— Неделю назад? — протянула она разочарованно.

— Да, неделю назад. Я ведь уже предупредил, это только нить, которая может никуда не вести.

Нора холодно посмотрела на него.

— Почему ты хочешь лишить меня той маленькой надежды, которая у меня осталась?

— Я не…

— Да, — печально сказала она. — Надеюсь, ты понимаешь, что я чувствую. Или нет? Не понимаешь, потому что никогда не был родителем. — Она шагнула к нему. — Дуг, почему ты ни во что не веришь? Догадываюсь, что ты пережил, когда тебя похитили у родителей. А когда ты смог вернуться к ним, оказалось, что они уже умерли…

— Пережил?! Ты думаешь, я испытал боль оттого, что меня забрали у них? Я чувствовал не боль, а радость! Я был счастлив, что меня увезли от них.

— Не понимаю…

— Да, не понимаешь. Моя дорогая мамочка регулярно била меня кожаным ремнем с медной пряжкой, а мой папа наблюдал за этим. Это возбуждало их обоих. Иногда они дрались друг с другом.

Глаза Норы расширились от ужаса. Ничто еще так не потрясало ее.

— О, Дуг! — воскликнула она.

Но он еще не закончил:

— Когда Мейбл пришла к нам жить, стало немного легче, потому что мать боялась, что няня узнает, как меня наказывают. Я слышал, она говорила об этом с отцом. Но однажды Мейбл увидела следы побоев. Она рассказала обо всем моему дяде. А тот передал ее слова родителям, и ее чуть не прогнали. Но они побоялись, что Мейбл не будет молчать. Ее звали Мейбл Браун…

— Значит, твоя фамилия не Браун…

— Нет, Браун!

— А как няня тебя увезла?

— Однажды родители куда-то уехали и, когда узнали, что не могут вовремя вернуться, дали ей знать, что пришлют за мной дядю. Мать не хотела оставлять меня на ночь с няней.

— А дядя? Он знал, как они с тобой обращаются?

— Знал, но ему было безразлично. Мейбл только ждала удобного случая. В тот день она решилась. Но, к несчастью, дядя пришел до того, как мы успели уехать. Они поспорили, подрались, и мой дядя… был ранен.

— Серьезно ранен?

Дуг пожал плечами.

— Я читал в газете, что с тех пор он прикован к креслу на колесах, у него что-то случилось с позвоночником, когда он упал. Но в то время я ничего не знал. И не интересовался. Дядя не проявлял ко мне никакой любви. Любила меня только няня. В мои четыре года она одна хорошо обращалась со мной. Поэтому, когда она сказала, что заберет меня с собой, я согласился. Я мало помню это путешествие. Мы ехали в автобусе ночью, я спал большую часть пути. Она сказала, что мы направляемся в Оклахому. Ее семья приехала оттуда много лет назад. Мы жили там восемнадцать лет.

— А ты думал о своих родителях?

— Нет. Со временем я забыл о них.

— А что случилось с Мейбл?

— Она умерла. Удар случился, когда мне исполнилось двадцать два года.

— Она всегда была добра к тебе?

— Добра? Она стала для меня единственной настоящей матерью, которую я знал.

— Ты любил ее?

— Няня никогда не выходила замуж. Она работала в двух местах, чтобы платить за мое образование… И умерла рано, в сорок два года. Через некоторое время я нашел среди ее вещей старые письма.

Я давно вычеркнул из памяти все прошлое, и те побои казались мне страшным сном, который иногда приходил ко мне по ночам. Письма заставили меня все вспомнить. Как будто открылась дверь в прошлое.

— Что же ты сделал?

— Продолжал жить. Я прочитал все письма. Оказывается, она переживала из-за того, что украла меня, писала моим родителям каждый год на Рождество и на день моего рождения, чтобы они знали: я жив и здоров. — Дуг остановился. — Но никогда не отправляла этих писем. Когда мне исполнилось четырнадцать, она перестала писать. Я нашел газету с сообщением, что они погибли в авиационной катастрофе.

— О! Мне жаль…

— Не жалей их. Они были мне чужими. Единственное, что я ясно помню, это побои.

— А дядя?

— Он знал, как со мной обращаются, и его это не трогало.

