сама не знаю, что со мной такое. Ведь я же заходила в лавку, и все это было у меня в списке… право…

Джейн, по-видимому, хорошо знала свою хозяйку и, улыбаясь, сказала с видом снисходительного превосходства:

— В больших лавках всегда глаза разбегаются. — Лавка на перекрестке, где заодно помещалась и почта, была величиной четырнадцать на четырнадцать футов, но Джейн родилась и выросла в прерии. — Ладно уж, — добавила она добродушно, — почтальон наверняка зайдет по пути, так что вы еще успеете распорядиться.

— А он обязательно зайдет? — спросила миссис Райлендс озабоченно. — Мистер Райлендс расстроится из-за соуса.

— Наверняка зайдет, если узнает, что вы здесь. Уж будьте уверены.

— Почему? — спросила миссис Райлендс рассеянно.

— Почему? Да потому, что он от вас глаз оторвать не может! А то зачем бы ему заходить сюда каждый день, ведь дел у него тут никаких нету!

Это была святая правда, и не только в отношении почтальона, но и мясника, и пекаря, и даже медника (существует в тех местах такая высокая должность). Всех их в равной степени привлекала ее необычная красота. Миссис Райлендс и сама это чувствовала, но воспринимала все без кокетства и тщеславия. Быть может, поэтому служанка и говорила с ней так. Она лишь еще больше нахмурилась и сказала рассеянно:

— Ну что ж, когда он придет, распорядись сама.

Она высушила ботинки, надела домашние туфли, еще хранившие следы былого великолепия, и поднялась наверх, в свою спальню. Здесь она постояла в нерешительности, не зная, сесть ли за швейную машинку или взяться за спицы, и в конце концов уселась вязать носки для мужа, которые были начаты год назад. Однако, отчаявшись закончить вязанье к его приходу, за ближайшие три часа, она вскоре села за швейную машинку. Некоторое время ее монотонное жужжание слышалось между порывами ветра, сотрясавшими дом; но вот порвалась нитка, и молодая женщина нетерпеливо, с недовольной гримаской отставила машинку в сторону. Она принялась «убирать» комнату, пряча одни вещи и выкладывая вдвое больше других; уборка неизбежно затянулась, так как женщина подолгу любовалась нарядами, примеривала их и вертелась перед зеркалом. То же самое произошло, когда она стала складывать книги, разбросанные по стульям и столам, — она останавливалась у окна, начинала читать, увлекалась и дочитывала главу до конца, ловя последний свет уходящего дня.

Мои читательницы, конечно, уже догадались, что очаровательная миссис Райлендс была далеко не идеальной хозяйкой.

Взглянув на часы, она зажгла свечку и снова уселась за работу, чтобы скоротать оставшиеся два часа ожидания, но тут в дверь постучали. Это была Джейн.

— Там пришел какой-то мужчина, говорит, у него лошадь захромала, просит другую.

— Ты же знаешь, что у нас нет лошади, — раздраженно отозвалась миссис Райлендс.

— Я ему говорила, да он просится в дом, хочет побыть здесь, пока не достанет лошадь или свою не подкует.

— Смотри сама. Если можешь, помоги ему, — сказала миссис Райлендс, смутившись. — Когда вернется мистер Райлендс, он все и решит. Кстати, где этот человек сейчас?

— На кухне.

— На кухне! — ахнула миссис Райлендс.

— Да, мэм, я его провела в гостиную, а он поежился, стал проситься на кухню. Он, мэм, весь мокрый, в сапогах вода хлюпает, а сапоги такие высокие, блестящие. Да только нос он не дерет, как некоторые, и все норовит к печке пристроиться.

— Тем лучше, значит, я ему не нужна, — сказала она с облегчением.

— Да, мэм, я только хотела, чтоб вы знали про него, — тоже с облегчением проговорила Джейн.

Когда миссис Райлендс через несколько минут вышла в коридор, до ее ушей донесся из кухни грубоватый хохот Джейн. Обладай она чувством юмора, ей было бы понятно желание Джейн избавить свою хозяйку от обязанности развлекать незнакомца; будь она философски настроена, ей нетрудно было бы вообразить, как до ужаса однообразна жизнь этой девушки, и она отнеслась бы снисходительно к той радости, которую доставило ей редкое развлечение. Но, увы, миссис Райлендс не была философом и не обладала чувством юмора, и поэтому, когда Джейн, раскрасневшаяся, с блестящими, как свежая черника, глазами, зашла сказать, что сбегает к загонам, на «дальнее пастбище», узнать у батрака, не найдется ли там лошади для незнакомца, ей стало грустно при мысли, что ради нее Джейн вряд ли вызвалась бы бежать в такую даль под дождем. Но она тут же забыла об этом, забыла даже о госте и вспомнила об отсутствии служанки лишь когда, погруженная в задумчивость, спустилась зачем-то в столовую и, приоткрыв дверь на кухню, позвала: «Джейн!»

