И молодой красавец Марко тебя совершенно уже не интересует. Видишь, он сразу это понял. Он только посмотрел на нас и уже догадался, что перед ним именно влюбленные... О! Они чутки, эти венецианские гондольеры. Они ведь видели множество чужих тайн.

Круглая луна повисла в небе, словно апельсин. Полнолуние. Вот почему так волнуется кровь... Ведьмовская, колдовская ночь. И я тоже, наверное, ведьма, не зря ляпнула Андрею про шабаш... Какие-то буйные, стихийные страсти рвутся из самых потаенных глубин и просят дать им свободу.

— Останови, — глухо сказал мой принц Марко и, не глядя, сунул ему крупную купюру.

Но мне показалось, что его щедрость не смогла развеять тихую грусть Марко. Он свистнул, глянул на меня темными миндалинами глаз и неслышно заскользил прочь по водной глади, оставив нас одних на пустынной площади с круглым фонтанчиком посередине. Мы поднялись по мокрым ступенькам, и наши шаги гулким эхом отдались от квадратных каменных плит. Мы почему-то боялись посмотреть друг на друга. По крайней мере, я боялась. Вдруг ненароком разрушится это немое очарование...

Я склонилась над фонтаном и брызнула воду в разгоряченное пылающее лицо. Чего я жду? Чего-то волшебного? А разве сама я не волшебница?

Георг стоял у меня за спиной, и я просто повернулась к нему и положила руки на его плечи. Если бы он не удержал меня, я бы точно упала, потому что ноги вдруг подкосились, губы сами потянулись навстречу его губам, и его горячее дыхание смешалось с моим. В голове закружилось, словно я накаталась на карусели... А я вдруг изо всех сил уперлась ладонями в его грудь, как будто хотела остановить надвигающуюся на меня пугающую лавину...

Принц чуть отстранился, приподнял за подбородок мое лицо и нежно, едва уловимо коснулся губами моей щеки, шеи, уха... Он лишь слегка обозначал быстрые, легкие поцелуи, а у меня на коже, словно огонь вспыхивал там, где только что пробежались его горячие губы. Длинные языки огня... И снова я вся полыхаю.

Нет! Я решительно отстранилась, отвернулась к фонтану и зачерпнула тяжелую темную воду обеими ладонями, плеская в лицо пригоршню за пригоршней, чтоб погасить этот внезапно вспыхнувший костер.

Гоша мягко провел ладонью по моим волосам, словно успокаивал неразумную разволновавшуюся девчонку. Как он смотрит на меня! Неужели я красива с мокрым, неизвестно отчего перепуганным лицом, со спутанными разметавшимися по плечам волосами? Его глаза теперь тоже темны, словно окутавшая Венецию ночь, и только колдовская луна заставляет в них тускло мерцать две крохотные лучащиеся звездочки...

Да, Санька, тебе бы стихи писать... Чего ты боишься? Себя? Ведь тебе же до смерти хочется с ним целоваться, хочется вновь и вновь испытывать эту сладостную слабость и летящее чувство восторга...

Мы бродили всю ночь вдоль каналов, изредка натыкаясь на такие же ошалевшие от любовной истомы парочки. И он целовал меня, как мальчишка, жадно и ненасытно, прижимая спиной к холодным влажноватым вековым стенам. И я отвечала на эти поцелуи, исступленные, неутоляющие, становившиеся все более откровенными и дорогими. Порой мы просто не могли оторваться друг от друга до тех пор, пока спазм не перехватывал дыхание. Мне казалось, что за это время проходила целая вечность...

Шальная, дурманящая ночь... Ничего не было до нее, и ничего не будет после... Мы явились в мир только на эту ночь, одну-единственную... А она стремительно близится к рассвету, лишая нас своего таинственного покрова... Со стороны пролива доносились уже далекие гудки кораблей. Маленький юркий катерок прорезал носом сонную гладь лагуны. Стали попадаться навстречу по-утреннему деловитые прохожие. Ожил маленький рынок у пристани. Сонные зеленщики и продубленные ветрами рыбаки раскладывали на прилавках свой товар. Все когда-нибудь кончается... Грустно, но это так. Вот и наша ночь кончилась, оставив на губах терпкий вкус его губ, а в груди неистовое желание погасить выползающее из-за края земли солнце. Жаль, что я не настоящая ведьма. Я бы так и сделала, будь у меня достаточно дьявольской волшебной силы. Но мы все еще не могли расцепить наши объятия. Пальцы сплелись в неразрывный крепкий замок. Никакая разрыв-трава его бы не разомкнула.