— Поэтому ты и носишь это? — Нора кивнула на широкий старомодный кожаный ремень с медной пряжкой на его джинсах.

— Да, как воспоминание и предостережение. — Дуг не смотрел на нее.

— Предостережение?

— Он не столько напоминает мне о прошлом, сколько говорит о будущем… о том, каким я не должен стать.

— Каким же?

— Точной копией своих родителей.

Дуг посмотрел на адрес, написанный на клочке бумаги, а потом развернул карту. Нора не знала, почему они здесь остановились, а он молчал.

Ее беспокоил этот новый поворот событий. Тревожил ее и Дуг: он стал ей необходим. Но что он чувствует к ней? Любит ли ее?

Какая-то часть ее сознания умоляла не думать ни о чем, кроме того, как бы благополучно вернуть дочь. И напоминала об ошибке, которую она совершила, доверившись Уилли.

Но была и другая часть, та, которую пробудил в ней Дуг, и она шептала, что ее чувства — хорошие, настоящие чувства. И ей хотелось этому верить. Могла ли она влюбиться? Несмотря на мучительный опыт предыдущего брака, она верила в любовь, как ребенок верит в добро. Нора видела много хорошего в Дуге, и ее сердце было открыто для нового сильного чувства.

Приехали. Дуг отыскал место, чтобы припарковать машину.

Какой-то студент провел их к директору колледжа, в его кабинет, где высокий человек, широко улыбаясь, представился им как Гарри Старк и пожал руку Дугу.

— Роджер — тот человек, с которым вы будете говорить, — не был здесь вчера и только сегодня увидел фотографию, которую нам прислали…

Раздался стук в дверь, и Гарри Старк сказал:

— Войдите.

Появился небольшого роста лысеющий человек в очках. Директор представил его как Роджера Перкинса.

— Ну, мистер Перкинс, — сказал Дуг, протягивая ему руку, — насколько я понимаю, у вас есть кое-какая информация, интересная, для нас.

— Д-да. Я не знаю точно. — Он словно бы извинялся.

Указав ему на стул, Дуг подождал, пока он устроится, и спросил:

— Вам показали фотографию, и вы сказали, что знаете этого человека, правда?

Перкинс пригладил тонкие светлые волосы и кивнул.

— Не особенно хорошо, но… думаю, это он…

— Он? — быстро спросил Дуг.

— Д-да, человек на фото…

— Уайт? — подсказал Дуг.

— Нет, он носит другую фамилию.

— Какую?

— Я… не помню, простите. — Его руки вцепились в ручки стула.

— Ничего, мистер Перкинс. Можно звать вас по имени?

— Д-да, конечно.

— Ну, Роджер, расскажите, где вы встретили этого человека.

— Недалеко отсюда, в городе, — объяснил он. — Я работаю там в начальной школе, преподаю рисование три раза в неделю, поэтому и не видел фотографии до сегодняшнего дня. Вчера я там был.

— И видели его? — спросил Дуг.

— Нет, к сожалению.

— А где живет этот человек?

— Не знаю, он не говорил. Но в городе я не встречал его до того дня, — объяснил Перкинс. — Это была среда. Он заменял другого учителя, который заболел.

— Вы можете описать его?

— Ну… — Перкинс нахмурился и уставился на свои коричневые ботинки. — Он приблизительно моего роста, должно быть, немного тяжелее меня…

— Волосы?

— Черные и коротко остриженные.

— Глаза?

— Голубые, он носит очки в темной оправе. Я помню, когда он говорил, они все время сползали с его носа и он их поправлял.

— А рубцы?

— Я не заметил никаких рубцов.

— Еще что-нибудь?

— Ничего.

— А кольцо? Носит он обручальное кольцо?

Роджер Перкинс колебался, потом покачал головой.

— Нет.

— А упоминал ли он что-нибудь о своей семье?

— Н-нет.

— О чем же вы говорили?

— Ни о чем. Я пошел выпить чашку кофе перед началом урока, а он был там… Мы поздоровались, поговорили о погоде. — Он пожал плечами.

— Он сообщил, что живет один? — настаивал Дуг.

— Нет. — Перкинс покачал головой. — Простите.

Дуг вынул фото из кармана и дал его Роджеру.

— Это он? Посмотрите еще раз.

Тот внимательно изучал снимок.