Вообразив эту доброту, Тина почувствовала приступ тошноты и резко отшатнулась. Мысль о том, чтобы общаться с отвратительным Хаттоном, тем более жить в его доме, показалась невыносимой. Она чувствовала неукротимое желание уберечь тетушку от этого человека и его женушки; они были парой акул, и следовало при первой же возможности предостеречь тетушку.
Она, однако, решила не пугать тетушку Мод до операции, которая несколько дней спустя прошла без малейших осложнений. Вечером в пятницу, когда тетушка немного оправилась, Тина осторожно завела разговор о Хаттонах.
– Будьте с ними осторожнее, тетушка Мод, – попросила она, нервно сжимая руки. – По-моему, их интересуют только деньги, которые вы получите за дом, если согласитесь его продать.
Повисла напряженная тишина. Мисс Мод и ее молодая племянница, такие разные с виду, сидели молча. Потом скрюченные старушечьи руки натянули пушистый халат на костлявые плечи. Темные глаза сузились и стали непроницаемыми как камень.
– Хорошо же ты отзываешься о моей сестре и зяте! – Голос Мод Мэнсон был таким же злым и холодным, как и ее взгляд. – Наверняка рассчитывала, что я умру, а ты захапаешь мои деньги? Не вышло, несмотря на все твои старания отправить меня на тот свет, я все еще жива и способна постоять за себя.
От этих хорошо продуманных ужасных упреков румянец на щеках Тины погас. Она словно окаменела. Если бы тетя вдруг отвесила ей пощечину, она и тогда бы не испытывала такой боли.
– Не пытайся лить крокодиловы слезы, – отрывисто бросила Мод Мэнсон. – Я написала Саре в тот день, когда легла в больницу. В случае моей смерти она имела бы больше прав на мое имущество, чем ты. Ты пытаешься прикинуться заботливой простушкой, но Сара считает, что все это лицемерие. Сестра мне поведала, как ты взбеленилась только потому, что она захотела осмотреть дом и вспомнить старые времена.
– Она хотела определить его стоимость, а не оживить воспоминания! – Тину все еще трясло от услышанного, когда она отодвинула кресло и поднялась на ноги. – Вы собираетесь продать дом и уехать в Бирмингем, тетушка Мод? – напрямик спросила она.
– Есть возражения? – Глаза Мод Мэнсон оставались злыми и колючими. – Что плохого в том, что я останусь с близкими мне людьми, когда ты подцепишь какого-нибудь болвана и сбежишь с ним? Я знаю, что ты только об этом и мечтаешь, – вся в свою бойкую мамашу!
Тина в течение многих лет терпеливо сносила колкости по адресу своей матери, которую даже не помнила, но теперь, когда язвительные нападки со стороны тетки достигли предела, ее терпение лопнуло.
– Вы не испытывали ко мне ни капли любви за все годы, что я жила у вас, да, тетушка Мод? – резко спросила она. – Я всегда это знала, но в благодарность за то, что вы дали мне приют, старалась не думать об этом. Но теперь – другое дело. Все дети нуждаются в любви, но вы лишили меня ее, потому что сильнее была неприязнь к брату, женившемуся наперекор вашему желанию. А теперь, когда я выросла и стала походить на мать, вы постоянно отпускаете мне шпильки. Я не обязана с этим мириться – и не собираюсь. Как не собираюсь отправляться в Бирмингем, чтобы бесплатно батрачить на Хаттонов.
– Не представляю, куда ты еще денешься, – буркнула Мод Мэнсон. – Но после твоих слов ничего другого ждать не приходится. Я отдала тебе все, что могла. Пожертвовала лучшими годами своей жизни для ребенка какой-то проходимки...
– Я вам благодарна за то, что вы приютили меня в своем доме, тетушка Мод, – прервала ее Тина, – но... но я не могу уехать в Бирмингем. Вот если вы решите остаться в Чорли, это совсем другое дело.
– Я уезжаю в Бирмингем, – прозвучал лаконичный ответ. – Хаттоны знают человека, который хорошо заплатит за дом.
В первый момент Тина не могла поверить собственным ушам, но потом безнадежно подумала, что, если тетушка Мод нуждается в Хаттонах, тут уже больше ничего нельзя поделать. Было ясно, что старуха настроена решительно, и Тина не смогла ее убедить, что в Бирмингеме она попадет в полную зависимость от сестры и ее мужа. Сама же Тина не собиралась работать на Хаттонов и тем более жить с ними!
