— Джим, я хочу, чтобы вы помогли мне притащить пианино.

— Пианино? Какое пианино?

— Прекрасное, розового дерева, из пивной на Пятьдесят Седьмой стрит. Я хочу, чтобы оно стояло у меня. Гостиная буквально плачет по нему.

— О, вы имеете в виду, оно вам нужно для обстановки, да?

— Да, но я буду играть после ужина. Нельзя же все время слушать записи. У меня все приготовлено — есть самоучитель и пособие по настройке пианино… Я уже знаю, куда его поставить…

— Да, но… в городе наверняка есть квартиры с пианино, — возразил он. — Их, наверное, по меньшей мере, сотни. Почему вы не переберетесь в такую квартиру?

— Никогда! Я люблю свой дом. Я потратила пять лет, обставляя его, и он прекрасен. Кроме того, проблема воды.

Он кивнул.

— С водой всегда хлопоты. И как вы справились с ней?

— Я живу в домике в Центральном парке, где раньше стояли модели яхт. Фасад дома выходит к пруду. Это милое место, и я обосновалась там. Вдвоем мы сможем перетащить пианино, Джим. Это будет нетрудно.

— Ну, я не знаю, Лена…

— Линда.

— Простите, Линда, я…

— Выглядишь ты довольно крепким. Чем ты занимался раньше?

— Когда-то я был грузчиком.

— Ну! Я так и думала, что ты сильный.

— Но я уже давно не грузчик. Я стал барменом, а потом завел свое дело. Я открыл бар в Новой Гавани. Может быть, слышали о нем?

— К сожалению, нет.

— Он был известен в спортивных кругах. А вы что делали раньше?

— Была исследователем в ББДО.

— Что это?

— Рекламное агентство, — нетерпеливо объяснила она. — Мы можем поговорить об этом позднее, раз ты остаешься. Я научу тебя управлять машиной, и мы перетащим ко мне пианино и еще кое-какие вещи, которые я… Но они могут подождать. Потом можешь ехать на юг.

— Линда, я, право, не знаю…

Она взяла Майо за руки.

— Подвинься, Джим, будь милым… Ты можешь жить у меня. Я чудесно готовлю и у меня есть славная комната для гостей…

— Для кого? Я хочу сказать, ведь ты же думала, что была последним человеком на Земле.

— Глупый вопрос. В каждом приличном доме должна быть комната для гостей. Тебе понравится мое жилище. Я превратила лужайки в огород и садик. Ты можешь купаться в пруду и мы раздобудем тебе новенький «джип»… Я знаю, где стоит такой.

— Думаю, мне скорее хотелось бы «кадиллак».

— У тебя будет все, что захочешь. Так что, Джим, договорились?

— Олл райт, Линда, — неохотно пробормотал он. — Договорились.

Это был действительно славный дом с пологой медной крышей, позеленевшей от дождей, с каменными стенами и глубокими нишами окон. Овальный пруд перед ним сверкал голубым под мягким июньским солнцем, в пруду оживленно плавали и крякали дикие утки. Лужайки на откосах, поднимавшихся вокруг пруда, как террасы, были возделаны. Дом стоял фасадом на запад и расстилавшийся за ним Центральный парк выглядел неухоженным поместьем.

Майо задумчиво посмотрел на пруд.

— Здесь должны быть лодки и модели кораблей.

— Дом был полон ими, когда я переехала сюда, — сказала Линда.

— В детстве я мечтал о такой модели. Однажды я даже… — Майо резко замолчал. Откуда-то издалека донеслись резкие удары, тяжелые удары с нерегулярными промежутками, звучавшие, как громкий стук железом под водой. Они прекратились так же внезапно, как и начались.

— Что это? — спросил Майо.

Линда пожала плечами.

— Не знаю точно. Думаю, это разрушается город. То и дело я встречаю рухнувшие здания. Ты привыкнешь к этому. — В ней снова вспыхнул энтузиазм.

— Теперь зайдем внутрь. Я хочу показать тебе все. — Она раскраснелась от гордости, подробно показывая обстановку и украшения, смутившие Майо, но на него произвела впечатление гостиная в викторианском стиле, спальня в стиле ампир и крестьянская кухня с керосинкой для стряпни. Колоссальная комната для гостей с четырехспальной кроватью, пышным ковром и керосиновыми лампами встревожила его.

— Что-то вроде девичьей, а?

— Естественно. Я ведь девушка.

