— Конечно, — согласился он, нимало не смутившись.

— А зачем тогда притворялись?

— Я хотел проверить, насколько сильно вы хотите изменить свою унылую жизнь. Вы вызвали у меня любопытство. Так одиноки, так невинны, так несчастны, что я заподозрил, что вы только прикидываетесь бедной овечкой.

— Очень жестоко с вашей стороны так думать!

— Мужчины вообще довольно-таки жестоки, моя дорогая, особенно когда это касается тех, кто привлекает их внимание. Я мог бы попросить какую-нибудь искательницу приключений выдать себя за подопечную моей бабушки, но только девушка искренняя и добрая могла так противиться этой идее. Авантюристка бы подпрыгнула от радости при этой возможности. Она бы уверенно играла свою роль. Вы же перепугались и согласились на мое предложение, только рассорившись с мадам Нойс.

— Ведь вы знали, как я боялась, и ничего не рассказали о своем настоящем плане.

В ее глазах появилось замешательство: Он играет с ней, как огромный кот с маленькой мышкой. Ей захотелось сорвать с пальца его кольцо. Но когда Рауль смотрел на нее выразительными темными глазами, в которых была требовательность, даже когда они соблазняли, она чувствовала себя совершенно беспомощной.

— Я хотел вам дать время привыкнуть ко мне. Каждый раз, когда я говорил о Джойосе, она вставала между нами, она была третьей в нашей жизни. Но как только я намекал, что это с вами я хочу сыграть роль влюбленного, вы ударялись в панику. Бояться и сопротивляться — это не то же, что паниковать. Я до последней минуты, до самого отъезда из Беникеша опасался, что вы струсите. И когда этого не произошло, я понял, что могу быть с вами откровенным.

— И вы были абсолютно уверены, что я соглашусь на ваш второй план, дон Рауль?

— Да, я знал, что вы согласитесь, ведь это облегчило вашу душу. Когда я сказал — будьте самой собой, будьте Жанной Смит, вы почувствовали, что я вытащил вас из зыбучих песков, правда?

— Да вы просто дьявол, — задохнулась она от возмущения. — Неудивительно, что Джойоса сбежала от вас. О! Как бы мне хотелось вам отомстить!

— Ну, вы же женщина, значит, найдете способ это сделать. — Он довольно рассмеялся. — В корзине с провизией есть термос с кофе, а мне уже хочется пить. Налейте мне чашечку, дорогая.

— Как скажете, хозяин. — Жанна привстала, дотянулась до корзины, достала термос и пару чашек и снова уселась на свое место. Щеки ее запылали, когда она поймала его взгляд, направленный на короткое шифоновое платье, задравшееся при резком движении. Она вновь остро почувствовала близость мужчины, и ее тело, казалось, пронзали тысячи стрел. Взгляд его жег как огонь.

Жанна наполнила его чашку кофе. Рауль опустошил ее, держа руль одной рукой.

— М-м-м, великолепно, — пробормотал он.

У Жанны стучало в висках. Что бы она почувствовала, если бы он прошептал такие слова ей на ухо? «Великолепно, дорогая…»

Она зябко поежилась, отчасти от нервного напряжения, отчасти от мысли о будущих соблазнах. Все эти переживания были совершенно новыми для Жанны Смит, маленькой тихой машинистки, девочки на побегушках, которая никогда не знала тепла и уюта, которую никто никогда не любил.

— Отличный кофе, — сказала она, чтобы хоть как-то заполнить неловкую паузу.

— У нас в Эль-Амаре много кустов кофе. Они растут рядом с мандаринами, от которых исходит потрясающий аромат. Мандариновые рощи тянутся на много миль, а кофейная плантация — одна из самых больших в Марокко. Разве не странно, что пустыня дает такое обилие фруктов и зерен?

— Как и большинство европейцев, я считала пустыню мертвым безводным местом.

— На самом деле под песками бежит вода, она сама пробивается на поверхность и образует оазис. Наши предки начали выращивать там финиковые пальмы и фруктовые деревья более ста лет назад. Это началось еще во времена моего прадеда, и принцесса надеется, что мой сын продолжит это дело.

— У вас есть сын? — Жанна постаралась задать интимный вопрос небрежно.

