Вот интересная штука: у них, если полиция побывала в отеле или в магазине, или в ресторане, — хозяин может свое заведение закрывать. Оно считается опасным. А у нас — наоборот. Чем больше милиции, тем спокойнее. До вечера Андрей просидел у моего номера. А на ночь глядя отправился в советское консульство.

— Пропала Кузнецова.

А в этих консульствах, надо сказать, такие прохиндеи и циники сидят. Все папины детки, золотая молодежь. У них свои проблемы — на машину накопить, на квартиру, на мебелишку, прикупить камешков и золота. Малина. Они свои зады от кресел отрывают только тогда, когда под этими задами гореть начинает. Вот и начали резину тянуть.

— А вам не кажется, что Кузнецова могла просто загулять по магазинам?

— Да не на что ей по магазинам! И в рестораны не на что!

— Может быть, гуляет по городу, молодые гондольеры, знаете ли, серенады, то, се...

Как Андрей им по сытым рожам не надавал — загадка.

— А вы не думаете, что она могла попросить политического убежища? Это же будет мировой скандал. Вся перестройка дегтем обмажется!

Вот тут только они зады от кресел поотрывали. Начали в полицию названивать, по другим своим каналам. Гэбэшника нашего вызвали, всыпали ему по первое число.

— Почему не уследил?

А бедный стукачок меня боится больше, чем своего грозного ведомства. Вот и выдвигает против меня страшное обвинение:

— Она слишком самостоятельная!

Тут началась боевая тревога. Итальянский МИД от меня открещивается — никакого политического убежища я не просила. Полиция знать ничего не знает, ни в каталажках, ни в больницах, ни в моргах меня нет.

Андрей мне рассказывал потом, что весь город на уши поставили. Ну, не знаю, верить ему или нет? Но суматоха началась нешуточная.

— Ее вообще нельзя было из страны выпускать! — кричит гэбэшник.

— Надо было за ней следить! — кричат папины детки.

— Если пропадет Кузнецова, я Михаилу Сергеевичу все расскажу! — грозится Андрей.

А Венеция городок небольшой. Ну, как у нас Тюмень какая-нибудь. С той только разницей, что в Венеции порядка побольше. За ночь эту итальянскую Тюмень обыскали всю — нет меня.

И начались общеитальянские поиски. Никаких паспортных контролей я не проходила. Значит, из страны не выехала. А раз не выехала — отсиживаюсь где-то на полуострове-сапоге. Мафия? Американцы? Диссиденты? Чего только в больные головы нашим и их чиновникам не приходило.

Выдвигалась даже версия о мести афганских моджахедов или ирландских сепаратистов. Какое я имела отношение к Ирландии? Да никакого!

Газеты вышли с такими душераздирающими статьями, что я в один день стала криминальной знаменитостью, жертвой издержек свободного мира.

И ни у одного из этих государственных мужей и мысли не было, что это обыкновенный роман. Да, несовременный, да, романтический, почти сказочный, но, в конечном счете, сводящийся к извечному — мужчина и женщина...

Я категорически потребовала, чтобы принц Георг вернул меня в Венецию. Положь, где взял. Он согласно покивал, однако не торопился отдавать никаких приказаний. Вместо этого знакомил меня со своей резиденцией.

Надо сказать, что мне было любопытно. Прежде и никогда не бывала в настоящем романском замке.

Массивное, приземистое, основательное здание, сложенное из диких камней. Ничего общего с летящими, воздушными венецианскими палаццо. В центре — круглая башня с широким основанием и остроконечной крышей, похожей на колпак гнома, — только гнома-великана, если такие бывают.

Это не замок, а настоящая крепость. Построенная в шестнадцатом веке, она, наверное, не раз выдерживала атаки врагов. Толстенные стены с узенькими прорезями-бойницами. Двери, вырезанные из цельного дуба.

Но я не верю, не верю, что отсюда нельзя сбежать.

Сбегу, непременно сбегу.

Принц был сдержан и вежлив, я отвечала тем же. Не подавала и виду, что собираюсь улизнуть.