— Да, конечно. Я хотел сказать… — Майо с беспокойством огляделся. — Ну, мужчины привыкли к не столь утонченной обстановке. Ты уж не обижайся.

— Не беспокойся, кровать достаточно крепкая. Запомни, Джим, не ходи по ковру и убирай его на ночь. Если у тебя грязная обувь, снимай за дверью. Я нашла этот ковер в музее и не хочу его портить. У тебя есть сменная одежда?

— Только та, что на мне.

— Завтра достанем тебе новую. Твою не плохо бы постирать.

— Послушай, — в отчаянии сказал он, — может, мне лучше устроиться в парке?

— Прямо на земле?

— Ну, мне так привычнее, чем в доме. Не беспокойся, Линда, я буду рядом, если понадоблюсь тебе.

— Зачем это ты мне понадобишься?

— Тебе стоит только крикнуть меня.

— Чепуха, — твердо сказала Линда. — Ты мой гость и останешься здесь. Теперь приводи себя в порядок, а я пойду готовить ужин. Черт возьми, я забыла захватить «омаров»!

Она подала ему ужин из консервированных припасов на изысканном китайском фарфоре с датским серебряным столовым прибором. Это была типично женская еда и Майо остался голодным, когда ужин закончился, но был слишком вежлив, чтобы упомянуть об этом. Он слишком устал, чтобы придумать оправдание, уйти и пошарить где-нибудь в поисках чего-либо более существенного. Он дотащился до постели, вспомнив, что следует снять обувь, но совершенно забыв о ковре.

На следующее утро он проснулся от громкого кряканья и хлопанья крыльев. Он соскочил с кровати и подошел к окну как раз в тот момент, когда дикие утки были согнаны с пруда появлением красного шара. Майо вышел на берег пруда, потягиваясь и зевая. Линда весело закричала и поплыла к нему. Она вышла из воды. Кроме купальной шапочки, на ней не было ничего. Майо отступил, сторонясь брызг.

— Доброе утро, — сказала Линда. — Ты хорошо спал?

— Доброе утро, — ответил Майо. — Не знаю. От этой кровати у меня свело спину судорогой. А вода, должно быть, холодная. Ты вся в гусиной коже.

— Нет, вода изумительная. — Она сняла шапочку и распушила волосы. — Где полотенце? Ах, вот. Искупайся, Джим, и почувствуешь себя просто чудесно.

— Мне не нравится холодная вода.

— Не будь неженкой.

Громовой удар расколол тихое утро. Майо изумленно взглянул на чистое небо.

— Что за черт? — воскликнул он.

— Подожди, — сказала Линда.

— Похоже на ударную волну…

— Вон там! — закричала Линда, показывая на запад. — Видишь?

Один из небоскребов Западного района величественно оседал, погружаясь в себя, как складная чаша, и с него осыпалась масса кирпичей и карнизов. Обнажившиеся балки скручивались и лопались. Через несколько секунд до них донесся гул падения.

— Да, вот это зрелище, — со страхом пробормотал Майо.

— Закат и крушение Империи Города. Ты к этому привыкнешь. Окунись, Джимми. Я принесу тебе полотенце.

Она убежала в дом. Он сбросил носки и брюки, но еще стоял, согнувшись, осторожно пробуя ногой воду, когда она вернулась с огромным купальным полотенцем.

— Вода ужасно холодная, Линда, — пожаловался он.

— Разве ты не принимал холодный душ, когда был грузчиком?

— Нет, только горячий.

— Джим, если ты будешь стоять на берегу, то никогда не зайдешь в воду. Посмотри на себя, ты уже весь дрожишь. Что это за татуировка у тебя на руке?

— Что? А, да. Это питон, пятицветный. Обвивается вокруг всего запястья. Видишь? — Он с гордостью повертел рукой. — Мне сделали эту наколку в армии в Сайгоне в 1964-ом. Это питон восточного типа. Прекрасно смотрится, угу?

— Больно было?

— По правде говоря, нет. Некоторые парни были разрисованы, как китайская черепаха, чтобы пускать пыль в глаза.

— Ты был солдатом в 1964-ом?

— Верно.

— Сколько тебе тогда было?

— Двадцать.

— Значит, сейчас тебе тридцать семь?

— Пока еще тридцать шесть.

— Ты рано поседел.

— Да.

Она задумчиво разглядывала его.

— Я хочу тебе сказать, что если ты все же зайдешь в воду, то не мочи волосы.