— Если ты волнуешься, как бы вдруг каждый мужчина, прослушавший эту рекламу, не захотел немедленно наброситься на тебя с самыми нескромными намерениями, как я только что, можешь не бояться. Лично на меня неотразимей всего подействовали заверения в том, что надо смело идти к цели — тогда любые грёзы станут явью. А поскольку мне грезилась именно ты…

Флоренс улыбнулась.

— Честно говоря, я тоже думала, что эта часть мне удалась. Как, по-твоему, мы сможем использовать ее в рекламе?

Ричард с усилием сосредоточился на работе, хотя каждая частица его существа взывала об ином.

— Не сомневаюсь, Нил за твою песенку так и уцепится. А если нет, я его уговорю. С ней ролик получит ровно ту нотку узнаваемости, запоминаемости, которой нам не хватает. Мелодия как раз из тех, что сами собой оседают в голове и крутятся там неотвязно. Мечта любого рекламщика, уж ты мне поверь.

Флоренс даже завизжала от восторга.

— Ура! У меня получилось! Я написала настоящую рекламную мелодию!

От восторга она бросилась Ричарду на шею. Наверное, в жесте этом не было ничего личного, ничего чувственного — но от касания ее груди у него все так и перевернулось внутри.

Однако он строго призвал себя к порядку. О чем ты думаешь, Ричард Кембелл? Разве сейчас подходящее время, чтобы строить планы, как бы залучить эту вожделенную женщину к себе в постель? Где, черт побери, твой хваленый профессионализм?

Он глубоко вздохнул, стараясь унять бешеную пульсацию крови в жилах.

— По-моему, сегодня можно больше ничего не записывать. В конце концов мелодию ты напела, слова все здесь, эффект потрясающий. А уж пусть Нил в понедельник сам печется о том, чтобы сделать окончательную аранжировку.

Флоренс кивнула. Победоносный огонь в ее глазах действовал на Ричарда почти столь же убийственно, сколь и ее дивный голос… великолепная грудь… стройные ноги.

Но нет, нельзя даже думать об этом. Для Флоренс сейчас крайне важно убедиться, что ее ценят как профессионала, а не только вожделеют как прекрасную женщину! Из-за его ложной щепетильности, нежелания смешивать личные вопросы с деловыми, бедняжка и так уже лишилась постоянного места в агентстве. Нельзя оставлять ее и без такой радости, как нынешняя!

— Давай по такому поводу вернемся в кафе и отпразднуем это событие, — торопливо предложил Ричард, чтобы не дать себе передумать. — По-моему, бутылка лучшего шампанского, какое только там окажется, будет как раз. Выпьем за блистательное начало звездной карьеры.

Флоренс несколько мгновений молча смотрела на него, и Ричард, как ни пытался, не мог ничего прочесть в ее взгляде. Потом по губам девушки скользнула медленная, но лукавая, безумно сексуальная улыбка.

— У меня есть предложение получше. — И она провела пальцем по его щеке.

Да понимает ли эта девчонка, что играет с огнем? Ричарду все труднее становилось играть своего в доску парня, надежного профессионала.

Флоренс нагнулась ближе к нему. Свежее дыхание щекотало ему щеку.

— Почему бы нам не отпраздновать прямо здесь?

Итак, все сказано. Если и после столь откровенного предложения он не перестанет разыгрывать из себя бесстрастного мистера Бизнес, то-то в глупом виде она себя выставит!

Время для Флоренс словно остановилось.

Но вот Ричард молча протянул руку. Сердце девушки пропустило удар, но лишь от разочарования: он тянулся не к ней, куда-то в сторону. Наверное, за ключами. Однако уже в следующую секунду Ричард нажал какую-то кнопку и огни в студии погасли. Лишь в дальнем углу помещения, за декоративной беседкой, горела одна-единственная лампа, бросая слабые отблески на тесную застекленную будку, где сидели Ричард и Флоренс.

— А как именно ты предлагаешь нам праздновать? — раздался из тени бархатный, вкрадчивый шепот молодого человека. — Умоляю, скажи, что по твоему сценарию нам предстоит стать ближе, гораздо ближе друг другу.

Его невидимые руки материализовались у нее на бедрах, медленно скользнули выше.

Вихрь чувственных ощущений, рожденных прикосновением его пальцев, захлестнул ее, позвал за собой. Бедра словно налились изнутри сладкой, но мучительной тяжестью.