Рауль засмеялся:

— Вы точно считаете меня шейхом, который развлекается с девушками где попало и как попало. Нет, у меня нет сыновей, дорогая. Но надеюсь, что будут.

Сыновья Рэчел? У нее уже есть два маленьких сына, очаровательных, как их мать, судьба которой заботит его больше всего на свете.

— Вы любите мандарины? — неожиданно спросил он.

— О да, они напоминают мне о Рождестве. Нам в приюте всегда давали по одному, завернутому в серебряную бумажку.

— У меня дома вы увидите их великое множество. Золотисто-красные, сочные, они свисают с деревьев, наполняя воздух дивным ароматом. Из их цветов делают цукаты и цитрусовый мед… мы не всегда ждем урожая, чтобы наслаждаться ими.

Рауль ласково посмотрел на нее, совсем не так, как обычно.

— Наверное, я буду чувствовать себя как ребенок, заблудившийся в кондитерской.

— Вы абсолютно неиспорченны, Жанна. Очень молоды, вам еще многое предстоит познать, но многое и отдать. Ваш возлюбленный будет счастливейшим человеком.

— Я не… я не ищу возлюбленного, сеньор.

— Говоря о возлюбленном, я имею в виду человека, который станет вашим мужем. — В его голосе опять появились опасные нотки. — А что, в вашей стране муж и возлюбленный не одно и то же?

— У этого слова много значений, — смутилась Жанна.

— Это больше чем муж? — Теперь он откровенно издевался над бедной англичанкой.

— В большинстве случаев — да.

— Наши девушки видят в мужчине прежде всего возлюбленного, а уже потом — защитника, отца, спутника. Вам нечего возразить, Жанна? Вас смущают мои вопросы и замечания? Или вас вообще смущает мысль о том, что вы будете любимы мужчиной?

— Я… я вообще не привыкла обсуждать подобное с мужчиной.

— А мадам Нойс ничего об этом не говорила? Ведь романы — это по ее части.

— Наши представления о любви не совпадали.

— А как вы ее себе представляете, Жанна? Или вы не хотите открывать заветные мысли мужчине?

— Они очень просты. — Щеки у нее горели, глаза были опущены. — Это, по-моему, прекрасно — быть центром чьей-то жизни, делить все поровну, становиться все ближе друг к другу. Если мы вместе, печаль и холод не страшны. Мне кажется, что любовь должна быть именно такой.

— Вы забыли упомянуть о наслаждении, дорогая. Страсть и восхищение — тоже часть настоящей любви.

— Я сочла это само собой разумеющимся, — тихо сказала она.

— Вот как раз это и нельзя считать само собой разумеющимся, но вы так невинны, что мало знаете о подобных вещах.

— У меня нет вашего опыта, сеньор.

— Вы говорите так, будто я по меньшей мере Дон Жуан. Интересно, почему?

— Но и не мальчик-певчий. С вашим-то лицом!

— А что не так с моим лицом?

— Все так, сеньор. Но это только полбеды.

— Хотите сказать, я выгляжу порочно и веду себя соответственно?

— Думаю, что вы расставляли силки не для одной птички.

— Это в природе мужчин, девочка. А в природе женщин — предпочитать злодеев добропорядочным гражданам.

— Знаю, — улыбнулась Жанна. — Я не столь уж далека от жизни, хотя вы постоянно смеетесь над моей наивностью. Мне уже за двадцать.

— Вы моложе меня на двенадцать лет, а в некоторых вопросах вообще ребенок. И ваша наивность — часть вашего очарования… Все — впереди большая рытвина, я не стану смотреть в вашу сторону, можете спокойно краснеть.

Машина нырнула в эту рытвину и выскочила из нее. Только этим Жанна объяснила себе то, что ее сердце чуть не выскочило из груди. Никто никогда не говорил ей, что она очаровательна, и, хотя Рауль просто дразнит наивную девчонку, ей хотелось верить, что он говорит искренне. Его восхищение окрашивало жизнь в новые яркие краски, хотя и делало ситуацию более острой и опасной.

— Если вас клонит в сон, можете подремать, — предложил Рауль. — Я буду вести машину, пока шины не начнут плавиться от жары. Тогда мы найдем место для привала и перекусим. Хотя пустыня кажется плоской равниной, кое-где попадаются скалы, дающие тень, и мы переждем там самую жару, пока солнце не умерит свой пыл.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: