И действительно, идея поместить девочку в закрытое учебное заведение, расположенное вдали от дома, принадлежала мачехе. Отец однажды позвал Эбигейл к себе в кабинет и сказал:

— Сьюзан говорит, что я и твоя мать вели себя как очень недальновидные и эгоистичные люди, когда принимали решение о твоем обучении в школе Ричвилла. Сьюзан лучше разбирается в вопросах воспитания, чем я. Рано или поздно ты ее поймешь и скажешь ей спасибо. На следующий день девочку отправили в один из дорогих частных пансионов Ванкувера. Эбигейл давно повзрослела, а «рано или поздно», обещанное отцом, так и не наступило. Более того, неискренность мачехи наглядно проявилась тогда, когда встал вопрос об обучении ее сына Майкла. Сьюзан даже не заикнулась, что мальчика надо отдать в закрытое учебное заведение, и он конечно же остался дома. И, лишь перейдя в школу высшей ступени, Майкл год провел в Ванкувере. Как только он получил водительские права, мать сразу же купила ему дорогой «бентли», хотя парню оставалось учиться еще целый год вдали от дома, причем старшеклассники его учебного заведения имели право наведываться домой лишь раз в месяц на два дня. Так когда же Майкл собирался гонять на своем новеньком автомобиле? Впрочем, несмотря на избалованность и заносчивость Майкла, Эбигейл искренне любила его. И иногда ей казалось, что брат в глубине души питает к ней дружеские чувства, хотя Сьюзан делала все от нее зависящее, чтобы поссорить сына и падчерицу, не дать возникнуть между ними симпатии.

С некоторых пор Эбигейл перестала принимать близко к сердцу открытую неприязнь мачехи, доходившей порой до оскорблений. Она объясняла это беременностью, во многом изменившей ее взгляд на мир. Однако скорее всего причина нынешней уравновешенности Эбигейл крылась в том, что теперь она очень редко, наездами, бывала в отчем доме. Исключение составляли лишь праздники Рождества, Пасхи и День благодарения, которые традиционно принято проводить в кругу семьи. В завещании покойного Кристофера Ричардсона содержался пункт о том, что его «дорогая семья» должна непременно соблюдать этот обычай.

Эбигейл всегда опровергала слухи, будто ее отец был не в своем уме, когда составлял завещание. Втайне же она придерживалась мнения, что отец выпил по крайней мере бутылку коньяку и был в стельку пьян, когда вменял своему адвокату в обязанность выдавать дочери ежемесячно содержание лишь после получения подтверждения от его драгоценной Сьюзан, что Эбигейл безукоризненно выполняет «долг перед семьей».

Сьюзан в последнее время делала вид, что забывает послать адвокату разрешение на выдачу денег падчерице. Прежде, чтобы уладить эту проблему, мачехе достаточно было позвонить в адвокатскую контору. Но вот уже два месяца Эбигейл не получала ни цента из тех денег, которые оставил ей отец. Она решила, что если по приезде в Ванкувер вновь не обнаружит этих денег на своем счету, то устроит грандиозный скандал. Хватит с нее и того, что бывший муженек сумел хитростью завладеть ее приданым. Эбигейл дала себе слово, что не будет сидеть сложа руки, если ее вздумают снова обобрать до нитки.

Она никак не могла понять, почему ее отец составил столь странное завещание. Зачем эти нелепые условия? Иногда Эбигейл казалось, что отец сделал это ради ее благополучия, опасаясь, что Том доберется до наследственного имущества жены. Однако, с другой стороны, Кристофер Ричардсон прекрасно относился к зятю. В сущности, это он настоял на браке Эбигейл с Томом.

Пройдя в кухню, Эбигейл открыла холодильник и на минуту задумалась. Чаю и сандвича с маринованным огурцом ей расхотелось. А вот клубника со взбитыми сливками и сок, пожалуй, то, что надо, решила Эбигейл.

Эбигейл проснулась от истерических воплей.

— Стерва! Дешевая шлюха! Я не позволю!..

В первое мгновение Эбигейл подумала, что забыла выключить телевизор. Но, открыв глаза, она увидела перед собой разъяренную Сьюзан. Мачеха набросилась на нее и, задыхаясь от гнева, попыталась стянуть с кровати.

— А ну вставай! Вставай немедленно!

— Сьюзан, сейчас же прекрати…

— Вставай! — не унималась мачеха. — И убирайся отсюда!

— Пусти меня! Пусти же… — Эбигейл отбивалась как могла.