Эх, узнать бы, в какой стороне Копенгаген, добраться до нашего посольства и укрыться там! Без посторонней помощи я Данию покинуть не смогу: ни документов, ни денег... Не вплавь же удирать по Балтийскому морю! Но уж международный скандал я вам обеспечу, уважаемый принц Георг. Похитить российскую гражданку средь бела дня! Вернее — средь темной ночи.

В Венеции меня, наверное, считают утонувшей. Интересно, Андрей опечален хоть немного или ни капельки? А впрочем, возможно, он думает, что я действительно отправилась искать приключений, до конца войдя в роль девицы легкого поведения... Небось, сидит сейчас у меня в номере и, пользуясь моим отсутствием, жадно разглядывает Золотого льва.

Сегодня в резиденцию принца нагрянул отец Георга, герцог Фредерик. Его сопровождал некий белесый, блеклый человек средних лет — видимо, советник.

Меня спешно проводили в отведенную мне просторную спальню, но я замешкалась в коридоре под предлогом расстегнувшейся пряжки на босоножках. И со злорадством успела заметить недовольное выражение старого герцога и растерянность на лице сынка.

Что, викинг, и тебя не минуют семейные передряги?

Я актриса. Я восприимчива к чужой мимике.

И сразу поняла: визит старика имеет непосредственное отношение ко мне. Видно, не только у принца отлично налажена шпионская служба. Папочка — тоже не промах. Герцогу, конечно, успели доложить о дикой выходке наследника. Ну, держись, мой голубоглазый варяг! Сейчас тебе, как провинившемуся школьнику, всыплют по первое число.

Жаль, что в королевских семьях не практикуют порку ремнем или вымоченной в соленой воде хворостиной. Тебе бы пошло это на пользу, Георг!

Я злилась. Я бесилась. И особенно от того, что опять ловила себя на этом коротеньком нечаянном словечке: «мой». Теперь уже в отношении принца.

Надо же: мой викинг, мой варяг. Да пошел бы ты...

Стук в дверь.

— Войдите.

Вот и он. Легок на помине. Пытаюсь прочесть по его лицу, что за разговор состоялся у него с отцом. Но лицо непроницаемо.

— Не хотите ли вы осмотреть мою конюшню? — предлагает Его Высочество.

Отвечаю сдержанно:

— Я не против.

Главное — не выдать своего восторга. Кони! Королевские кони! Наверное, их там много.

Отложим пока планы побега. Еще успеется. А сейчас — скорее к лошадкам...

...Вот они, в стерильных сверкающих загонах. Гордые, прекрасные. Одни — по-скандинавски спокойные, другие — нетерпеливые. Эти мне нравятся больше.

А лучше всех — вон тот белый скакун. Прическа у него — как после дорогой парикмахерской. Он смотрит на меня доверчиво и одновременно озорно.

— Это Скальд, — представляет мне его принц, точно важного лорда. — Жемчужина моей коллекции.

Хоть и злюсь на себя, но никак не могу остаться невозмутимой.

— А его можно погладить?

— О, конечно! — Принц сияет: наконец-то я перестала злиться.

Эх, наивный. Не раскатывай губу, Твое Высочество: не ты меня заинтересовал, а этот белоснежный красавец по кличке Скальд.

Я прижимаюсь щекой к конской морде и чувствую горячее дыхание животного.

Наверное, у меня блаженный вид, потому что принц вдруг предлагает:

— Не хотите ли прокатиться на нем? Я прикажу вывести Скальда в манеж.

А почему бы и нет!

Служители проводили нас на площадку для выездки, а следом вывели и Скальда, уже оседланного, в новенькой сбруе. Почтительно подсадили меня в седло.

И конь мягко пошел кругами. Чуткий, он, видимо, понимал, что наездница не слишком-то опытна, и был осторожен. Время от времени он косился на меня умным глазом: ну как, все ли в порядке?

Полный порядок, Скальд. Просто блеск!

Принц с удовольствием наблюдал за мной, присев на бортик манежа. Думая, что я полностью поглощена ездой и не наблюдаю за ним, он разглядывал меня с жадным желанием. Совсем не по-скандинавски, скорее — как восточный темпераментный мужчина.

Ну, ты и наглец, несмотря на то что происходишь от древнего знатного рода. Где твой аристократизм? Мужлан ты, и больше никто!