— Да, этот переход достался тебе тяжело, — протянула Мэгги, вся под впечатлением его откровения.

Доверие, которое он ей оказал, заставляло девушку почувствовать себя ближе к нему, чем когда-либо еще. Правда, и раньше, приезжая на каникулы, он всегда беседовал с ней, но сейчас все было совсем по-другому. На этот раз они разговаривали не как взрослый с ребенком, а как равные.

— Тяжело? — Он взглянул на нее, и Мэгги впервые заметила морщинки вокруг его ясных глаз и несколько седых волосков на висках.

— Любые перемены в жизни означают своего рода рождение заново, — сказал он. — И они никогда не проходят совершенно безболезненно. Так что ты совершенно пращ — переход достался мне тяжело.

— Но зато в процессе перехода ты должен был многое узнать о себе, — заметила она.

— Возможно. Но не кажется ли тебе, что мы учимся этому всю свою жизнь, а? — спросил он, ясно показывая, что разговор окончен.

— Я соберу все это! — быстро сказала Мэгги, сгребая в кучу пластиковые бутылочки, и, встав на ноги, подошла к полке, чтобы поставить на место тальковую присыпку. Краем глаза, к своему крайнему удовольствию, она заметила, как его взгляд скользнул по ее длинным, стройным ногам.

— Тебя больше не беспокоит твоя нога? — неожиданно спросил он.

Мэгги замотала головой.

— Нисколько.

— Даже когда устаешь?

— Никогда. И хромота совершенно исчезла.

Он улыбнулся и кивнул.

— Это я заметил.

Мэгги смотрела, как он протер Лори детским лосьоном и опытной рукой надел на нее подгузник и чистый комбинезончик.

— Ну вот! — Люк наклонился и поцеловал дочь. — А теперь спустимся вниз и посмотрим, положил ли Санта-Клаус что-нибудь в твой чулок, Лори?

Когда они все втроем вошли в гостиную, где их уже ожидала миссис Ричмонд, Мэгги не смогла сдержать улыбки. Санта-Клаус не просто наполнил их чулки. Если судить по количеству подарков, громоздящихся возле камина, он явно перестарался. Вскоре уже весь пол был завален оберточной бумагой. После того как все подарки были развернуты, Люк с грустью посмотрел на дочь.

— Кое в чем ты, кажется, была права, Мэгги? — заметил он с кривой усмешкой. — Лори гораздо больше нравится играть оберточной бумагой, чем купленными мной игрушками.

Мэгги отчаянно затрясла головой.

— Чепуха! Они ей понравятся, подожди хотя бы до завтра, — сказала она, застенчиво протягивая ему свой подарок, который до этого лежал спрятанным за рождественской елкой.

Он с удивлением посмотрел на красиво упакованный подарок.

— Что это такое?

Мэгги почувствовала, что краснеет, — черта характера, от которой ей так хотелось избавиться!

— Что за вопрос, Люк! Ты что, не знаешь? — раздраженно ответила она.

Люк покачал головой с шутливой укоризной, в глазах загорелся веселый огонек.

— Ну, ну, — протянул он. — У нас с тобой перемирие, разве ты не помнишь? — Люк улыбнулся и снял обертку, под которой оказалась новенькая книга в жесткой обложке. Их глаза встретились. — Замечательный подарок, — тихо произнес он. — Большое спасибо.

— Он по-прежнему твой любимый автор?

— Без всякого сомнения. Я тронут тем, что ты помнишь об этом.

Если бы он только знал! Мэгги помнила все, что когда-либо узнала о нем, вплоть до размера воротничка, и если бы знала размер его ботинок, то, несомненно, запомнила на всю жизнь.

— А у тебя нет такой, точно? — с тревогой спросила девушка?

— Этой нет, — ответил Люк. — Обычно я жду, когда появится издание в мягкой обложке.

Кажется, ему действительно понравилось. Слава Богу. Она чуть с ума не сошла, пока не надумала, что ему купить. Не так просто сделать подарок миллионеру — особенно с ее средствами.

— Пойду приготовлю чай. — Миссис Ричмонд улыбнулась.

Какое у нее странное выражение лица, подумала Мэгги. Почти самодовольное.

Как только мать вышла из комнаты, Люк вытащил из кармана тонкий футляр и протянул его Мэгги.

— А это для тебя, — сказал Люк ей. — Поскольку калькулятор, по-видимому, не слишком пришелся тебе по душе.

Мэгги закусила губу.

— Послушай, Люк… — начала она.

— Замолчи, — прервал он решительно, — и открой.

Внутри лежало жемчужное ожерелье. Нежного кремового оттенка, полупрозрачное, изысканное — необыкновенно красивое. У девушки перехватило дыхание, она взглянула ему в лицо и тотчас же в уголках ее глаз показались непроизвольные жгучие слезы.

— Послушай, Мэгги, — строго предупредил он. — Если ты будешь реветь даже над этим, то, клянусь, больше я никогда ничего тебе не куплю. И если оно тебе не нравится…

— Конечно, оно мне нравится! Оно… оно просто великолепно! — запинаясь ответила Мэгги. — Никогда не видела ничего более прекрасного! Просто я не… не…

— Постой. — Прервав ее бессвязную речь, взял ожерелье своей прохладной, твердой рукой и приложил его к шее девушки. Потом застегнул сзади миниатюрный замочек, для чего ему пришлось приподнять тяжелую копну ее волос.

Мэгги подняла голову, и в висящем на стене зеркале увидела всю сцену. Жемчуг, молочно мерцающий на ее белоснежной коже, был моментально забыт, настолько она была заворожена представшей ее взору картиной.

Мужчина застегивает ожерелье на женской шее. Драгоценность, которую он купил для нее. В жесте, которым Люк поддерживал шелковые пряди ее волос, было что-то щемяще интимное, от чего у Мэгги задрожали губы.

Их глаза встретились. Словно прочитав невысказанные мысли Мэгги, Люк сразу выпустил ее волосы и безжалостной рукой отстранил ее от себя.

— Не пора ли тебе позаботиться о завтраке? — предложил он голосом, в котором не было и следа теплоты, и Мэгги с ужасом поняла, что Люк поступил так намеренно.

Она что, забыла, что занимает сейчас место своей матери? А это означало приготовление пищи для Люка и его матери.

— Конечно, — отозвалась Мэгги безжизненным голосом и, выйдя в коридор, пошла на кухню, где миссис Ричмонд как раз заваривала чай. Увидев, что девушка надевает передник, она недоуменно подняла брови.

— Оставь это, попей сначала чая.

— Нет, благодарю вас, — ответила Мэгги. — Люк потребовал завтрак.

— Люк? Потребовал завтрак? Ты уверена в этом?

— Как в том, что яйца есть яйца, — саркастически заметила Мэгги, разбивая яйцо в чашку.

Но когда миссис Ричмонд ушла, ее рука сама потянулась к шее, так ей захотелось ощутить холодные, гладкие округлости жемчужин.

За завтрак в столовой сели все вчетвером. Высокий стульчик Лори стоял между Люком и его матерью. Мэгги изо всех сил старалась выглядеть спокойной, но ей трудно было разговаривать в обычной, непринужденной манере, когда она знала, что он намеревается соблюдать между ними дистанцию. Тяжело вздохнув, она отодвинула нетронутую тарелку. Если дела пойдут так и дальше, то можно себе представить, каково будет ей жить с ним в Лондоне, угрюмо подумала она.

— Ты не голодна? — удивился Люк.

— Нет, не голодна! И нечего делать вид, будто обычно я набрасываюсь на еду! — неожиданно резко ответила Мэгги.

— Я и не делаю. Но вчера за ужином ты тоже почти ничего не съела.

Так, значит, он и это заметил.

— Должно быть, на меня так действует Рождество, — не слишком удачно пояснила она.

— Хм. — Он нахмурился и смял свою салфетку.

После завтрака Мэгги позвонила матери. Ребенок сестры упорно не желал появляться на белый свет. Затем они все вместе поехали в «бентли» Люка послушать рождественскую мессу в местной церкви.

Гости должны были собраться к двенадцати часам, и после прибытия домой Мэгги направилась прямо на кухню. Она только начала готовить бутерброды, как услышала какой-то шум у двери и, подняв, голову, к своему удивлению, увидела в проеме высокую, элегантную фигуру Люка.

— Привет, — сказал он с едва заметной усмешкой.

— Привет, — холодно ответила она. — Где Лори?

— Спит.

Он снял пиджак, расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, ослабил галстук. При виде маленького треугольника обнаженной загорелой кожи у Мэгги по спине невольно пробежали мурашки. Перестань мучить себя, сказала она самой себе. Лучше всего совсем не смотреть на него. Со злости она плюхнула на булочку слишком большой кусок масла.