— Не вижу причин для такой таинственности, — упорствовала Лайза. — По-моему, несправедливо, что я уже почти месяц позирую, но никак не могу увидеть того, что ты делаешь.

— Увидишь, когда будет готово.

— Может, я до этого дня не доживу. — Лайза бросила взгляд на свой единственный наряд — трусики и преувеличенно поежилась. — Холодно здесь. Не пора ли сделать перерыв и выпить горячего чаю? Или ты морозишь меня нарочно, собираясь сделать сирену с гусиной кожей?

Харрис расхохотался. Но когда его взгляд скользнул по телу Лайзы, сначала профессионально, а потом с нескрываемым чисто мужским восхищением, задержавшись на тонкой талии, лаская грудь, реакция девушки была убийственной, хотя пора бы привыкнуть — столько времени прошло. Под этим взглядом соски ее напряглись уже не от холода.

Лайза довольно быстро освоилась с ролью натурщицы. Оправившись от смущения, испытанного в первый раз, когда Харрис делал этюды, она расслабилась до такой степени, что стала получать удовольствие от сеансов. Правда, было одно «но»… Когда Джек смотрел на нее так, как сейчас, лаская глазами ее тело, то у Лайзы начинала кружиться голова, жаром обдавало щеки, а ноги становились ватными.

Беда была в том, что Джек только смотрел. С того первого дня, когда он стал рисовать Лайзу, обнаженную до пояса, он стал обращаться с ней — как бы поточнее выразиться? — очень осмотрительно. Харрис никак этого не афишировал, но Лайза знала, что с этой минуты она стала запретной, недоступной для него. Так что теперь Джек ее не трогал, а только любовался, что было само по себе неплохо, если бы не тот факт, что смотрел он на нее как на предполагаемую любовницу.

— По-моему, ты больше говоришь, чем мерзнешь, — заметил Джек, — и вообще мне кажется, что тебе безумно нравится роль натурщицы — или что тебе доставляет колоссальное удовольствие дразнить и мучить меня каждый раз, как представляется случай. Что, разве нет?

— Ничего подобного! — Однако это было правдой, и в глубине души Лайза знала это. Более того, она дразнила его намеренно, наслаждаясь тем, что иногда — очень редко — ей удавалось изменить выражение янтарных глаз. Профессионал исчезал, и его место занимал мужчина, чей взгляд пылал желанием.

Но чаще девушка сама не понимала толком, кто кого соблазняет. Бывали минуты, когда Лайза была уверена — совершенно уверена! — что Джек Харрис ведет ее по какому-то замкнутому кругу, создавая у нее ложное ощущение свободы, а на самом деле готовя ловушку, которая в один прекрасный день захлопнется без предупреждения.

— Как это, интересно, я могу дразнить и мучить тебя? — спросила Лайза невинным тоном, хотя тон этот был совершенно неуместен.

Она прекрасно чувствовала, что намеренно соблазняет Джека, но вот зачем, это ей и самой было не очень понятно. Лайзу неодолимо влекло к этому самоуверенному наглецу, но ее женское самолюбие было уязвлено легкостью, с которой он игнорировал ее уловки.

— Мне кажется, на моем месте мог бы запросто сидеть баран, и никакой разницы бы не было, — продолжала Лайза. — Скажи, разве нет? Когда ты работаешь, соблазны для тебя не существуют?

— Да ладно тебе… Не заводись, — проворчал Харрис, даже не потрудившись взглянуть на девушку. Он был полностью сосредоточен на работе, и у Лайзы появилось ощущение, что он участвует в беседе лишь наполовину.

— А что, разве я не права? — возмутилась она. — И у тебя хватает нахальства одергивать меня, когда ты сам изо всех сил стараешься окружить тайной… ну, то, что ты там делаешь. Ты что, считаешь, что я оскверню твое произведение своим взглядом?

Лайза оглядела огромную мастерскую, где под чехлами из мешковины были спрятаны многочисленные незаконченные работы, и сооруженное им некое подобие экрана, чтобы она не могла увидеть скульптуру, для которой позировала.

Господи, как все глупо, подумала девушка. Кое-что она, правда, все же подсмотрела — во время ее первого визита сюда, но теперь Харрис окружил все такой секретностью, что это просто раздражало Лайзу.

Вот теперь ей наконец-то удалось привлечь его внимание! Лайза увидела, как сердито засверкали глаза скульптора.