Сьюзан в припадке ярости начала сбрасывать подушки и одеяло на пол, топча их ногами.

— Убирайся! — визжала она. — Вон из моего дома!

Сначала Эбигейл решила, что Сьюзан пьяна. Однако, как ни была порочна мачеха, пристрастия к алкоголю за ней никогда не замечалось. Она просто взбесилась, сокрушенно подумала Эбигейл.

— Мама! Перестань!

Майкл сзади набросился на Сьюзан, вовремя перехватив ее руки: мачеха уже занесла кулаки над Эбигейл. Та инстинктивно сжалась, забившись в угол кровати и подтянув колени к подбородку, чтобы защитить живот.

Эбигейл спросонья еще плохо соображала, однако понимала, что произошло нечто экстраординарное. За все годы их непримиримой вражды мачеха впервые вела себя подобным образом. Эбигейл зажмурилась, заметив, с какой лютой ненавистью смотрит на нее Сьюзан. Постепенно смысл происходящего начал доходить до нее. По всей видимости, она каким-то чудом пронюхала, что я беременна, догадалась Эбигейл.

— Как ты могла опозорить Майкла и меня! — брызжа слюной, кричала Сьюзан.

Ее лицо побагровело, глаза, казалось, вот-вот вылезут из орбит. Майкл с трудом удерживал беснующуюся мать.

— Как нам людям в глаза смотреть после всего, что ты натворила! Ты спала с этим мерзавцем, с этим грязным ублюдком! С этим оборванцем! С этим индейским отродьем!

У Эбигейл упало сердце. Такого она никак не ожидала. То, что мачеха проведала о ее беременности, — не так уж страшно. Но, оказывается, Сьюзан стало известно, кто отец будущего ребенка! Это была катастрофа.

Кровь отхлынула от лица Эбигейл. Откуда Сьюзан обо всем узнала? — в отчаянии спрашивала она себя. Впрочем, о чем тут гадать? Ответ вполне очевиден. Негодяй Кен Уоррен не из тех мужчин, которые скрывают свои победы над женщинами. Его самолюбию конечно же льстило, что он переспал с самой Эбигейл Ричардсон, и этот подонок наверняка раструбил о своем триумфе всему городу.

Эбигейл чувствовала, что ее снова предали. Однако все измены Тома, ее бывшего мужа, не шли ни в какое сравнение с ударом, нанесенным ей Кеном. Эбигейл тихо застонала от невыносимой душевной боли и тут же почувствовала во рту привкус горечи. Тошнота подкатила к горлу. Эбигейл в ужасе, что ее сейчас вырвет прямо на глазах мачехи и брата, зажала рот рукой и, вскочив с постели, бросилась в ванную.

Ей хотелось плакать от злости на свою наивность и доверчивость. Попадись ей сейчас Кен, она наверняка убила бы его.

Через четверть часа, когда Эбигейл вышла из ванной, Майкла в комнате уже не было, а Сьюзан, которая, по-видимому, немного пришла в себя, выбрасывала из шкафа вещи падчерицы, старательно и методично освобождая полку за полкой.

Голова Эбигейл раскалывалась от страшной боли, кровь гулко стучала в висках, колени подкашивались от слабости. Она молила Бога только об одном: чтобы все оставили ее в покое.

— Собирайся, и через час чтобы духу твоего здесь не было, — сухо сказала Сьюзан и поджала губы.

— Прекрасно, — заявила Эбигейл, гордо вскинув подбородок. Она всеми силами старалась скрыть свое подавленное настроение. — У меня нет ни малейшего желания оставаться здесь. И тем не менее я уйду не раньше, чем получу свои деньги за последние два месяца.

— Э нет, ничего ты не получишь! Твой отец возложил на меня ответственность за порядок в доме, члены нашей семьи должны соблюдать элементарные правила приличия, принятые в хорошем обществе.

— В таком случае, Сьюзан, должна тебя огорчить, но ты сама нарушаешь их, устраивая безобразные сцены.

— Как ты можешь упрекать меня, ты, обесчестившая нашу семью?! Запятнавшая наше… мое имя! — Сьюзан задыхалась от возмущения. — Я не дам тебе ни цента, заруби себе это на носу!

— Эти деньги оставил мне отец и…

— …И он поручил мне решать, выполняешь ли ты те условия, при которых имеешь право на них! — Потеряв самообладание, Сьюзан вновь перешла на крик. — Я требую, чтобы ты убралась из моего дома! Немедленно!