— Ах вот как ты истолковал мои слова? — вспылила она. — А еще просил поделиться с тобой переживаниями… — с упреком продолжила она, нервно расхаживая по комнате. — Все вы, мужчины, одинаковые… Вам бы только свалить всю вину на нас, а самим прикинуться невинными жертвами… До сегодняшнего дня я считала, что ты вовсе не такой… Что ты сильный и надежный… Что ты мне настоящий друг… Но теперь вижу, что лишь приписывала тебе все эти качества, как и Винченцо… Что ты ничем не лучше него…

— Микки, не горячись, — примирительно попросил Бернар. — Ты напрасно торопишься записать меня в список врагов. Все эти годы, что мы знакомы с тобой, я всегда желал тебе только добра, и ты это прекрасно знаешь. Возможно, я сказал сейчас не совсем то, что ты ожидала услышать от меня…

— Вернее, совсем не то, — поспешно прервала его Микела. — Потому что ты обвинил меня во всех смертных грехах, вместо того чтобы попытаться понять…

— Ну это уж чересчур, — обиженно протянул Бернар. — Я ни в чем тебя не обвинял. Я только хотел доказать тебе, что ты напрасно обвиняешь Винченцо. Что все эти твои домыслы насчет какой-то там разлучницы просто смехотворны. Она существует только в твоем разыгравшемся воображении.

Микела упрямо мотнула головой.

— Это не домыслы. Винченцо очень сильно изменился со дня нашей последней встречи. Он даже не узнал меня, когда я подошла к нему на улице. Не узнал, понимаешь? Он смотрел на меня так, будто видел впервые в жизни.

Бернар неуверенно пожал плечами.

— Ну это не трагедия… Возможно, у него просто был тяжелый день… Или он в этот момент думал о чем-то важном…

— Ты и сам не веришь во все эти предположения, — устало отмахнулась Микела. — Хотя тебе и не нужно в них верить… Тебе нужно убедить в них меня, — с печальной усмешкой добавила она.

Бернар отвернулся к окну, устремив отрешенный взгляд на звездное небо.

— Знаешь, когда я был маленьким, мне все время доставалось от одного мальчишки из соседнего дома. Он был намного сильнее меня. Каждый раз я обещал себе, что вот сегодня я обязательно дам ему отпор… И каждый раз это обещание оставалось невыполненным, потому что я боялся его… Боялся до тех пор, пока однажды мой дед не сказал мне: «Если все время бояться упасть, то никогда не получится взлететь»… С тех пор я никогда не позволяю своим страхам взять надо мной верх… Я просто не думаю о падении перед очередным взлетом…

Микела окинула его пристальным взглядом.

— Зачем ты мне рассказал об этом? — тихо спросила она.

— Чтобы ты перестала бояться предательства, — не отрывая взгляда от вечернего неба, ответил Бернар. — Только тогда история с Франсуа не повторится.

— Так ты думаешь, что я боюсь…

— Я не думаю, я в этом уверен, — оборвал он ее. — Я уверен в том, что ты все еще боишься повторения того кошмара и поэтому ищешь причину для расставания с Винченцо… Пока он не нашел ее первым…

Микела отрицательно качнула головой.

— Это неправда. Это было бы глупо: ждать от Франсуа и Винченцо одних и тех же поступков…

— И, тем не менее, ты ждешь их, — многозначительным тоном подвел итог Бернар и, перекинув через руку шелковое платье, направился было к двери.

Но вдруг остановился посреди комнаты и, вновь повернувшись к окну, выразительным жестом протянул ладонь к небу.

— Согласись, оно стоит того, чтобы научиться летать… Даже если Винченцо этот полет не оценит.

С этими словами он вышел из комнаты, а Микела, проводив его задумчивым взглядом, подошла к окну и, закрыв его створки, еще раз глянула на уличное кафе.

— Какой смысл учиться летать, если он об этом не узнает? — шепотом спросила она то ли у кого-то из тех, кто сидел за столиками, то ли у себя самой и, погасив свет, вышла в коридор.

