Поиск

Сей псалом применил я к себе, ибо в некий благословенный день — хоть израненный и разбитый — освободился я, выйдя из инквизиции, где я видел, как погибли сожженные одиннадцать отрицавших (negativos), да будет кровь их отомщена!

Авраам Кастаньо и И. Аб XVII век

Испанские и португальские поэты - жертвы инквизиции image10.png
Авраам Кастаньо
Панегирик во славу доблестного Авраама Нуньеса Берналя [112], претерпевшего казнь, заживо сожженного в Кордове 3 мая 5415 (1655) года
В закоренелый Вавилон смешений,
В непроходимый лабиринт ходов,
Во львиный ров, где погибает гений,
В тот край, где сфинкс пожрать людей готов,
В центр безрассудств, бессмыслиц, заблуждений,
В ад наказаний, пыток и костров
Суд Радаманта [113]властью злодеянья
Вверг мужа истины, дитя сиянья.
Грозней и бдительней, чем пес треглавый [114],
Оберегает черный Баратрон [115]
Привратник наглый, в бешенстве расправы,
В обличье адских фурий облачен.
Не ведая ее грядущей славы,
На жертву новую со всех сторон
Бросается и гневно оскорбляет,
Но каждым оскорбленьем прославляет.
Грохочут кандалы, гремит ограда,
Визжат затворы сих железных врат,
Уже потряс приговоренных стадо
Внезапный лязг, и некий смертных хлад
Оледенил в их жилах кровь, и рада
Та сволочь, что обслуживает ад.
По-разному в этот миг неотвратимый
Взволнованы казнящий и казнимый.
По гробовой палестре [116], под конвоем,
На муку доблестного повели
Борца, чье появленье перед строем
Приветствуют стенанием вдали
Отверженные, чуждые обоим
Мирам, забыв и неба и земли
Далекий свет в изгнании тюремном,
Упрятанные в сумраке подземном.
И. Аб
Два полюса, Атланты небосвода [117],
Обрушатся всей тяжестью высот,
Кров мирозданья и колонны входа
Низринутся во прах и в бездну вод;
Сиявшей Сферы светоч, вся природа
Во мраке туч теряют свой оплот,
Завоет море, и стада тритонов
Прочь бросятся от гнева сих Неронов.
Во мрачной яме, в мерзостной темнице,
В земном аду неисчислимых бед,
Где мертвецы еще живут в гробнице,
Где даже ясный ум впадает в бред, —
Жизнь горестно идет к своей границе,
Но стойкость тем сильней, чем злей запрет,
И противостоит всех волн прибою
Скала, упершись в небосвод главою.
В пергаменты перо уже вписало
Безвинной жертве смертный приговор,
По дьявольским уставам трибунала,
По праву сих тупых и темных свор.
Но кровь пролить святошам не пристало.
И, чтоб прикрыть безумство и позор,
Они отпустят жертву [118]без боязни
И светской власти выдадут для казни.
О трибунал, виновник преступленья!
Да поразит тебя небесный гром!
Свои подлоги и свои решенья
Подписываешь ты чужим пером,
Из яда хладного творишь каменья
И лицемерно прячешь свой сором,
Под рясой руки всех твоих Неронов,
Законников без правды и законов.
Приходит день и с пышным ритуалом
Тиранство выставляют напоказ,
И всех на праздник радостным сигналом
Сзывает труб громоподобный глас,
А чтобы весь народ рукоплескал им,
Чтобы триумф восторгом всех потряс,
Даруют отпущенье прегрешений
Собравшимся на торжество сожжений.
Театр богатый должен здесь открыться:
Здесь погребение погибших слав,
Великих дел позорная гробница,
Языческой жестокости устав.
Войска выводит Марс, их вереница
Идет, всю площадь блеском лат убрав,
Дабы придать ей роскоши дешевой
В слепых очах сей черни бестолковой.
Сквозь путаницу переходов длинных
В театр великой смерти он вступил,
Где безнадежно вся толпа невинных
Стояла, будто выходцы могил.
Там восседал синклит монахов чинных,
Среди своих вооруженных сил,
А там, на троне, вся гордыня Рима,
Тупою чернию боготворима.
Медь высшей пробы, твердости мерило,
На медленном огне испытан он,
Как медный бык жестокого Перила [119].
Страшнейшей казнью будет он казнен.
Дивясь, луна свой взор в него вперила,
Затмился перед чудом небосклон,
Исчез и свет под черным покрывалом.
Мир погребен во мраке небывалом.
Но чье перо, чей голос лебединый,
Рисунок, стих и цвет, и звук, и строй,—
Хотя бы Апеллесовы [120]картины
Или Орфея [121]плектрон [122]золотой,—
Не осквернят алмазной сей вершины [123]
Бессмертию ненужной похвалой?
апрасен будет труд земных стремлений,
Когда их не внушит небесный гений.
вернуться