Не сговариваясь, мы шагнули на борт катера. Прохладный морской ветер остужал и отрезвлял мою ошалелую головку. Как будто после тяжелого похмелья...

На набережной Гоша опять наклонился к моим губам. И его поцелуй был уже не обжигающим, а грустным и томным, словно он допивал со дна бокала последние капли... Почему мне опять кажется, что за мной кто-то следит? Я оглянулась украдкой. Точно. Белобрысый землячок моего принца, видимо, тоже провел бессонную ночь. Волновался, несчастный, куда это мы подевались. А здорово мы всех одурачили. Пойди поищи нас на этих ста семнадцати островах, особенно если переправа не работает.

— Смотри, там твой родственник мается. — Я специально нахально ткнула пальцем прямо в бесцветную фигуру.

Принц увидел его и помрачнел.

— Извини, Санни. Я сейчас. Он больше не будет нам мешать.

И он быстрыми размашистыми шагами направился к этому противному типу. Я со скрытым злорадством представляла себе, что он сейчас ему говорит! Да принц он, в конце концов, или кто? Пусть влепит ему хорошенько! Да я на его месте враз отучила бы своих подданных своевольничать и мешать исполнению монаршей воли!

Эти два сдержанных датчанина словно заразились итальянским темпераментом, такая яростная была между ними перепалка. Жаль, что я ни слова не понимаю. Мне кажется, я бы получила удовольствие.

Мой белобрысый недруг фыркнул недовольно и ушел с глаз наших долой, как и велел ему мой принц. Вот так-то!

— Что ему от меня надо? — спросила я, когда Гоша вернулся и вновь обнял меня.

— Ты здесь ни при чем.

— Ничего себе ни при чем! Он мне уже угрожал!

— Жаль, ты не сказала раньше, — стиснул зубы Гоша. — Не думай о нем больше. Думай обо мне, дорогая...

И опять всю дорогу до отеля мы останавливались на каждом шагу, чтобы обменяться быстрыми поцелуями, поминутно оглядываясь, не крутится ли поблизости какой-нибудь пронырливый репортер. Да зря беспокоились, они еще спят под одеялками, склонив переполненные впечатлениями головы, отяжелевшие от возлияний прощального банкета.

Все ближе к отелю, и все медленнее становятся шаги, и все дольше поцелуи, каждый из которых последний. Но потом еще самый последний... и еще самый-самый... И меня приятно будоражит их запретная опасность... Любишь ты, Санька, ходить по самому краешку...

Едва мы завернули за угол, как я сразу же увидела Андрея. Он мерил шагами небольшой пятачок перед входом, с тревогой и нетерпением поглядывая по сторонам.

Ага! Испугался! Решил, что не вернусь... Господи, какой злюка! Обещал же стать врагом — вот и держит слово. Но все же приятно, что и ему не удалось поспать в эту ночь. Не смог в своем номере усидеть, выскочил на улицу. Нечего было запирать! Сам виноват! Радуйся, презренный, я все же появилась. И как раз вместе с первым лучом восходящего солнца! Советую запомнить этот дивный кадр. Только не говори после, что ты его сам придумал. Он повернулся и заметил нас. Ну и что? Стоим в обнимку. В чем криминал? Я не подхожу и не сбрасываю испуганно руку Георга. Хочешь — сам подходи. Только что ты мне можешь сказать?

Я знаю, что хороша сейчас. Я это читаю в глазах моего принца. И горжусь тем, что мы рядом. Мы сумасшедше красивая пара. А красота не может ассоциироваться с пошлостью. Это только такие умники, как Андрей, умудряются во всем раскопать какую-нибудь чернуху... Я выдержала его испепеляющий взгляд и ответила счастливой улыбкой. Думай что хочешь!

Андрей фыркнул, как разъяренный тигр, и скрылся в отеле. Вот и правильно. Третий лишний.

Я повернулась к Георгу... Он крепко сжал мою руку, словно испугался, что я тоже сейчас уйду. Но мне правда пора. И глаза просто слипаются... И зачем длить томительное прощание?

Умница... он все понял по одному только взгляду. Галантно взял мои пальцы, поднес к губам.