— Питер, Рон, я вам плачу не за то, чтобы вы распивали кофе с первой же симпатичной дамой, которая к вам забредет.

Молодые люди тут же испарились. Как по волшебству.

— Спасибо, что присмотрел за ней, Марк. — Теперь в голосе Винса слышалось искреннее уважение...

Уже в машине, на обратном пути, он с ехидной ухмылкой поинтересовался:

— Высматриваем, вынюхиваем?

Винс был явно раздражен. Это чувствовалось и по тому, как он вел машину — вцепившись в руль и изо всех сил давя на газ.

— А почему бы мне не расспросить людей о моей семье? Что тут такого? — не без вызова отозвалась Тори.

— О твоей семье? — фыркнул он. Прежде чем Тори успела придумать достойный ответ, Винс добавил резким тоном: — И обязательно было расспрашивать обо мне людей, которые на меня работают?

Может, и не обязательно, мысленно согласилась с ним Тори, сосредоточенно изучая свои руки. Но вслух сказала:

— А к кому мне еще было обратиться? К тебе?! Представляю, что бы ты мне ответил.

Винс смотрел прямо перед собой на дорогу.

— Но это не повод с ними брататься. Кофеек попивать... всякие шуточки-прибауточки... словно они тебе ровня. Отныне и впредь я тебе запрещаю фамильярничать с моими рабочими, Тори. Категорически.

Он как раз притормозил на перекрестке. Голые черные ветви придорожных кустов изящным графическим узором выделялись на жемчужно-сером фоне холмов. Но Тори сейчас было не до красот природы. Она едва не задохнулась от ярости.

— Лицемер и ханжа! — выпалила она.

— Это ты обо мне?

— Марк все говорил, какой ты классный парень. Что ты не ставишь себя выше их... А ты, оказывается, просто хорошо маскировался, — съязвила Тори, хотя, честно сказать, она сама в это не верила. Какое-то шестое чувство подсказывало ей, что Винсент Ллойд никогда не будет ни под кого маскироваться. Он всегда останется самим собой. — Мне что, нельзя даже с ними поговорить?

— Я не хочу, чтобы ты их испортила. — Винс сопроводил это заявление ослепительной улыбкой.

Нарвалась! Впрочем, чему удивляться? Ничего другого она от него и не ждала. Даже если он все-таки признает в ней пропавшую без вести родственницу, он все равно будет ее поддевать при малейшей возможности. Из-за своей неприязни к Джилл. И лично к ней, Тори. Ведь он считает ее жадной до денег девицей. Пора налаживать отношения.

— А я и не знала, что Роджер был инвалидом, — проговорила она, испытующе глядя на Винса.

— Не знала? Разве об этом нигде не писали? — с нажимом спросил он.

Тори внутренне напряглась, стараясь не поддаваться на провокации.

— Нет.

— Он давно уже не вставал с инвалидной коляски, — резко проговорил Винс.

Тори сделала глубокий вдох и попробовала еще раз:

— Как давно?

— Лет девять-десять.

— Десять лет! — потрясенно воскликнула девушка и, помолчав, все же решилась спросить: — Джилл знала?

Лицо ее спутника посуровело.

— Сомневаюсь, что женщина, которая, как ты утверждаешь, была твоей матерью, знала об этом. Но даже если и знала, ей было плевать.

Он произнес это с такой искренней болью, что Тори невольно поежилась и нервно заерзала на сиденье. Только теперь она начала понимать, насколько близки были Винс и Роджер и как сильно смерть дяди его расстроила.

— Что же с ним случилось? — набравшись смелости, спросила Тори.

— А тебе действительно не все равно?

Винс так крепко вцепился в руль, что у него побелели костяшки пальцев. Тори притихла. Но тут же сказала себе: если ты хочешь, чтобы он принял тебя как одну из Ллойдов, то и веди себя соответственно.

— Он был моим дедом, — выдавила она. — Мне интересно...

— Всего лишь интересно! — с горечью воскликнул Винс. — И поэтому ты здесь сидишь и расспрашиваешь о человеке, которого в жизни не видела. Ты и понятия не имеешь, сколько он выстрадал, какую боль пережил! Ты просто не в силах понять!