— По моему сценарию нам предстоит слиться в одно неразделимое целое, как словам и мелодии, — произнесла Флоренс, поражаясь своей храбрости. — Как это — достаточно близко или еще не очень?

Одним легким движением она перебралась со своего кресла и села Ричарду на колени, повернувшись к нему лицом.

Бог ты мой, что бы сказала ее чопорная тетка? Наверное, умерла бы на месте от потрясения. Она и так всегда считала, что племянница ведет себя слишком раскованно.

Однако Ричарда поведение Флоренс отнюдь не шокировало. И не разочаровало. Скорее напротив. Со сдавленным стоном он притянул девушку к себе, вжимая ее тело в свое. Его жар опалял Флоренс, пронизывал одежду, проникал под кожу, пробуждая ответное пламя. Губы впились в ее губы жадным, требовательным поцелуем.

Она ответила ему не менее страстно. Она так долго ждала этого момента, мечтала об этом мужчине и об этой ночи. И теперь была намерена взять все, что он может дать ей, причем немедленно! Флоренс сильнее сжала ногами бедра возлюбленного, без слов давая ему понять всю силу снедающего ее желания.

Из горла Ричарда снова вырвался стон, скорее даже рык первобытной страсти.

— О, Флоренс, ты меня околдовала! Ты как наваждение, избавиться от которого я не в силах!

Она лукаво улыбнулась и расстегнула верхнюю пуговицу его рубашки.

— А ты уверен, что хочешь от меня избавиться? Сегодня вечером я собираюсь быть очень сговорчивым наваждением. Краса восточного гарема готова исполнить любое ваше желание, о, мой повелитель.

Слова ее оказали на Ричарда именно тот эффект, которого она и добивалась. Не успела Флоренс докончить фразу, а он уже сорвал с нее жакет.

— Твой повелитель желает видеть тебя… всю.

Жакет полетел на пол, а Ричард жадными руками принялся расстегивать пуговки топа, под которым, к восторгу пылкого любовника, не оказалось лифчика. Топ отправился следом за жакетом. Во мраке Ричард губами нащупал грудь Флоренс и принялся языком описывать круги вокруг затвердевших от желания сосков.

Вскрикнув, она выгнулась навстречу этой пламенной ласке. Глаза, повинуясь древнему закону любовной игры, начали закрываться, но Флоренс заставила себя держать их открытыми. От этого вечера надо получить все, что только можно, насладиться каждым мгновением, проведенным вместе с Ричардом.

Она поглядела на него. Его глаза как раз были закрыты, черные полукружья ресниц выделялись на смуглых скулах.

Словно почувствовав на себе ее взгляд, Ричард поднял веки, но ласкать Флоренс не перестал. Взор его горел жарким огнем, повелевал, приковывал к себе. И пламя, зажженное в ней этим огнем, стократ усиливало ее блаженство.

А ведь это только начало! Что же будет дальше, если и первых мгновений хватило, чтобы свести ее с ума? Флоренс на секунду зажмурилась. Но времени на абстрактные размышления не было. Решение принято. Остается только отдаться… отдаться… Ричарду.

А он все продолжал ласкать ее, пока Флоренс не показалось, что она вот-вот умрет от наслаждения. С каждой секундой в ней зарождалось желание тоже принять участие в этой утонченной любовной игре, подарить Ричарду хоть сотую долю тех умопомрачительных ощущений, что он дарил ей.

Флоренс скользнула ладонями по груди Ричарда, почувствовала, как быстро бьется под тонкой тканью рубашки его сердце. Страстный, завораживающий ритм — как гипнотическое биение индейских тамтамов.

Неловкими от волнения пальцами она принялась расстегивать пуговицы его рубашки. Сначала верхнюю, затем вторую… На третьей пальцы их встретились — Ричард успел уже расстегнуть все нижние пуговицы. Небрежное движение мускулистых плеч — и рубашка соскользнула вниз, обнажая торс, достойный профессионального атлета.

Флоренс залюбовалась своим возлюбленным. Могучая грудь с твердыми, рельефно выступающими мышцами, плоский живот — ни дать ни взять ожившая скульптура античного мастера. Сдавленно ахнув, девушка припала к этой широкой груди, наслаждаясь древним как мир контрастом мужского и женского начал: твердости и мягкости, стали и шелка.