Единственная свеча тускло освещала кухню, зато сама она, стоя на пороге, была хорошо видна. Наступило молчание, а затем спокойный, уверенный и слегка насмешливый голос отозвался:

— Я не Джейн, и если вы хозяйка дома, то вы, мне кажется, тоже не всегда были миссис Райлендс.

При звуке этого голоса она широко распахнула дверь, увидела незнакомца, слегка вскрикнула и, побледнев, отшатнулась, хотя он был молод и красив, в элегантном, щегольском костюме, ничуть не пострадавшем, несмотря на трудное путешествие, и смотрел на нее, приветливо улыбаясь, как старый знакомый, с дерзкой и небрежной самоуверенностью, которая, по-видимому, была ему свойственна.

— Джек Гемлин! — с удивлением прошептала она.

— Я самый, — подтвердил он спокойно, — а ты Нелл Монтгомери?

— Как ты узнал, что я здесь? Кто тебе сказал?

— Никто! Я в жизни еще так не удивлялся! Когда ты открыла дверь, я просто обалдел. — Он говорил лениво, с усмешкой, не меняя позы.

— Но что-нибудь ты, конечно, знал! Это не просто случай, — настойчиво продолжала она, торопливо озираясь.

— Тут-то ты и ошибаешься, Нелл, — сказал он невозмутимо. — Чистый случай, и, кстати, не из счастливых. Моя лошадь захромала на крутом спуске. Я увидел невдалеке дом и решил достать другую лошадь. И вот я здесь. — В первый раз он пошевелился и задумчиво откинулся на спинку стула.

Она быстро подошла к нему.

— Раньше ты не умел врать, Джек, — все еще неуверенно сказала она.

— Не мог себе это позволить да и сейчас не могу, такая уж у меня работа, — весело отозвался Джек. — Но как все это понимать? — продолжал он с любопытством, как бы уловив что-то знакомое в волнении своей собеседницы и прищуренными глазами поглядывая то на нее, то на окно, то на потолок. — Что ты здесь делаешь?

— Я замужем, — сказала она, заметно нервничая. — И это дом моего мужа!

— Неужели замужем? В самом деле?

— Да, — отвечала она поспешно.

— За кем-нибудь из наших? Что-то не припоминаю никакого Райлендса. Помнится, Спелтер ласково на тебя поглядывал. Но, может, Спелтер не настоящая его фамилия?

— Нет, он не из наших! Ты его не знаешь. Это очень честный, порядочный человек, — быстро сказала она.

— Ну и ну, Нелл! Ты, небось, все картишки сразу на стол выложила. Сама рассказала ему, что танцевала в казино.

— Да.

— Еще до того, как он тебе сделал предложение?

— Конечно.

Джек встал, засунул руки в карманы и уставился на нее с любопытством. Неужели это та самая Нелл Монтгомери, танцовщица и певичка из мюзик-холла, девица, о которой так много болтали всякого и так мало знали на самом деле! Что ж, это уже становится интересным.

— Пойми, все случилось после скандала с Джимом, помнишь, в тот вечер, когда хозяин пригласил нас всех на ужин и Джим обращался со мной, как с собакой?

— Это точно, — подтвердил Джек.

— Я тогда была готова на все. — Она разразилась истерическим смехом, как будто хотела этим заглушить воспоминания. — Была готова перерезать глотку себе или ему, безразлично.

— Для нас это было не совсем безразлично, — вежливо заметил Джек. — Не думай о нас так плохо.

— Той же ночью я села на пароход, который шел во Фриско, мне хотелось броситься куда угодно, хоть в воду, — захлебываясь, продолжала она. — В соседней каюте ехал мужчина, он обратил на меня внимание и начал вертеться вокруг. Я думала, он меня узнал, — видел портрет на афишах. Но мне было не до развлечений, я так ему и сказала. Только он оказался совсем не такой. Он сказал, что видит, в каком я состоянии, и захотел узнать все.