— Я же говорил тебе с самого начала, что суеверен: не хочу, чтобы видели, над чем я работаю, — зарычал он. — Ты это прекрасно понимаешь, так что нечего дурочку изображать! В тебе взыграло неизбывное женское любопытство, а ты этого никак не можешь пережить, правда? Запретный плод, милая, а на этот счет имеются многократные предостережения в истории, сладок. Впрочем, нечего ждать, что ты внемлешь моим словам. Наберись терпения и жди. Договорились?

Улыбка преобразила лицо Харриса, несмотря на сердитые нотки, звучавшие в его отповеди.

— Ой, ты несешь полнейшую ахинею! — бросила Лайза. — Меня удивляет, что ты признаешься в каких-то суевериях. Это ты-то, взрослый человек. Все твои отговорки — чепуха.

— Может, и чепуха, зато мне от этого легче, — не задумываясь отозвался Харрис. — Просто прими все это как должное, и хватит препираться.

— Нет, потому что мне обидно, вот так, — продолжала упорствовать девушка, сознавая что ведет себя неразумно и, вопреки рассудку, становится все более раздражительной.

— Ты что, не с той ноги сегодня встала? — поинтересовался Харрис, в этот раз не поднимая головы, чтобы Лайза не увидела веселого блеска его глаз. — Или, может быть, постель была не та?

— Прошу прощения? — переспросила Лайза не в силах поверить услышанному. Джек Харрис, несокрушимый и твердый, допрашивает ее… и о чем? — По-моему, ты малость обнаглел, — произнесла девушка, понимая, что действительно он заходит уж слишком далеко. — Начать с того, что это абсолютно не твое дело, и потом я хочу знать, почему ты вообще задаешь мне такие вопросы?

— Напротив, вопрос вполне закономерен, — пожал он плечами. — Ты капризничаешь с тех пор, как только вошла сюда, а я тебе никакого повода к этому не давал.

Повод-то был, но вот Лайза не желала ему в этом признаваться.

— На случай, если сама этого не замечаешь, я скажу. Ты, милая, как-то не очень вписываешься в образ соблазнительницы, который, как тебе кажется, должен быть неотъемлемой частью натурщицы. Ты либо раздражительна, либо строишь глазки. Одно с другим не вяжется. И кроме того, здорово отвлекает от дела, и мне уже начинает надоедать.

— Ты… ты… — Лайза потеряла дар речи. Ее губы шевелились, но слова застревали в горле. В душе девушки росли злость, разочарование и чувство вины. Он угадал: да, она играла роль соблазнительницы. Но Лайза не могла признаться в этом, и ни за что не признается!

За эти пять… нет, уже шесть, считая сегодняшний, сеансов Лайза почти убедилась — она и Джек Харрис могли бы стать друзьями. Они говорили об интересующих друг друга вещах, нашли кое-что общее, правда, некоторые темы лучше было бы обходить стороной, но в целом общение казалось приятным.

Не считая, разумеется, его взгляда художника — Джек мог часами смотреть на Лайзу и одновременно не смотреть, видеть в ней лишь натурщицу, а не женщину и… Ну, и вообще.

Сначала Лайза радовалась такому отношению, особенно когда дебютировала в роли полуобнаженной модели. Но как только смущение было преодолено…

Черт бы его побрал, подумала она, знает ведь в чем дело. Знает и играет на этом! Совершенно плюет на ее самолюбие и вместе с любопытством нарочно использует его против нее.

— Понятия не имею, о чем это ты, — упрямо произнесла Лайза, не смея даже встретиться взглядом с Харрисом.

— Не глупи, дорогая. Ты же с самого начала задалась целью соблазнить меня, — заявил Джек, кладя резец. Он встал и потянулся так, что под тенниской обрисовалась его мускулистая грудь.

Джек задержался, чтобы накинуть чехол на работу, небрежно стряхнул стружки с джинсов, плотно облегающих его ноги, а затем вышел из-за экрана и остановился, сложив руки на груди. Его фигура была просто воплощением доминирующей, почти угрожающей мужественной силы.

— А разве нет? Да ты это и сама прекрасно знаешь, — заявил Джек с сияющей улыбкой, прямо глядя ей в глаза. При этом он сгибал и разгибал пальцы, словно пытался удержаться и не схватить Лайзу в охапку. — Более того, ты проделывала свои фокусы, зная, что я работаю, зарабатываю на хлеб, и получается, что ты пользовалась ситуацией, причем бессовестно!