Тори вздрогнула от столь яростного натиска. Ей хотелось ответить ему, что она очень хорошо понимает, что такое страдание и боль. Но не решилась, побоявшись увлечься и в запале открыть ему о себе слишком многое.

— У него был удар. И давай не будем к этому возвращаться.

Больше они не обмолвились ни словом. Всю дорогу до дома они молчали, но между ними чувствовалось напряжение, готовое в любой момент прорваться вспышкой раздражения.

Следующие два дня Тори изучала окрестности Уотер-холла. Облазила склон холма к югу от дома, прошлась по морскому побережью, куда летом съезжались толпы туристов. Но больше всего девушке понравилось бродить по широким лугам и тихим рощам, примыкающим к вересковой пустоши. Джилл столько рассказывала ей о мирных прогулках, когда отдыхаешь душой. И вот теперь Тори представился случай самой пережить это удивительное чувство единения с природой.

Однако она приехала сюда вовсе не для того, чтобы наслаждаться местными красотами и прогулками на свежем воздухе. Пусть даже они помогали ей отвлечься от мыслей о человеке, который был ей более чем неприятен, но один взгляд которого мог заставить ее сердце биться чаще.

Как это случилось сегодня утром, когда Винс застал ее в кабинете Роджера. Сначала он сам разрешил Тори посмотреть там книги.

В кабинете действительно было много книг. И еще — старинное бюро, уставленное фотографиями. Девушка так увлеклась их разглядыванием, что не услышала, как в кабинет кто-то вошел.

— Какого черта ты здесь забыла? Как я понимаю, книги — только предлог. — Резкий голос Винса как будто вспорол тишину.

Тори вздрогнула от неожиданности и, повернувшись в вертящемся кресле, смахнула что-то с бюро.

— Я... я увидела фотографию, — выдавила она растерянно. — Мне показалось, что это Джилл, а потом просто увлеклась. Здесь столько всего интересного...

Судя по выражению его лица, он ей не поверил.

— Ты ищешь что-то конкретное?

У Тори пересохло в горле. Отчего это? От сознания вины — ведь она действительно не просто рассматривала фотографии — или на нее так подействовало появление Винса? Он как будто излучал силу, которая одновременно притягивала Тори и отталкивала ее. Он весь был такой яркий, такой живой... И при этом — такой жестокий.

— Да нет, ничего...

— А это еще что такое? — Винс указал пальцем на нарцисс в керамическом горшке, который Тори поставила на низенький книжный шкаф у двери.

— Эта комната выглядит ужасно холодной, мрачной... Я попыталась немножко ее оживить, — твердым голосом проговорила Тори.

Если судить по взгляду, которым Винс обвел кабинет, и по легкой гримасе, исказившей его лицо, он был полностью с ней согласен. Но никогда бы в этом не признался, подумала Тори. Никогда.

— А мамины вещи... Они где теперь? — спросила она.

Винс приподнял бровь, изображая крайнюю степень изумления ее откровенной наглостью. Потом шагнул к бюро, поднял с ковра золоченый кинжальчик для вскрытия конвертов и положил его на место.

— А они должны где-то быть?

Тори невольно задержала дыхание. Его запах кружил ей голову. Как бы ей ни было противно это признать, ее влекло к нему неудержимо.

— Винс, ради Бога!

Она не позволит ему изводить ее подозрениями. Как бы он ни старался, она не даст себя запугать. Она приехала сюда за письмами, за теми самыми письмами, о которых ей рассказала Джилл в один из моментов слабости, когда ее тянуло на откровенность... И пока она их не найдет — если они, вообще, сохранились, — не уедет. Винсент Ллойд может катиться ко всем чертям!

— И что это за вещи? — спросил он со скучающим видом.

Тори поняла, что ей надо соображать побыстрее.

— Разные... книги. Старые игрушки. Какие-нибудь дневники... Ну, знаешь, всякие штучки девчоночьи...

Часы пробили четверть. Тори так и подпрыгнула от неожиданности. Создавалось впечатление, что даже неодушевленные предметы были в заговоре с новым хозяином Уотер-холла. Нервы у нее, как говорится, ни к черту. Но главное, не показывать Винсу, как она напряжена.