Спустившись по узкой скрипучей лестнице бывшей лютневой мастерской, переделанной в небольшое офисное здание с интерьерами в минималистском стиле, Микела оказалась в полутемном переулке, окруженном со всех сторон невысокими старинными домами с деревянными ставнями. Поразмышляв немного над тем, куда направиться дальше, она наконец уверенно зашагала прямо к отелю «Мадлен», который за годы, проведенные в этом городе в командировках, успел стать для нее родным домом. Особенно одна из его готических башен, где располагалась ее комната. Микела могла сутки напролет не выходить оттуда, наслаждаясь атмосферой интригующей таинственности, которой, казалось, были пропитаны даже стены этого древнего здания. Однажды она призналась Бернару, что глядя по вечерам на тени стрельчатых окон, падающие на мозаичный пол, она представляет себя сказочной принцессой, заточенной злым волшебником в неприступную крепость. Крепость, из которой ее сможет освободить только влюбленный в нее принц.

— А ты, оказывается, еще совсем ребенок, — рассмеялся тогда Бернар и спустя несколько секунд уже серьезно сказал: — Если бы ты хоть раз разрешила себе быть с Франсуа вот такой же искренней и трогательной, какой ты разрешаешь себе быть со мной, он никогда бы не оставил тебя. Он был бы счастлив провести рядом с тобой всю свою жизнь.

— Если бы, — невесело усмехнувшись, пробормотала Микела, неторопливо шагая по вымощенной булыжником мостовой.

Как же я могла позволить себе быть трогательной, если Франсуа терпеть не мог это качество в ком бы то ни было, мысленно продолжила она. Если он считал это проявлением слабости… А слабые люди, как он сам говорил, для него просто не существовали… Как же я могла позволить себе не существовать для него? Ведь я готова была на все, лишь бы он был рядом… Особенно когда он предложил мне носить его фамилию… Да, возможно, это было мало похоже на признание в любви… Но тогда его слова казались мне обещанием безграничного счастья, обещанием чего-то необыкновенного, чего-то поистине волшебного… Похожего вот на этот праздник…

Микела остановилась возле магазина сценических костюмов, на площади перед которым собралась шумная молодежная компания, празднующая свадьбу. Молодожены — стройная девушка в пепельном парике и пышном бархатном платье темно-пурпурного цвета и высокий парень в фиолетовом камзоле, украсивший своим завитым париком спинку импровизированного трона, устроили конкурс среди своих подданных на звание лучшего скомороха, за которое состязались их друзья и подруги, нарядившиеся соответствующим образом. Каждый из них, отвесив почтительный поклон «королевской чете», вдохновенно демонстрировал свои артистические способности под дружный хохот остальных участников празднества.

Микела с улыбкой наблюдала за этим безудержным весельем, вспомнив вдруг, как несколько лет назад вот на таком же празднике познакомилась с Винченцо, казалось, навсегда заставившим ее позабыть о предательстве Франсуа…

А оказалось — всего лишь на два года…

— Почему вы вдруг так помрачнели? — услышала она рядом тихий участливый голос и, обернувшись, увидела темноволосого парня, зеленоглазого, с тонкими чертами осунувшегося лица и следами легкой небритости на подбородке.

— Простите?

— Я спросил: почему вы так помрачнели.

Микела окинула его удивленным взглядом.

— А вы что, когда-нибудь видели меня другой?

Парень улыбнулся.

— Пять минут назад.

Микела внимательно оглядела площадь.

— И откуда же вы за мной подсматривали?

— Наблюдал, — поправил ее незнакомец.

— По-вашему, одно сильно отличается от другого?

— Конечно. Подсматривают обычно тайком, с целью выведать что-то компрометирующее, а наблюдают, не прячась, с целью узнать больше о… о предмете, вызвавшем интерес, — немного подумав, сформулировал он.

— Вот как? — насмешливо бросила Микела. — И чем же вас заинтересовал такой, прямо скажем, не отличающийся оригинальностью предмет, как я?

Парень с осуждением покачал головой.

— По-моему, вы себя недооцениваете…

— Правда? А вот по мнению другого мужчины, наоборот, переоцениваю, — вновь мысленно вернувшись к образу Винченцо, с усмешкой проговорила она.

— Кто этот идиот? — возмутился парень, устремив разгневанный взгляд на веселящуюся толпу. — Наверняка кто-нибудь из тех подвыпивших шутов?