Как только Тина вышла за ворота больницы, стал накрапывать холодный дождь. Добежав до рынка, она нырнула в кафе и заказала чашку кофе. Тина прихлебывала душистый напиток, пытаясь привести в порядок растрепанные чувства и мысли. Имела ли она право, не говоря уже о мужестве, бросить тетушку после стольких лет? Ее взор переместился за окно, она увидела площадь и раскачивающуюся на ветру вывеску гостиницы «Под гербом Тюдоров». Пелена дождя закрыла черно-белые деревянные доски и фасад гостиницы – там, на мостовой у входа, она сказала «до свидания» Джону Трекарелу.
Тина вспомнила, что он ей говорил. Она знала, что если бы в этот момент он был здесь, то подтвердил бы, что она правильно поступила, восстав против деспотичной тетки.
– Ты свободный человек и хозяйка своей судьбы, – сказал бы он. – У тебя что, не хватает решимости воспользоваться этим шансом?
Свободна! Уехать из Чорли... В Лондон.
Тину охватило волнение. В этот момент она поняла, что сделает это, уедет в большой город вместо того, чтобы только мечтать об этом на мысу в Чорли. Удивительное дело – стоило Тине подумать об этом, как она словно ощутила крепкое рукопожатие Джона. Его руки запомнились девушке лучше всего – от ее взгляда не ускользнуло готическое золотое кольцо на безымянном пальце, которое свидетельствовало, что он был женат. Его супругу звали Джоанна. Тина узнала ее имя из справочника «Кто есть кто», хранившегося в городской библиотеке. Джоанна Элизабет, дочь полковника в отставке Хилларда Кэрриша из Бриншема, Девон.
Джоанна Кэрриш вышла замуж за Джона Трекарела, когда ей было двадцать, а ему двадцать семь. Спустя два года у них родилась дочь, Элизабет. А еще через год Джоанна погибла во время парусной прогулки с друзьями неподалеку от побережья Санта-Моники.
Это произошло восемь лет назад, и, вспомнив глубокие морщины вокруг рта Джона, Тина пришла к выводу, что он любил свою жену и тосковал по ней. Она, конечно, была великолепна, и теперь он уже не сможет никого полюбить, ведь у него была полная жизни и энергии Джоанна. Она была верной подругой, эта красавица. Наверное, она звала его Джонни... и, переполненный болью от сознания ужасной потери, он сказал Тине: «Не упусти свой шанс. Молодость коротка, и терять время нельзя».
Тина уехала в Лондон через неделю, вооруженная блестящими рекомендациями начальства в Чорли и адресом, который ей дала одна сотрудница. Ее кузина работала в Лондоне и жила в общежитии для работающих девушек. Тина надеялась снять там комнату.
У вокзала Тина села в автобус и через полчаса уже перекладывала пожитки из чемодана в шкаф своей новой комнаты. Общежитие располагалось в высоком здании времен короля Георга неподалеку от Кенсингтон-хай-стрит. Тесса Нил, тоже приехавшая из Чорли, оказалась очень приятной дружелюбной девушкой.
На следующий день она предложила Тине осмотреть Лондон и поинтересовалась, что она думает насчет поисков работы. Тесса трудилась в машинописном бюро, где, по ее словам, всегда требовались умеющие быстро печатать девушки. Но Тина, в сумочке которой лежал чек на небольшую сумму, решила посвятить предстоящую неделю обследованию Лондона, а не садиться сразу за пишущую машинку.
– Я хотела бы немного осмотреться, прежде чем на что-то решиться, Тесса, – уклончиво ответила она. Пройдя курс обучения стенографии на вечерних курсах, Тина хотела попробовать силы в качестве секретарши. А набрав опыта в этой должности, она сможет найти работу в Канаде или Австралии. От такой возможности ее сердце учащенно забилось.
– Все равно я расскажу о тебе нашему управляющему, – улыбнулась Тесса. – Кузина очень хвалила тебя, вы чудесно сработались.
Лондону было что предложить вниманию приезжих, особенно девушек, – его сказочные магазины. Первое утро Тина провела, гуляя с широко раскрытыми глазами и разглядывая витрины магазинов на Оксфорд-стрит. Она зашла перекусить в кондитерскую, чувствуя себя ужасно неловко оттого, что сидит одна, наслаждаясь томатным супом, приготовленным на гриле мясом и сплитом [1]. Потом путешественница села в автобус, идущий до знаменитого Гайд-парка, где прогулялась вдоль Серпантина [2]и выпила чаю в открытом кафе.