112

 «Панегирик во славу доблестного Авраама Нуньеса Берналя...» — в подлиннике эта поэма содержит приблизительно 1150 строк (около 140 октав). Из этого материала, перегруженного повторениями и риторическими образами, я перевел только 104 строки — 13 октав: 13-ю, 30-ю, 31-ю, 32-ю, 73-ю, 77-ю, 96-ю, 97-ю, 98-ю, 99-ю, 102-ю, 132-ю и 137-ю. Упоминаемая в заглавии дата 5415 год — по еврейскому летосчислению — соответствует нашему 1655 году.

вернуться

113

Суд Радаманта. — По греческим преданиям, Радамант или Радаманф судил души умерших в аду.

вернуться

114

 пес треглавый... (греч. мифол.) — Цербер, охранявший ад.

вернуться

115

 Баратрон — пропасть близ Афин, куда живыми бросали осужденных преступников. Это название стало синонимом ада.

вернуться

116

 Палестра (греч.) — собственно школа для гимнастических упражнений и борьбы в древней Греции.

вернуться

117

 Атланты небосвода — см. Атлас, прим. на стр. 203.

вернуться

118

 Они отпустят жертву ... — см. стр. 19.

вернуться

119

 Как медный бык жестокого Перила. — Перил соорудил медного быка, в котором Фаларид, агригентский тиран VII века до н. э., живьем жарил своих врагов. Медный бык и Фаларид упоминаются также в «Трагических поэмах» Агриппы д’Обинье и в «Карах» Виктора Гюго.

вернуться

120

 Апеллес — греческий живописец IV века до н. э. По преданию, Александр Великий сказал о своем изображении работы Апеллеса: «Существуют только два Александра: один — сын Филиппа, другой — Апеллеса; первый — непобедим, второй — неподражаем».

вернуться

121

 Орфей — древнейший греческий поэт. По преданию, своей лирой чаровал зверей и двигал скалы.

вернуться

122

 Плектрон (греч.) — в древней Греции пластинка из металла, дерева или кости для игры на струнных инструментах.

вернуться

123

 Не осквернят алмазной сей вершины... — Любопытно сопоставить этот «Панегирик» со стихами из «Трагических поэм» Агриппы д’Обинье о казни протестанта Гардинера, сожженного католиками в Англии:

Он пытки лютые преодолел в мученьи.
Самих пытавших он поверг в изнеможенье,
И дух его, алмаз граненый, притупил
Своею стойкостью железо острых пил.
Он огненный платок проглатывал три раза.
Передавалась боль народу, как зараза.
Бесчеловечное он пил, сверхчеловек,
Под пыткой медленной, придуманной в наш век.
Меч руку правую ему перерубает.
Но левой он ее подносит, прижимает
К губам; и левую отсекло лезвее, —
Он нагибается, целует и ее.
На дыбу, наконец, он вздернут палачами,
Но торжествует он сто раз над ста узлами.
Пока он чувствовал, ему вы пятки жгли.
Найти раскаянье и здесь в нем не могли.
Смерть медленным огнем берет лишь остов тощий.
Он медленным огнем лишает смерть всей мощи.
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: